И когда они находились близ суши, появился там один негр, несший бутыль из тыквы с вином или водою, делая вид, что желал ее отдать; и Валларти сказал тем, кто греб, чтобы они приблизились. И хотя некоторые говорили ему, что подобное приближение было неблагоразумно, все же они были принуждены сделать то, что он приказывал, к великому урону для всех; ибо, когда лодка подошла с разворота (de ciavoga), они, для того, чтобы взять бутыль у негра, оказались так близко от суши, что она коснулась лодки. И пока Валларти смотрел на великое множество люда из тех негров, что залегли в тени одного дерева, один из туржиманов, что они везли, звавшийся Афонсу, показал, что желал взять бутыль и дал себе поскользнуться, упав с лодки. И когда прочие увидели сие и пожелали повернуть лодку назад, на нее налетела волна и совсем выбросила ее на сушу; где негры весьма наспех мощно обрушились на лодку, меча свои азагаи. Таким образом, из всех, сколько сошло с каравеллы в то путешествие, на корабль вернулся лишь один, что бросился [в воду и ушел] вплавь; но о прочих мы не находим [сведений о том], какой они обрели конец, поскольку тот, что пришел вплавь, говорил, что не видел, чтобы был убит более, чем один, и что за те три или четыре раза, что он посмотрел назад, он неизменно видел Валларти сидящим на корме лодки.

Однако ко времени, когда мы писали сию историю, пришли во власть инфанта некоторые пленники, уроженцы того края, кои говорили, что в одном весьма далеком замке, в глуби, находились четверо христиан, из коих один уже умер, но трое еще оставались живы; вследствие чего некоторые предположили — по знакам, кои подавал негр, — что то, верно, были те самые.

И Фернанду Афонсу, принимая во внимание столь несчастливое событие, а также то, что он не имел более лодки, с коею мог бы вернуться на землю, дабы узнать о других, приказал поднять якоря и возвратился в королевство[456].

Столь привычно ощущали уже себя жители Лагуша в той земле мавров, что почитали себя удовлетворенными не только лишь тем, чтобы отправляться туда воевать с ее жителями; но нашлись также некоторые, что не удовольствовались рыбной ловлей в местах, обычных для их отцов и дедов, и попробовали отправиться порыбачить в моря того побережья, испросив разрешения инфанта, обещав ему известную плату за то, чтобы он дозволил им туда пройти и устроить свою рыбную ловлю; что, думаю я, было испрошено не без основания, так как вполне надлежит полагать, что некоторые из тех, кто туда прежде прошел, зрели море столь наполненным рыбою, что были подвигнуты на то, чтобы испросить подобное разрешение.

Условившись, посему, с инфантом, о некоторой сумме денег, кою они должны были отдать ему за право, кое он им там предоставлял, они отправились в свое путешествие, и шли своим путем до тех пор, пока не прибыли в одно место, называемое мысом Кефалей (Cabo dos Ruivos)[457], где начали заниматься своей рыбной ловлей, каковой [рыбы] нашли весьма великое изобилие.

И когда они пробыли так несколько дней, высушив добрую часть [выловленной] рыбы, другую же насадив на свои палки для сушки (percheis), дабы ее провялить, внезапно явились мавры, весьма недовольные подобною дерзостью, и едва не убили рыбаков; что они и в самом деле свершили бы, коли б не доброе усердие, кое те вложили в свое отступление; таким образом, что, в конце концов, [мавры] обратили весь свой гнев на рыбу, что была разложена для сушки, каковую они порубили в куски своим оружием, с не меньшею яростью, нежели они содеяли бы с противниками, коли настигли бы их.

Двое из тех рыбаков были ранены при том отступлении, но, однако, не опасными ранами, но такими, что вскоре от них излечились; и они возвратились в свой поселок, не раскаиваясь в путешествии, ибо достаточно прибыли доставили в виде рыбы, кою прежде провялили и сложили кучами на своем корабле — из предосторожности, на тот случай, каковой в дальнейшем с ними и произошел.

И в сей год инфант, желая последовать гораздо далее в первичном своем намерении и видя, что, для того чтобы деяния пришли к большему совершенству, ему был необходим один из островов Канарии, заключил договор с тем мисе Масиоти [месье Масиотом], о коем мы уже говорили, что он обладал властью над островом Лансароти, дабы он ему его оставил. Каковой [мисе Масиоти], удовлетворенный милостью или платою, поступавшей каждый год, оставил оный остров вместе со всею своею властью инфанту; какового острова [последний] сделал главным [и] первым капитаном того благородного рыцаря Антана Гонсалвиша, каковой от его имени отправился вступать во владение оным островом, где он пребывал некоторое время, воодушевляя его жителей к службе и подчинению своему господину, с такою мягкостью и ласковостью, что в весьма короткое время сделалась известна его добродетель.

В начале сей книги изложил я пять причин, по коим наш великодушный принц в ходе труда по сему завоеванию был подвигнут на то, чтобы столько раз посылать свои корабли. И поскольку о четырех причинах, как мне представляется, дал я вам достаточно знания в главах, где говорил о распределении краев Востока, мне остается сказать о пятой, дав точное число душ неверных, что из тех земель прибыли в сию благодаря доблести и таланту нашего принца; каковые сочтя, я обнаружил, что их было девятьсот двадцать семь, из коих, как я сказал вначале, большая часть была обращена на истинный путь спасения[458].

Теперь же взгляните на число колен, кое от сих [душ] могло произойти, и на то, какое взятие города или поселка могло бы принести почесть большую, нежели сия, о коей я до настоящего времени писал; ибо, помимо сих [душ] и тех, что от них произошли и до конца мира могут произойти, много больше иных прибыло впоследствии, как вы в следующей книге сможете узнать. Ибо нам было необходимо положить здесь конец деяниям сего года от рождества Христова 1448-го, поскольку в сию пору обрел король дон Аффонсу Португальский, пятый по имени и двенадцатый в порядке властвования, в полной мере управление своими королевствами, пребывая уже в возрасте семнадцати лет, женатый на весьма добродетельной и славнейшей принцессе донне Изабел, каковая была дочерью инфанта дона Педру, герцога Коимбрского и сеньора Монтемора, что в предыдущие годы правил королевством от имени короля, как в некоторых частях сей истории нами было сказано и как вы гораздо более совершенно найдете в общей хронике королевства.

Полагая, что все прочие дела почти что начинались тогда [заново] вместе с новым правителем, мы сочли разумным, чтобы [в сем месте] брали начало и все книги о его деяниях и историях. И, затем, поскольку нам показался достаточным сей том, уже нами написанный, мы кладем здесь конец, как уже сказано, с намерением написать иную книгу, каковая дойдет до конца деяний инфанта, хотя последующие дела и не были свершены с таким трудом и отвагою, как предыдущие; ибо после сего года и далее деяния в тех краях всегда совершались более путем торговли и договоров, нежели отвагою и ратным трудом[459].

Всякий труд, коему предстоит стать совершенным, требует своего приведения в тройное число, scilicet, чтобы были у него начало середина и конец. И для лучшего познания сего добро будет нам знать, что существует три триединства (ternarios) в общей универсальности мира, из коих первое зовем мы сверхпревосходным (sobre excelente). И не можем мы отыскать какое-нибудь точное имя, кое могло бы передать нам его совершенство, ибо чувственности оно неведомо, естественная же природа не может его постичь; но кроткая вера с великою смиренностью, оживляемая благодатью Божией, вкладывает в него непреклонную твердость.