— Вы сказали, что она прекрасна. Это лучше подарка. Просто напишите в ней что-нибудь хорошее.

— Я не пишу. — смутилась Саша. — Я… рисую.

— Покажите. — попросила Алиса.

Саша замялась.

— У художников всегда есть с собой блокнот с рисунками.

— У нас тут много художников, — объяснила мать Алисину осведомленность.

Саша, краснея, полезла в рюкзак. “Стыдно врать, Белоконь! Хорошо, что альбом захватила.”

— Вот. Это моя мама. Вы ее случайно не видели? — осторожно спросила она.

Алиса перелистнула несколько страниц, подняла золотистые бровки.

— Видела.

— Что?! — Саша задохнулась от неожиданности. — Где?!

— В магазине у Петра Васильича. Да, мам?

Блондинка взглянула на рисунки.

— Ну, не знаю… По-моему, не очень похожа.

— Это она, точно.

— Пожалуйста, пожалуйста, где?!

Саша подпрыгивала на месте от волнения. Неужели? Так просто!

— Зайдите к Петру Васильичу. Вот сейчас выйдете, сразу налево поверните и вверх по улице Болотной. Четыре дома пройдете, поверните в переулок Живого пламени. Только рисунков на домах не пугайтесь! Там будет фиолетовый дом с желтой дверью. Но у него…

— А номер какой?

— Номер не ищите, не найдете. Мы их сами толком не знаем — плющом заросли давно. Фиолетовый дом с желтой дверью. Товары для художников. Да вы погодите, у него там только…

Саша, не дослушав, обняла Алису и вылетела из магазина. Мать и дочь переглянулись.

— Странная девочка. Диковатая какая-то. Не из наших.

— Нормальная. Просто потерялась. — задумчиво ответила Алиса.

“ Фиолетовый дом с желтой дверью, фиолетовый… “ твердила Саша, мчась по Болотной улице. Переулок Живого пламени… Вот он! “Товары для художников!”

Она остановилась, перевела дух. Решительно толкнула дверь. Пожалуй, даже слишком решительно. Сама того не желая, она с размаху ворвалась в магазинчик. Колокольчик над дверью забился в истерике, а сидящий за прилавком старичок от неожиданности подпрыгнул.

— Ой! Здравствуйте. Извините, что напугала.

— Не извиняйтесь, — заулыбался старичок. Улыбка очень шла к его лицу, казалось, это единственно возможное для него выражение. — Хотел бы я, чтобы все покупатели вбегали ко мне с таким энтузиазмом. Сразу видно — человек стремится к искусству! — он добродушно засмеялся.

Саша осмотрелась. Магазин для художников! Попадая в такие места, она жалеет, что живопись — не ее призвание. Даже пахнет здесь вкуснее, чем в кондитерской! Сияющая сахарной белизной бумага, коробки с красками, карандаши — они чудесны сами по себе, так хочется купить все сразу… ну хотя бы в руках подержать!

А в уголке у окна тоже кое-что интересное — выставка-продажа картин. В основном местные пейзажи — площадь Безобразова, кривенькие улочки, каменные лапы холмов. А вот толстый белый кот. А вот букет пронзительно-синей гортензии. А вот… это что такое?

Сердце заколотилось, потащило вперед. Небольшой портрет. Темноволосая женщина вполоборота. Мама!

— Понравилось что-нибудь? — деликатно спросил старичок.

Саша резко обернулась.

— Вы знаете эту женщину? Кто ее рисовал?

— Портрет писал местный мастер. — был спокойный ответ. — А эту женщину… хотел бы я ее знать. Любой живописец мечтает о такой модели, но увы! Ее не существует.

— То есть как?

— Фантазия художника. — вздохнул старичок,

— Это же моя мама! Я вам сейчас покажу, сами увидите! Дрожащими руками Саша выдрала из рюкзака свой альбом, сунула под нос старичку.

— Увлекаетесь прерафаэлитами? Похвально. Недурные копии. — оценил старичок, пролистав альбом.

— Да не увлекаюсь я никем, это не копии! Это я рисовала маму. Чтобы не забыть. — через силу проговорила Саша. Ком в горле мешал. — Понимаете, она пропала… может быть вы ее… Вспомните, пожалуйста!

Старичок между тем внимательно изучал Сашино лицо и бросал цепкие взгляды то на рисунки, то на портрет в углу.

— Да, да… А знаете, я вам верю. Сходство между вами и ею очевидно. Этот ангельский овал, тяжелые брови… Нежность спорит с суровостью. Но она мечтательница, вы — жестче, хоть и юная совсем. И в то же время вы такая хрупкая, уязвимая. Вы как будто пережили драму, а ее… — он кивнул на портрет, — проза жизни так и не коснулась. Но если бы у нее была дочь… Вам повезло. Вырастете красавицей.

Саша поморщилась с досадой.

— Да не в этом дело! Что ж вы не поймете… У меня мама пропала. Я целый год ее рисовала. Понимаете? Чтобы не забыть. А сегодня я получила записку, что она здесь, в вашем городе. Я помчалась сюда, захожу к вам и вот! — она взмахнула рукой в сторону портрета, обрушив на пол жестяную банку с кисточками, — Может быть этот художник писал с натуры? Мне бы с ним поговорить! Пожалуйста.

Старичок поднял с пола банку, вернул кисточки на место.

Этот портрет — печальная история. — вздохнул он.

— Расскажите! — взмолилась Саша.

Старичок, казалось, только того и ждал.

— Вы про наши заборы слышали уже? Очень хорошо! Так вот. Лет двадцать назад приехал к нам на этюды художник. Совсем молодой был парень, но очень талантливый. Разумеется, его предупредили насчет заборов. Хозяйка, у которой он снимал комнату, после говорила, что он все ее выспрашивал про заборы, про запретную зону. Очень ему интересно было, что там. И вот недели не прошло, как он пропал. Мы думали — не вернется. Никто не знает, где он там плутал, что видел… Возможно, дошел до Черной горы. Может растения там ядовитые, или грибы… Он вернулся. Но рассудок его пострадал. — Старичок помолчал, задумчиво глядя на портрет.

— Он что-то бессвязно бормотал, рассказывал про чудесную девушку, будто бы встреченную им в каком-то сказочном городе. И постоянно рисовал вот это лицо. На стенах, на земле. Повсюду. Встретил он эту девушку, или нафантазировал ее себе — кто знает. В Самородье такую не видели. Очень грустно. Большой талант погиб.

Старичок снова замолчал. Вздохнул.

— Он так и не уехал из Самородья, прожил здесь эти двадцать лет. Родственников у него нет, старушка, у которой он жил, давно умерла. Но какая-то добрая душа о нем заботится. Я тоже стараюсь помогать ему по мере сил, снабжаю красками и холстом. Он пишет эту красавицу, а я продаю портрет у себя в магазине. Это ведь уже не первая копия, он их написал очень много. Ее покупают охотно. Многим она напоминает работы Россетти. Рисунки на домах видели? Его работа. Уже после…

Он снова вздохнул.

— Так вы говорите, ваша мама пропала?

— Да. Год назад. — прошептала Саша.

”Если он рисует ее уже двадцать лет, то это не может быть мама.” — мелькнула тоскливая мысль. Свет, замаячивший на минутку в конце темного коридора, оказался тусклой лампочкой на глухой стене.

— Куда же мне теперь? — пробормотала она.

— А знаете что? А попробуйте-ка в библиотеку заглянуть! Вот сейчас выйдете от меня и… — старичок не успел закончить фразу.

Бренькнул колокольчик и в магазин деловитой походкой вошел карлик-пират собственной персоной. Он, правда, успел переодеться в живописные обноски явно с чужого плеча — драные штаны из малинового вельвета и яростно-желтый свитер в пару раз шире, чем требовалось. Бандану с черепами, по всей видимости, унесло зюйд-вестом.

Старичок озарился лицом.

— Каспар, дружок! Рад тебя видеть!

— Да это же… — не найдя слов, Саша схватила пирата за плечо.

Тот, не оборачиваясь, стряхнул ее руку и потопал прямо к прилавку.

Старичок вышел навстречу, достал что-то из кармана, игрушку что ли, вручил пирату, ласково потрепав его по косматой голове. Тот зашелся нездоровым, заливистым смехом. Саша оцепенела. Это сегодняшний ряженый, никаких сомнений! Но почему он выглядит как деревенский дурачок? Сидит на полу, бормочет невнятное, дергает за веревочку деревянного петрушку.

— Кто это? — прошептала она.

Старичок пожал плечами.