Они уйдут. Но оставят за собой нечто такое, что будет витать среди стен Музеона еще сотни лет. И не исчезнет, даже когда эти камни рассыпятся в пыль и город муз обратится в легенду.

Иссиня-черные крылья со свистом рассекли воздух. Невермор сделал круг над площадью, опустился на край черной горловины кратера, повелительно каркнул. И стало тихо, будто город накрыли стеклянным колпаком.

Цинцинолла открыла глаза. Савва опустил флейту, сонно посмотрел вокруг.

Лица муз посветлели, они выглядят счастливыми. Очнулись драгоценные — наваждение рассеялось.

— Занавес. — тихо сказала Амалия.

Альбинаты зашевелились, видимо вспомнив о своем долге.

Цинцинолла по-прежнему улыбалась. Она тоже выглядела счастливой.

— Спасибо тебе. Я буду помнить.

— Беги… — шепнул он беспомощно, но она покачала головой, повернулась и двинулась к альбинатам.

Филибрум бросил свою палку и начал аплодировать. За ним Декаденция. К ним присоединились остальные. Цинцинолла шла к калитке Башни Защиты. Альбинаты следовали за ней, так и не осмеливаясь ее коснуться. Калитка захлопнулась за ними.

Савва стоял на том же месте, продолжая смотреть им вслед, будто не веря в случившееся. Кто-то обнял его за плечи. Карл Иваныч. Почему в его глазах сострадание?

Савва стряхнул его руку. Он хотел все объяснить, признаться, что виноват, что именно он нарушил Кодекс. Он не хочет, чтобы ему снова все сошло с рук, он не сможет жить, как раньше. Он должен все изменить, исправить, получить по заслугам, в конце концов. Он не заслуживает сострадания!

— Пойдем домой. Тебе надо отдохнуть.

Савва покорно кивнул, и пошел с Карлом Иванычем. Он ничего не смог сказать. И аплодисментов он не слышал. Он устал.

И вот она — Черная гора. Сердце Поганой Ямы, убежище пожирательницы талантов.

Гладкая, влажная, она поблескивала в темноте как лягушачье брюхо.

— Сейчас ты предстанешь пред всевидящие очи Великой Утробы. — деловито инструктировала Сашу Кассандра — Будь вежлива, почтительна и думай, прежде чем открыть рот. Величайшая не понимает дурацких шуток. Не задавай вопросов о ее внешности и не произноси при ней слово “Пегас”. Заменяй синонимами.

— Это еще почему?

— Она этого не выносит.

— Какая нежная.

— Понежней тебя.

Кассандра похлопала ладонью по скользкому боку горы. Где-то глубоко, в каменном чреве что-то заурчало, заскрежетало, камень, закрывающий вход, с грохотом откатился. Пахнуло застоявшейся вонью некры. Саша отшатнулась, прижала ладонь ко рту. И тут же почувствовала твердую руку Кассандры на своем плече.

— Постоим. Привыкни к запаху. Соберись. Не хватало, чтобы тебя начало тошнить в присутствии Величайшей. Готова? Идем.

Саша глубоко вздохнула, оглянулась напоследок и вошла в берлогу Великой Утробы.

— Кто-о-о иде-е-е-т? — оглушительно проревела темнота.

Саша отскочила назад. Она узнала рык оскурата.

— Опять не узнал, дурак? Утоплю. — спокойно ответила Кассандра.

Невидимое чудовище тяжело засопело, заворчало и затихло.

— Идем. Не бойся, не тронет. — Кассандра дернула ее за руку. Саша бочком, на цыпочках миновала страшное место.

Раздался оглушительный грохот. Каменная ловушка захлопнулась.

Пока Саша шла по темному коридору, стараясь не вслушиваться в хриплое сопение оскурата за спиной, она гадала, как может выглядеть Утроба. Она попыталась вообразить что-то предельно мерзкое, чтобы не растеряться, увидев ее настоящую. Но когда Кассандра ввела ее под низкие своды просторного зала, слабо озаренного зеленоватым светом жуков-фонарщиков, Саша забыла об Утробе.

В центре зала колыхалось, булькало и клокотало озеро некры. Вокруг него несли караул оскураты — безглазые бурые туши ростом под потолок.

Саша застыла в ужасе.

“ Я не смогу! Я не сделаю дальше ни шага!”

— Ты присутствуешь при рождении азумы. Добрый знак! — шепнула ей на ухо Кассандра.

— Повезло тебе, Агафьино отродье! — произнес кто-то невидимый хриплым, булькающим голосом.

Саша испуганно озиралась, пытаясь обнаружить говорящего, но ей это не удавалось. Кругом только влажные камни.

— …отродье… отродье… — издевалось эхо.

Вонь усилилась, хотя казалось, что некуда больше, озеро пошло пузырями размером с тыкву, и некра с судорожным вздохом выплюнула живое существо. Новорожденная тварь выкарабкалось из озера. Вся покрытая черной, склизкой жижей, она напоминала огромную пиявку.

Лоб покрылся испариной. Подкатила тошнота. Саша отвернулась, прижала руки ко рту.

— Не беспокойтесь, величайшая. — услышала она голос Кассандры, — Это у нее с непривычки.

Новорожденная азума покрутила головой, принюхиваясь, и ползком потащила свое неповоротливое тело к бурому камню в углу. Ткнулась в него головой и замерла, тяжело дыша. Видимо, она была слепа.

— Из мертвого родись живое… — проворчал камень, и Саша с отвращением различила раздутое, полупрозрачное складчатое брюхо с жабьей головой и грязными, спутанными космами.

Утроба. Круглые, мутные глаза без зрачков были прикованы к азуме. Из складок брюха высунулось тонкое щупальце, коснулось липкой черной головы. И сейчас же вспыхнули две голубоватые холодные точки — азума открыла глаза.

— Годная! — проквакал щелеобразный рот. — Унесите ее отсюда, пусть очухается! — велела она оскуратам.

Те подхватили азуму и поволокли куда-то.

Утроба повернула к Саше свои пустые гляделки.

— Явилась… — прохлюпала она, — …свое забрать хочешь. А мне что дашь?

— Я не знаю… что у меня есть такого, что нужно вам… — преодолевая тошноту, ответила Саша. — А мне нужна моя мама. И Пегас.

Желеобразное брюхо всколыхнулось, жабий рот искривился гримасой отвращения. Кассандра со злобной силой дернула Сашу за руку.

— Я же предупреждала! — прошипела она.

— Ладно, ладно… Дело прошлое… — успокоила ее Утроба и равнодушно бросила Саше:

— Про конягу забудь. Мы его к делу определили.

— Это неправда. Не может быть! Пегас никого к себе не подпускает!

— Нет в природе существа, которое не подпустит к себе Цинциноллу. — усмехнулась Кассандра. — И Пегас не исключение.

— Эта кого хошь заманит. — подтвердила Утроба.

Пегас в лапах этого страшилища, похожего на груду протухшего студня. И Цинцинолла,

— И где же… где он теперь? — не сдавалась Саша.

— Нигде. Считай, что его нет. — со сдержанной гордостью ответила Кассандра. — Конец Музеону.

Вот и все. У нее не получилось. Музеону конец. Покроются пылью книги в библиотеке, в доме Клары будет гулять ветер, сад зарастет травой, умолкнет флейта.

— Завтра утром его затопят некрой. — довольно мурлыкнула Кассандра.

— Откуда вы знаете? — ужаснулась Саша

— Разведка донесла. — хихикнула Кассандра.

— Наивные. — облизнулась Утроба, — Они думают, некра нас остановит!

Озеро некры. Черное, зловонное, оно сожрет все, что сможет, отравит то, что не сумеет сожрать. Музы! Кто их спасет? А драгоценные? А она сама? Ей что делать? Отправляться домой, к Светлане?

— Верните мне маму. — беззвучно попросила Саша. Голос вдруг пропал куда-то.

— Что ты там шепчешь? Громче говори.

Саша собралась с силами и почти крикнула:

— Верните маму! Дайте нам уйти! Мы вам больше не опасны. Отпустите. Пожалуйста…

Голос дрожал и срывался, слезы обжигали щеки, она их не вытирала, лишь умоляюще смотрела то на Утробу, то на Кассандру. Что ей еще оставалось? Только умолять.

Утроба с довольным видом повернулась к Кассандре:

— Отпустим?

— Как пожелаете. — слегка поклонилась Кассандра.

— Я задарма добра не делаю. — скривилась Утроба. — Отпущу, а какая мне польза?

— Не знаю… — растерялась Саша. — Вы хотите, чтобы я у вас работала?

— Зачем ты мне нужна? У меня работников тьма. Видишь — озеро полнехонько. Дай подумать…

Длинное щупальце потянулось к озеру, и Саша передернулась от отвращения — это было не щупальце вовсе, а нечто вроде хобота. Утроба погрузила его в некру и сделала несколько глотков, от чего ее брюхо еще больше раздулось. Она облизнула хобот и утерла рот длинным колтуном.