— Может перепутал. — машинально произнесла Саша.

— Что перепутал? Он никогда его не носил. Прятал где-то у себя.

Саша заглянула в конверт — он был пуст. Ерунда какая-то.

— И куда он делся? — машинально спросила она.

— Если бы я знал! — Карл Иваныч еще раз дернул пуговицу и она осталась в его руке. Он удивленно на нее посмотрел, сунул в карман.

— В Самородье он. Пироскафа дожидается… — донеслось из-под стола.

— Что?

— Что слышала.

— Откуда знаешь?

— Оттуда…

Саша чертыхнулась и кинулась вон из дома.

— Вы куда? — Карл Иваныч бросился за ней.

— Подождите, я сейчас! — крикнула она уже со ступенек крыльца.

— Ну вот. Еще одна. — окончательно расстроился Карл Иваныч. — Куда помчалась? Ничего не понимаю. — он устало опустился на ступеньки.

— Главное, чтобы она понимала. — филосовски заметила Бэлла, присев рядом с ним.

Саша, как ошпаренная, вылетела на площадь Безобразова. На краю, возле лестницы толпится народ, значит пироскаф не ушел.

Савва не будет давиться в толпе, в этом Саша была уверена. Она обежала глазами площадь. Ну конечно! Вон он, стоит, опершись на ту самую каменную тумбу. На плече футляр. Рядом валяется рюкзак. Она выдохнула. Успела. Ее появление, по-видимому, не удивило Савву и не смутило. Он даже положения не переменил.

— Отличное решение! — сказала Саша, подойдя к нему. — Просто взять и убежать.

— Я не убегаю. — спокойно ответил Савва.

— Ну разумеется. Ты гордо уходишь в закат.

— Можешь не стараться. Я просто ухожу.

— Зачем?

— Хочу побыть один. Разобраться в себе. — ответил он, не раздумывая. Легко и без запинки, будто заранее подготовился.

Саша понимающе кивнула. Стена. Попробовать в обход?

— Куда поедешь? — так же легко спросила она, — Ты что-то говорил про Италию.

— Пока не знаю. Как пойдет. Но по Европе точно прокачусь.

— Грандиозно. А через границу ты как собрался? Тебя примут на первом же посту.

— Не примут. Я тот муравей, что умеет находить дырки в куске сыра. — усмехнулся Савва.

— Хорошо устроился. А жить на что собираешься?

— Придумаю что-нибудь. — беспечно ответил он. — Играть-то я не разучился. Инструменты со мной.

— Так себе план.

— Какой есть. Ты, когда неслась в Самородье, думала, на что будешь жить?

— Нет. — честно призналась Саша. — У меня было денег ровно на билет. В одну сторону.

— Вот видишь.

— Вижу. Со всеми попрощался?

— Может хватит уже?

— Согласна. И ты тоже прекращай.

— Прекращать что?

— Думать только о себе. Плевать на тех, кто тебя любит.

— Любит? Не знаю таких. — он отвернулся.

— Неужели? И с Карлом Иванычем не знаком? — сказала Саша ему в спину.

— Перестань. Он такой же, как все. Любил мой дар, а не меня. С тех пор, как я его лишился, он спит и видит, как бы от меня избавиться. — он развернулся к ней. — Только я ему не мебель. Так и передай. Сам уйду.

Наигранное спокойствие слетело с него. Он смотрел на Сашу затравленным волчонком, будто не она стояла перед ним, а Карл Иваныч собственной персоной. Вот теперь можно разговаривать. Саша перешла в контратаку.

— Ты не мебель. Ты идиот. Карл с ума сходит. Бегает повсюду, ищет тебя, пуговицы на пальто рвет.

Савва опустил глаза.

— Скажи ему, что со мной все в порядке. Что я благодарен ему. И что мне пора двигаться дальше.

— Вернись, скажи ему об этом сам. Поговори с ним. Он любит тебя, он поймет!

— Не поймет. Опять начнет меня строить. Он желает мне добра, но я устал жить по его указке. Развлекать народ на ярмарках. Хватит с меня Музеона.

— А что взамен?

— Ничего. Я хочу избавиться от своей истории. Уйти туда, где никто меня не знает. Не смотрит презрительно, не строит догадок.

— Допустим. А что дальше?

— Не знаю. — ответил он хмуро. — Но я смогу быть кем захочу, и…

Он замолчал. Саша ждала.

— Я должен вытащить себя из Поганой ямы. — тихо и твердо сказал он. — Себя и… ее.

Упрям как осел. Бесполезно отговаривать. Да и зачем? Он ведь правильно делает.

— Ладно… — вздохнула Саша. — Надеюсь, у тебя все получится.

— У тебя же получилось. Ты спасла свой талант. И Музеон в придачу.

Саша отвернулась.

— Да. Но маму я так и не нашла.

— Найдешь. — уверенно сказал Савва. — С твоей мертвой хваткой…

Звон колокола оборвал его на полуслове. Толпа на краю площади зашевелилась. Порыв речного ветра донес обрывки знакомого хохота — Ксенофонт приветствует пассажиров.

Савва спрыгнул с тумбы, поправил футляр на плече.

— Мне пора. — он шагнул к ней.

Саша отступила назад.

— Где мой кулон? — спросила она.

— У меня.

— Давай сюда.

Савва покачал головой.

— Поноси пока мой. — сказал он серьезно. — Смотри не потеряй.

Еще шаг к ней.

— Насчет кулона… Хотел спросить. Твой сон — это правда? Или ты выдумала все?

— Об этом надо спросить мою морфейную музу! — попыталась она отшутиться.

И снова ударил колокол.

— Ясно. — Савва отступил назад. Подобрал рюкзак.

— Да подожди ты! — теперь она шагнула к нему. — Я ничего не выдумывала. Корзина, красный камень… я это видела, и все оказалось правдой. Значит остальное тоже.

Она спокойно выдержала его взгляд. Холодный и недоверчивый, он смягчился, потеплел.

— Третий звонок. Тебе пора.

— Да. — ответил он, глядя на нее и не двигаясь с места.

Его глаза совсем не черные. Почему она не замечала этого раньше? Они напоминают каштаны, нагретые мягким, усталым осенним солнцем. И, как отблески этого солнца, в них вспыхивают крошечные золотые искорки. Или ей показалось? Она шагнула ближе, чтобы получше рассмотреть.

— Сашка! — раздался крик за спиной.

Саша вздрогнула. Не может быть. Показалось… Она заставила себя обернуться.

В двадцати шагах от нее, с белым квадратным свертком подмышкой. Мама.

Саша хотела крикнуть, но голос пропал. Она только шевельнула губами. Качнулась вперед. Мир сжался в маленький теплый комочек, пахнущий мамой, ничего не осталось в нем, только мамины руки, мамины волосы, мамин аромат.

Сколько раз Саша представляла их встречу. Она хотела задать тысячу вопросов, а вот перехватило горло, и нет ни слов, ни слез. Крепко вцепилась в мамину шею, будто боится, что кто-то оторвет ее и утащит снова куда-нибудь.

— Сашка, пусти, задушишь!

— Ма… ты… где была? — наконец сумела выговорить Саша.

— Я? Это ты где была! На секунду отвернулась — тебя нет! В чужом городе! Народу тьма! Ужас!

— Я тебя искала. Искала! — всхлипывала Саша, вся дрожа, не расцепляя рук.

— Ты мой птенчик! Испугалась? Такая большая, а такая маленькая!

Я сама чуть с ума не сошла! На минуточку зашла в магазин для художников. Выхожу — тебя нет! Я куда только не бегала!

— Что это у тебя?

— А! Это… Представляешь, захожу в магазин, а там мой портрет! Я его сразу купила. Какая-то темная история с этим портретом. И печальная. Я тебе потом расскажу.

— Я знаю.

— Откуда?

— Я была в этом магазине. И портрет видела. Хотела показать тебе, а ты потерялась.

— Сама ты потерялась! Я весь город обегала. А потом… Чего я полезла за этот забор? Предупреждали ведь! Бермудский треугольник какой-то. Представляешь, совершенно не помню, где бродила. Как стена перед глазами. И портрет этот! Не бросишь же его.

— И как же ты выбралась? — осторожно спросила Саша

— Еще одна история! Мне встретился какой-то странный человек. Я сначала испугалась, он такой… не в себе немножко. Но оказался нормальным. Вывел меня в город. Марк его зовут.

— Марк! Он жив? — вырвалось у Саши

— Ты его знаешь?

— Я? Нет, я… бегала тут, тебя искала, и представляешь, сбила велосипедиста! Прохожий назвал его по имени.

— Странный городок. Этот Марк почему-то знает, как меня зовут. Так обрадовался, когда меня увидел. Все повторял: “Ариадна, ты жива, ты нашлась.” А я его не помню. Может на этюды вместе ездили в институте? Лицо как будто знакомое, но у меня не было знакомых Марков, я бы запомнила. А что это был за мальчик?