— Больше так не говори. — оборвал ее Савва, тревожно оглядываясь, — Ничего ты не понимаешь!

Саша посмотрела на него внимательно и не стала возражать.

“Может я и правда ничего не понимаю, — размышляла она, — но… вот они этого наелись. Пойдут к людям. И что будет? Что люди смогут создать… из этого?”

Она сидела, безвольно уронив руки, тупо уставившись на серый камешек возле своего ботинка.

Наконец, ей стало легче, она поднялась с земли.

— Пошли?

— Да. Только давай пройдемся, подождем пока там все закончится. А то опять начнешь в обморок падать.

Она покорно согласилась. Сил не было спорить. Дурнота отступила, ее сменило тупое оцепенение. И нечто тревожное, неприятное цепляло, как обломанный ноготь. Что же это? Ах, да! Человеческое лицо… Она уже хотела спросить Савву, не заметил ли он человека в толпе, но осеклась. Что-то подсказывало ей — чем меньше она говорит, тем для нее же лучше.

***

Бэлла подмела на кухне пол, перемыла и убрала посуду. Не выпуская из рук сырого полотенца, тяжело опустилась на табурет, взглянула на часы. Пора было приниматься за готовку — кто-нибудь из драгоценных обязательно зайдет на обед, а у нее нет ничего. Но она все сидела, устало сгорбившись и мрачно глядя на корзину с овощами.

Как она устала! Никто не догадывается, как ненавистны ей эти лук и капуста, и тяжелые кастрюли, и ларь с мукой, и печка, и метла! Переехав в Кларин дом, она увязла в трясине бессмысленных дел, однообразных, не приносящих радости.

С ней случилось страшное — она начала забывать, кто она такая, кем была раньше, зачем живет на свете. Но что поделаешь — она нужна Кларе… Пропадет она без нее — Кассандра так и сказала.

— Расселась… Забыла совсем!

Бэлла с усилием поднялась, достала из кармана передника холщовый мешочек, быстро сложила туда несколько пирожков, пару печеных картофелин и кусок сыра. Сунула маленькую баночку варенья.

— Что еще? Яблоки? Сливы? В саду наберет. — пробормотала она.

Тяжело ступая, хромая сильнее обычного, она вышла в сад. Придется сделать крюк, чтобы обойти грядки с травами. Она много лет выращивала их с любовью и заботой, и они платили ей благодарностью. А теперь ей стыдно подходить к ним, они заброшены, зарастают снытью и смотрят на нее с укором.

— Скучаете без меня? — шептала она, — Ничего, ничего, закончится это… Потерпите, мои хорошие. Я тоже жду, не дождусь…

Лучше не подходить к ним совсем. Как потом уйти? А она нужна Кларе… Теперь еще за девицей этой присматривать, чтобы не влезла куда не надо. Вчера вон, чуть в тайный сад не забралась…

Бэлла вошла в темную, укромную часть сада.

Сквозь ветви деревьев замаячила серая стена. А на ней…

— Это что еще такое? — она ускорила шаг, насколько позволяла ее больная нога. Приблизившись к стене, она тихо ахнула и уронила сверток — на сером камне углем и охрой было нарисовано лицо. Женщина вполоборота. Вьющиеся темные волосы. Очень похожа на Сашу.

Бэлла тревожно обернулась — не увидел бы кто! Убрать скорей!

— Кого ж он рисует-то теперь? — растерянно спросила Бэлла у портрета, — Тебя или ее?

Она притащила ведро с водой и тряпку и стала быстро смывать рисунок пока никто его не увидел.

— Давно он не чудил… — бормотала она, энергично орудуя тряпкой, — плохо дело!

Музеон. Удивительный город, человеку не создать ничего подобного. Здесь бился Пегас с Великой Прорвой, здесь кипела земля и пузыри обращались в камень.

Мостики над небольшими речками, дороги, дома, улицы, площади, беседки — все мягкое, перетекающее, волнистое, словно вода и ветер гладили эти стены много веков.

Но до чего же запутанный город! Самый настоящий лабиринт.

Саша даже не пыталась запомнить дорогу — все равно не получится. Тем более, что Савва отлично ориентировался в сплетении переулков, а гулять здесь в одиночестве Саша не собиралась. Наконец они вынырнули на более-менее привычное ее глазу пространство — небольшая речушка, через нее переброшен изогнутый мостик.

— Перейдем через мост и мы на месте.

— Наконец-то! Но я думала, библиотека на площади Безобразова.

— Только та часть, которая выходит в Самородье.

А основное крыло — в Музеоне.

— Как это? Она сразу в двух местах?

— Просто запомни. Потом разберешься.

Можно было ожидать, что библиотека будет похожа на огромный дождевик, но внушительное здание выглядело вполне рукотворным. Саша втайне на это надеялась и теперь обрадовалась, будто домой попала.

Что-то родное чувствовалось в высоченной, тяжеленной двери с массивной бронзовой ручкой, в позеленевшем от времени хриплом колокольчике. А когда Саша вдохнула чудесный аромат старой бумаги, пыли, сухого дерева — библиотечный запах, для Саши почему-то всегда чуть отдающий шоколадом, то впечатления этого кошмарного утра почти рассеялись.

Все пространство первого этажа занимал читальный зал. Стены, до самого сводчатого потолка заняты стеллажами, высоченные окна открыты, ветер надувает лиловые шторы. Вместо привычных рядов столов с лампами, как в обычных библиотеках, здесь креслица со светильниками на спинках — изобретение Платона Леонардовича, как мимоходом заметил Савва. Ближе к стеллажам, по периметру зала — продавленные диваны, обитые потертой кожей, возле них длинные низкие столики. На столиках угрожающе кренятся стопки книг, кое-где они рассыпались и затихли беспорядочными кучами. На одном столике тоскует большая зеленая чашка с растрескавшейся от времени кофейной гущей и огрызок печенья на блюдечке.

Горы книг по углам, на подоконниках, на диванах, в самых неожиданных местах. А те, что на стеллажах — торчат как попало, вверх ногами, задом наперед, большие вперемешку с крошечными. Толстый слой пыли покрывает все это безобразие, как сахарная пудра воскресный кекс.

На стене два старинных темных портрета укоризненно смотрят на царящий вокруг хаос — остриженный в кружок седой черноглазый старик со страшным шрамом на щеке и молодая женщина в простой белой рубахе. Очень похожа на Сашину маму, только волосы темно-рыжие.

— Ну и ну… — выдохнула Саша. — Такого даже в моей комнате не бывает.

— Подумаешь, неубрано немножко… — беспечно ответил Савва. — Филибрум сам не может, ты же знаешь. Ладно уж, так и быть, помогу тебе.

— Поможешь? С чего вдруг? Это моя война.

— Клара попросила. Послезавтра здесь Декаденция встречается со своими подопечными. Поэтическими музами. — усмехнулся Савва, — Будет обучать их тонкостям ремесла.

— Ах вот как! А я — то думала… И что, неужели кто-то придет ее слушать?

— Не протолкнуться будет.

— У нее столько подопечных?

— Не в этом дело. Слух прошел, что в честь этого события гостей будут угощать инспирией… Поэтому придут все, кто сможет.

— Инспирией? — нахмурилась Саша, — и где она ее возьмет?

— Здесь, в подвалах, глубоко под землей есть тайный колодец. — объяснил Савва. Он существует с незапамятных времен. И там осталось немного. На дне. Ее берегут для особых случаев. И для Клары. Ей нельзя совсем без инспирии… — добавил он, будто оправдываясь, — А Декаденция решила заманить побольше публики, вот и упросила Клару.

— Как это гнусно!

— Совершенно согласен с вами! — послышалось из-за лиловых портьер в глубине зала. Опираясь на неизменную трость, вышел Филибрум. Наконец-то Саша смогла его как следует рассмотреть. Худой неимоверно, но спину держит прямо, как танцор, кудрявая голова белая, аж светится, а глаза черные и хитрые. Он улыбнулся Саше:

— Но если музы получат хоть глоток инспирии, то скажем Декаденции спасибо за эту невинную хитрость. Рад видеть вас здесь, ребятки! Видите, что творится — он обвел бледной рукой библиотечный разгром, — мне ни за что не справиться с этим одному… А Декаденция дама нежная, станет расстраиваться…

— Вон она! — Савва кивнул в окно и мрачно добавил, — давно ее не было…