О, сколько же жалоб ходило среди тех [людей], приведенных в такое замешательство вещью (vendo-se assim empachados), пред коей их силы не могли принести пользы!

— О, Боже! — говорили они. — Менее благосклонным желаешь быть Ты к нашему деянию, нежели много раз бывал Ты к другим, что не имели равного намерения послужить Тебе! Сегодня, когда святое имя Твое получило бы основание быть многократно приумноженным, а наша почесть — возвышенной, даешь Ты место столь слабой мощи элемента, что должна нам помешать! Да пребудет с нами милосердие чрез святое сострадание Твое, и помоги нам, ибо мы суть слуги Твои, хотя и грешники, однако величие доброты Твоей больше, нежели множество грехов наших. И коли Ты имел силу открыть путь сынам Израилевым посреди вод и заставить солнце повернуть вспять по мольбе Иисуса против течения природы — почему не сотворишь сейчас такую же милость сим людям твоим, дабы чудо Твое предстало пред нашими очами, чтобы раньше подступили сии воды, таким образом, чтобы путешествие наше оказалось направлено к обретению полной победы?

Таким образом потрудились в ту ночь те мореходы, сколько смогли; однако по сим двум причинам, о коих нами уже сказано, они достигли острова не раньше, чем солнце встало уже высоко.

И прежде чем они прибыли в гавань, где должны были высадиться, они получили приказ собраться вместе всем каравеллам; и шли так близко, что люди пересаживались с одних на другие.

И поднялся там меж ними новый совет, на каковом одни говорили, что не было им причины высаживаться на землю, ибо известно было, что там собиралось много мавров, каковых, по здравом суждении, теперь должно было там находиться больше, чем прежде, по причине каравелл из Лиссабона, что ходили там несколькими днями ранее и потеряли убитыми на том острове менее пятнадцати дней тому назад семерых человек, о коих мы уже говорили; и что, по крайней мере, в тот день они не должны были высаживаться, поскольку подозревали, что мавры были многочисленны и расположились в засадах (jaziam em ciladas), ибо ни один не показывался. И этот слух не ходил среди стольких немногих, чтобы к нему не склонилась большая часть простых людей.

— Друзья! — молвили капитаны. — Мы прибыли в сию землю не иначе как для того, чтобы сражаться. И так как ради сей цели мы главным образом и идем, мы не должны опасаться, ибо гораздо большею почестью будет для нас провести это сражение днем, а не ночью, изгнав мавров с сего острова посредством силы (хотя бы мы не убили и не взяли ни одного), нежели чрез иную хитрость или обман захватить ночью тысячу из них.

— И с именем Божьим, — молвили они, — высадимся все же и отправимся по земле в том порядке, что нами определен.

И так, с сими словами, они тот же час начали высаживаться. И как только все оказались высажены на берег, они привели свои ряды в строй (puzeram suas azes em ordenança), в коем Лансароти, с согласия всех прочих предводителей, взял крестоносный стяг, что дал ему инфант дон Энрики. И вы уже знаете, что умиравшие под оным стягом освобождались от вины и наказания (eram absoltos de culpa e pena), согласно предоставлению святого отца, коего повеления вы уже видели содержание. Каковой стяг был вручен Жилу Ианишу[342], кавалейру дома инфанта, бывшего уроженцем Лагуша, о коем мы в других случаях вам говорили. И хотя Лансароти ведал о его силе и доблести, тот все же принес ему клятву, и [Лансароти] взял с него торжественное обещание (menagem), что ни из страха, ни из-за опасности он не оставит оный стяг, пока не придет его смерть; и прочие также поклялись ему, что в последующем до последнего порога жизни будут трудиться, дабы сохранить его и защитить.

И они, таким образом построенные, после оных вещей начали уходить в таком же порядке, пройдя расстояние в три лиги по песку, при величайшей жаре; пока не прибыли в местность Тидре, каковая находится в глубине оного острова, рядом с каковою увидели пребывавших там в некотором количестве мавров, выказывавших готовность к сражению (corrigidos com mostrança de peleja), каковое зрелище было весьма радостным для христиан.

И посему они тот же час велели трубить в трубы и двинулись на них [мавров] с великою охотою. Однако мавры, лишившись первоначальной твердости, начали разбегаться, уходя вплавь по другую сторону бухты, что делает из сей земли остров, куда уже переправились их жены и дети со всем их скудным имуществом. Однако же они не смогли таким образом скрыться (espedir) без того, чтобы у них не убили восьмерых и не пленили четверых, в ходе чего один из тех людей из Лагуша был ранен, ибо пожелал настолько возвыситься среди прочих, выказывая свое бесстрашие (ardideza), что почти по собственной воле получил оные раны, от каковых впоследствии умер, уже идя морем; коего душу Господь Бог да примет в общество святых.

Когда же мавры были таким образом разгромлены, христиане, чувствуя, что их пребывание там более не приносило пользы, отправились в то место, где враги прежде имели свой лагерь, и чего они там больше всего нашли, так это воды, чему по причине зноя и труда они были весьма рады, ибо многие погибли бы от жажды, если бы ее не было. Они также нашли там хлопковые деревья, хотя и было их немного.

И некоторые устали до того, что никоим образом не могли возвращаться пешком, и единственно великой помощью в их нужде оказались для них ослы, коих было множество на острове, верхом на коих они возвратились к своим кораблям.

Однако прежде чем они сели в свои лодки, нашлись некоторые, что попросили того благородного человека, Суэйру да Кошту, стать кавалейру; каковой либо вследствие избыточных просьб своих друзей, либо же из-за того, что имел желание стать им ради большей своей почести, согласился с этим, говоря, что будет доволен сим при условии, что будет посвящен рукою Алвару ди Фрейташа[343], ибо знал его за такого кавалейру, чьим рыцарством нельзя было попрекнуть.

И все были [тому] весьма рады, в особенности те принципалы, что его знали. И так был сделан кавалейру тот благородный человек, в коем следует дивиться тому, что он, столь долго протрудившись в ратном деле и столь отличившись в нем, никогда не пожелал принять эту почесть, кроме как лишь в том случае.

«Поистине, — говорит автор, — думаю я, что хотя Алвару ди Фрейташ и был столь благородным рыцарем и случалось уже ему посвящать других подобных, никогда меч его не касался головы столь благородного и столь отличившегося человека, и не менее почтен был тот Алвару ди Фрейташ согласием, что изъявил Суэйру да Кошта, пожелав быть произведенным в рыцари его рукою, когда мог он быть произведен весьма славными королями и великими князьями, каковые весьма довольны были бы сделать это, ведая о великой его доблести».

В ту ночь они отправились отдыхать на свои каравеллы, а на следующий день высадились на землю, чтобы произвести в рыцари Диниша Ианиша да Грана, каковой таким образом был произведен рукою Алвару ди Фрейташа.

И там каравеллы из Лиссабона покинули прочих, поскольку ощущали, что их пребывание было уже не нужно, а продовольствия им недоставало настолько, что коли путешествие оказалось бы затруднено каким-нибудь препятствием, они вынужденно оказались бы приведены в страдание. Однако весьма можно поверить, что если бы они ведали, скольким маврам того острова еще суждено было быть убитыми и плененными, то не отбыли бы столь скоро, — хотя бы для того, чтобы месть их была большей.

Из прочих мавров, захваченных на Тидере, отправили Лансароти и прочие капитаны одного в Сан-Висенти-ду-Кабу (São Vicente do Cabo), а другого — в Санта-Мария-да-Агуа-да-Лупи (Santa Maria da Água da Lupe), часовню, что находится в том округе (termo) Лагуш, дабы продать их, и по этой цене купить украшений для той церкви.

Не кажется нам надобным говорить о возвращении каравелл в Лиссабон, ни занимать наше писание рассказом о продаже мавров, как мы находим это в списке (trelado) Афонсу Сервейры, у коего мы взяли сию историю, ибо [жители] того города уже не почитали новостью прибытие мавров из той земли; ибо, как говорит Фрей Жил Римский[344] в первой части первой книги «Правления государей» (Regimento dos Príncipes), состояние преходящих благ в человеческом желании имеет такое свойство, что прежде, нежели человек войдет в обладание ими, они представляются ему гораздо более великими, чем они есть, что есть противоположное наступающему после того, как он начинает обладать ими, ибо сколь бы ни были они велики и добры, их уже не держат на подобном счету.