И была та буря столь велика, что лишь чудом избежали они гибели; однако, все же, снова продолжили плавание.

И, находясь уже в окрестностях той земли, где должен был свершиться выкуп, они договорились высадить там на берег мавританского рыцаря, дабы он смог отправиться для сбора своего выкупа в том месте, где указал ему Антан Гонсалвиш.

Мавр был весьма хорошо одет, в одежды, что приказал дать ему инфант, полагая, что, вследствие превосходства в знатности, кое было в нем над прочими, он, получив благодеяние, окажется полезным в деле воодушевления тех [мавров], дабы привести их для торговых сношений.

И как только оказался он на суше, то весьма скоро (mui asinha) позабыл о своих обещаниях, под поруку коих Антан Гонсалвиш ему поверил, думая, что благородство, им выказываемое, будет тем главным, что заставит его не нарушать доверие. От какового обмана с той поры и впредь все получили предупреждение не верить никому [из тех мавров] без более надежной поруки.

И когда Антан Гонсалвиш со своим кораблем вошел в Золотую реку на четыре лиги, то приказал бросить якоря; на каковом расстоянии и пребывал семь дней, не получая сообщения и не видя ни одного жителя той земли. Но на восьмой день прибыл туда один мавр верхом на белом верблюде и другой вместе с ним, дабы передать сообщение о том, чтобы они подождали прочих, кои должны были прийти совершить выкуп; и что на другой день они будут там, как на самом деле и произошло.

И весьма похоже, что те двое [пленных] юношей были среди них в великой почести, ибо для выкупа их явилась вместе добрая сотня мавров и мавританок; от каковых Антан Гонсалвиш получил по цене двоих своих пленников десять негров из мавров и мавританок, родом из различных земель, при этом посредником между ними был некий Мартин Фернандиш, что являлся алфакеки (alfaqueque)[211] инфанта. И весьма похоже, что он обладал немалым знанием мавританского языка, ибо был понимаем среди тех [мавров] там, где другой аларви, сам мавр по происхождению, так и не смог найти никого, кто бы его понял, не считая лишь одного.

И помимо негров, что Антан Гонсалвиш получил в этом выкупе, ему досталось также золото в виде песка (хотя и было его мало), а также одна дарга (darga)[212] и множество яиц эму, таким образом, что однажды к столу инфанта было подано три яства из них, столь свежих и добрых, как если бы то были [яйца] каких-нибудь домашних птиц. И надлежит с основанием полагать, что не было христианского принца в сей части христианского мира, кто имел бы на своем столе подобные яства.

И, как рассказали те мавры, в том краю есть купцы, что торгуют тем золотом, каковое, очевидно, у них встречается[213].

Мавританский же рыцарь никогда не вернулся, чтобы исполнить свое обещание, и равно не вспомнил об [оказанном ему] благодеянии; вследствие чего Антан Гонсалвиш, потеряв, научился быть осторожным там, где раньше таковым не был.

И, возвратившись к инфанту, своему господину, он получил от него награду, как и немецкий рыцарь, каковой затем с почетом и с великим благодеянием от инфанта возвратился в свою землю.

Таким образом, сии дела мало-помалу ширились, и люди набирались отваги следовать по тому пути — одни чтобы служить, другие чтобы добиться славы, иные же — в надежде на выгоду; впрочем, каждая из сих двух вещей несет в себе сразу обе, то есть, находясь на службе, они приносили себе пользу и приумножали свою славу.

И в год Христа тысяча четыреста сорок третий приказал инфант снарядить другую каравеллу, в коей послал того знатного кавалейру Нуну Триштана вместе с некоторыми иными людьми, главным образом, из своего дома.

И, следуя своему пути, они достигли Белого мыса. И, желая проследовать еще далее, пройдя оный мыс [на расстояние], могущее достигать двадцати пяти лиг, они узрели небольшой остров, название коего, как они в дальнейшем узнали, было Жети (Gete)[214]; от коего, как они увидели, отплывали двадцать пять деревянных алмадий (almadias)[215], а в них — множество людей, кои, однако, все были наги, не столько вследствие необходимости [пребывания] в воде, сколько по причине своего древнего обычая. И их манера плыть была такова, что тела находились поверх алмадий, а ноги — в воде, коими они себе помогали, словно то были весла; и каждая из тех [алмадий] везла троих или четверых. И поскольку сия вещь для наших была столь мало привычна, то, когда они узрели их издалека, то подумали, будто то были птицы, передвигавшиеся таким образом; и хотя в величине [те] являли некоторую разницу, они подумали, что [птицы] могли быть [такой величины] в том краю, о коем рассказывались иные, еще более великие чудеса. Однако как только они узнали, что то были люди, их сердца оказались охвачены новою радостью, главным образом оттого, что они узрели тех годными к тому, чтобы их можно было захватить. Однако они не смогли составить из них большую добычу по причине малости своей лодки, каковая после размещения четырнадцати [пленников] вместе с семью людьми с каравеллы оказалась столь загружена, что не могла вынести более. А если бы они пожелали вернуться снова, то не было бы в том для них пользы, ибо велик был страх у противников, кои настолько поторопились бежать (se trigaram tanto de fugir), что некоторые умерли [утонув] прежде, нежели добрались до острова, прочие же спаслись.

Однако в захвате тех [людей] имели место две противоположные [вещи], ибо, во-первых, было в них [наших] весьма велико удовольствие, когда узрели они, какую власть получили над своею добычею, из коей могли извлечь выгоду, подвергшись столь малой опасности; с другой стороны, немало оказались они опечалены, ибо лодка их была столь мала, что не могла взять большой груз, как они того желали.

Все же они прибыли на остров и захватили еще пятнадцать мавров. И подле сего острова они обнаружили другой, где водились неисчислимые королевские цапли[216], кои, очевидно, собирались там для того, чтобы плодиться, как они на самом деле и поступали; а равно и многие иные птицы, от коих [наши] получили великое подкрепление.

И, таким образом, возвратился Нуну Триштан со своею добычею, уже гораздо более счастливый ею, нежели первой, — как вследствие превосходства в величине, так и потому, что добыта она была гораздо далее, а также без сопровождения другого [товарища], с коим по равенству долженствовало бы ему произвести дележ.

О приеме и награде, коими одарил его инфант, я более не пишу, ибо повторять то каждый раз нахожу избыточным.

Состояние плебса, как говорит Тит Ливий, заключается в том, чтобы всегда порицать (prasmarem) великие деяния, особенно в начале. И сие, как мне кажется, происходит вследствие отсутствия знания об их завершении, ибо когда робкое сердце зрит основание великих вещей, они всегда кажутся ему не в пример большими, нежели есть на самом деле. И поскольку его духа недостает для их свершения, оно несет с собою естественное сомнение относительно того, могут ли они быть завершены.

Каковую вещь, как мне кажется, ясно зрел я доказанною на примере дел сего нашего принца, ибо сразу с началом заселения островов люди передавали промеж себя слухи столь чрезмерные, будто он истратил на то некоторую часть своего имущества; и, основывая на том великие [свои] сомнения, они передавали [их] в разговорах, до того, что возвели деяние в крайнюю степень невозможности, каковой вследствие полагали, что завершения никогда не будет. Однако после того, как инфант начал их [острова] заселять, показав людям, как могут они с выгодой использовать [новые] земли, и плоды начали прибывать в королевство в гораздо большем изобилии, первые уже понемногу замолкали и тихими голосами восхваляли то, что прежде прилюдно порицали.