Инфант же пребывал в земле Визеу, откуда повелел принять свою пятую часть; из тех же [пленников], что оставались, капитаны составили свою продажу в городе, от каковой в целом все получили большую прибыль.
ГЛАВА XXXVII.
Как каравелла Гонсалу Пашеку и две других каравеллы отправились на остров Эржин.
Так как город Лиссабон[286] есть наиболее благородный в королевстве Португальском, то равно и жители его, считая по большей части от целого, есть самые знатные и владеют величайшими имениями. И да не будет никто столь простодушен, чтобы принять это утверждение дословно (grossamente), ибо да уразумеет он, что сия знатность есть более особая в сих [уроженцах Лиссабона], нежели в иных [жителях королевства], из других городов и поселков, ибо фидалгу и люди знатного происхождения благородны всюду. Я говорю лишь в общем, ибо, как изрекал Пауло Вержерио[287], обучая юных фидалгу, великолепие большого города есть немалая доля родовитости.
Когда же сии [жители Лиссабона] видели пред своими очами подобное богатство, привозимое теми кораблями, завоеванное в столь краткое время и с подобною надежностью, то некоторые задумались над тем, что и они могли бы извлечь свою долю из той прибыли.
И был в том городе один эшкудейру благородного рода (не знавшего недостатка ни в совершенстве, ни в доблести), звавшийся Гонсалу Пашеку, каковой был слугою инфанта и главным казначеем по делам Септы (tesoureiro mor das cousas de Cepta), человек великого состояния, всегда выводивший корабли в море против врагов[288]. Каковой, как представляется, призадумался над этим делом и тотчас написал инфанту, с тем чтобы тот дал ему дозволение на снаряжение одной весьма достойной (nobre) каравеллы, кою незадолго до того приказал он построить для службы себе; а также и для двух других каравелл, кои желали ее сопровождать. Немного затруднений возникло в получении дозволения, менее же всего — при приготовлении вещей, необходимых для снаряжения.
Гонсалу Пашеку сделал капитаном своей каравеллы некоего Диниша Ианиша да Грана, племянника своей жены в первой степени, каковой был оруженосцем регента [Дона Педру]; на остальных же двух шли их хозяева (senhorios), scilicet Алвару Жил, пробирщик монеты, и Мафалду, житель Сетубала. Каковые по поднятии стягов ордена Христа на своих кораблях[289] совершили свое плавание в направлении Белого мыса[290].
И, прибыв туда, все трое договорились между собой не идти в ту деревню, что находилась в одной лиге от мыса, по причине найденной там надписи, кою поместил Антан Гонсалвиш, где он предупреждал тех, кто там пройдет, дабы не утруждали себя походом на ту деревню в надежде на прибыль, ибо он побывал в ней и нашел ее обезлюдевшей. И тогда они договорились идти на поиски другой [деревни], коя должна была находиться в двух лигах оттуда. И они действительно добрались до нее; и тем же образом нашли ее обезлюдевшей.
И вышло так, что в отряде тех, кто отправился в ту деревню, находился некий Жуан Гонсалвиш Галегу, что был лоцманом и уже побывал в той земле вместе с Антаном Гонсалвишем, когда в тот, последний раз он вернулся за Жуаном Фернандишем; и представляется, что тотчас же по прибытии в Лиссабон он [Жуан Гонсалвиш] вступил в компанию сих [людей].
— Вы, — сказал сей Жуан Гонсалвиш, — весьма наживетесь в сем предприятии, коли пожелаете последовать моему совету; вследствие коего я имею веру (feúza) в то, что Бог даст нам добрую добычу. Ибо я уже побывал в сей земле и видел, как действовали прочие, имевшие о ней лучшее знание.
Все в один голос сказали, что были сим весьма довольны и много его благодарили; и что в добрый час пусть говорит он то, что было ему угодно.
— Вы знаете, — молвил он, — что каравеллы, в коих прибыли Диегу Афонсу и Гарсия Омен, до того, как прибыл Антан Гонсалвиш, прошли, распугав мавров вдоль сего побережья. И когда прибыл Антан Гонсалвиш, он договорился с ними о том, чтобы отправиться на Эржин. И когда они прибыли туда, то жители острова были уже предупреждены, так что все удалились прочь, и не осталось никого, кроме лишь одного из них, с мавританкой-отроковицей, его дочерью, коих они забрали с собой. И мы видели дома на острове, принадлежавшие весьма немалому селению, и было весьма похоже, что мавры отбыли незадолго до того; и далее нам удалось захватить двадцать пять из них. И таким образом я думаю, что, поскольку столь недавно побывали мы на сем острове, мавры в сем году уже пребывают неподготовленными (desseguraram já), по каковой [причине], верно, уже вернулись туда; и коли вы проследуете под моим водительством, то, с Божьею милостью, я верно сумею отвести вас туда, где, как я подозреваю, они пребывают, и, при нападении на них (acertando-os), добыча не сможет быть никакой иной, кроме как доброй.
— Как может быть, — отвечали некоторые, — что мавры возвратятся так скоро на то место, где, как они уже знают, их искали? Ведь то, в чем вы более всего уверены, должно вселять в нас не в пример более сомнения, и сие есть краткость времени, из коей вы делаете основную причину их возвращения, что нам кажется противным, ибо их подозрительность — чаще всего, столь очевидная, — не должна столь рано внушить им уверенность.
Капитаны не пожелали более слушать суждений, но как люди, основывающиеся на первом совете, велели спустить лодки с кораблей и приготовились с теми людьми, кои, как они решили, были им необходимы.
И так как между ними было уже решено, что капитаны высадятся каждый в свою очередь, жребий на ту высадку выпал Мафалду, прочие же остались на своих каравеллах.
И все были предупреждены насчет того, чтобы никто не преступал веления того лоцмана, от коего, как я говорил прежде, они получили совет.
И таким образом гребли они в своих лодках, что около полуночи были в гавани острова, рядом с селением.
И, высадившись, сказал Мафалду, дабы они приняли во внимание, что, поскольку ночь еще столь глубока, а они находятся так близко от селения, то, коли они нападут на него в такое время, многие [мавры] по причине темноты смогут бежать (guarecer); или может случиться так, что они [мавры] окажутся вовне (jariam fora), в удалении оттуда, еще не уверенные после первого страха. И посему его совет будет окружить деревню и напасть на них на рассвете.
Мафалду был человек, прежде испытанный в том деле, ибо много раз участвовал в торговле маврами; вследствие чего все посчитали его мнение весьма полезным.
И, идя таким образом, дабы засесть там, где они прежде условились, они нашли дорогу, ведущую от деревни к источнику, и пробыли там недолго, выжидая; и при сем увидели отроковицу, шедшую за водой, каковая была быстро захвачена, и тем же образом один мавр, каковой по истечении некоторого времени проходил по оной дороге; какового они спросили жестами, много ли было там людей, и он ответил знаками, что не более семи.
— Коли так, — молвил Мафалду, — то нам ни к чему более дожидаться утра, но пойдем на них, ибо для столь немногих нам не понадобится много предосторожностей.
И в короткое время деревня была окружена и те семеро захвачены.
Мафалду тотчас отделил одного из тех [людей] и как человек, не имеющий иного туржимана (torgimam), начал его расспрашивать наилучшим образом, каким мог, где были прочие мавры с того острова. И мавр показал знаками, что они пребывали на материке, куда удалились из страха перед христианами; и вызвался тот же час отвести его туда, где они находились, ибо море доходило весьма близко до того места, где они располагались (jaziam).
Мафалду, узнав о том, отправился поговорить со своей компанией, спросив их, покажется ли им добрым отправиться на поиски тех мавров. И так как там, где много голов, там много и суждений, стали у них возникать некоторые сомнения, и кое-кто говорил, что подобный поход был весьма сомнителен, ибо мавр не мог сказать, а они — уразуметь, каково же было число [тех] мавров; и что даже если бы он назвал его, то сказал бы о том ложно, намереваясь привести их к стольким, над сколькими бы они не смогли одержать победу.
