И, возвращаясь к нашей истории, [мы скажем, что] как только отбыли те три каравеллы, прибыли три других, из тех четырех, коих прежде недоставало; на каковых [каравеллах] немало раздавалось сетований на то, что они не были со своими товарищами при вторжении на остров, ибо, хотя сражение и было не больше того, о чем мы сказали, казалось им, что, какое бы дело они [теперь] не свершили, все равно уже не смогли бы обрести почести. И как люди, имевшие на то досаду, они тотчас потребовали у других, чтобы они приказали своим высадиться на землю; о каковом деле они держали совет, на коем, поразмыслив несколько времени (razoando uma peça), решили, чтобы отправились три каравеллы, scilicet, самые малые, по проходу через залив Тидера (ao passo do esteiro de Tider); и чтобы отправились также люди с других каравелл в лодках; ибо могло быть так, что сии [здешние] люди возвратились на остров, из коих они могли бы захватить некоторых в той гавани.

И, начав действовать согласно своему совету, они отбыли ночью, хотя и не смогли прибыть в гавань ранее, нежели днем; куда прибыв, увидели мавров по другую сторону гавани, тогда как христиане находились прямо против него; каковая гавань была весьма широка водою (bem ancho em água), хотя и неглубока, не считая расстояния броска камня, каковое не могло быть преодолено иначе как вплавь.

Мавры же стояли так, с другой стороны, глядя на христиан, каковым показалось, что те не питали к ним большого страха; и так показывал их вид (suas contenenças), ибо они плясали и радовались как люди, уверенные насчет своих противников, каковым подавали те знаки, почти доводя их до раздражения тем, что издевались над их прибытием.

Однако было бы для них [мавров] лучше, если бы их предусмотрительность была большею, то есть если бы они находились в воде, подле большой глубины, ибо вследствие сего могли бы пребывать в большей безопасности относительно того, что для них воспоследовало.

У христиан, помимо уже имевшегося желания добраться до них [мавров], при виде их манер, кои были как будто презрительные (como em despreço), удвоилось желание сражаться, хотя мавров и было гораздо более. И притом, что у них было большое препятствие в виде воды (grande empacho na água), находившейся посередине, воспламененная воля (ardida vontade) заставила их все же последовать своему намерению. И, таким образом, они начали входить в воду, пока не достигли той большой глубины, каковую нельзя было преодолеть иначе как вплавь. И, добравшись туда, они заколебались (sobresseveram), считая свою переправу опасною.

И, пребывая так в борьбе собою, ибо желание звало их идти, а страх давал им защиту перед лицом смерти (defesa com a morte), случилось так, что был там с ними один спальничий инфанта, коего я впоследствии знал благородным эшкудейру, ехавший писарем одной из тех каравелл, ибо таков был обычай инфанта — не давать достоинства эшкудейру ни одному спальничему, пока он не испробует себя в каком-нибудь ратном деле, за каковую заслугу он в дальнейшем давал им то звание, кое, как чувствовал, они заслуживали.

Этот спальничий, коего имя было Диегу Гонсалвиш, охваченный твердостью духа, спросил у одного человека из Лагуша, бывшего подле него, коего звали Перу Алеман[345] (я не ведаю, оттого ли, что он был уроженцем той земли Германии, или же по прозвищу, что ему дали), угодно ли тому было составить ему компанию, чтобы им обоим перебраться вплавь.

— С доброю верой (Por boa fé!)[346]! — молвил тот. — Не сможешь ты попросить у меня вещи, кою я с большею охотою тебе предоставил бы.

Каковой [Перу Алеман] еще не закончил своего ответа, как уже бросился в воду (quando já se derribava à água), начав плыть, и с ним также спальничий; а после него один эшкудейру инфанта, звавшийся Жил Гонсалвиш, каковой уже поучаствовал в захвате первых мавров под предводительством Антана Гонсалвиша, и также в войне с сими прочими маврами, соседними с нашей Испанией, и почитался за доблестного мужа (bom homem); и сразу затем другой спальничий инфанта, звавшийся Лионел Жил, сын того кавалейру, коему вручен был крестоносный стяг; и также много других вслед за сими.

Однако противники, хотя и видели их, принимали за игру движущую силу их труда, полагаясь на свою многочисленность, и, кроме того, думали, что победа придет к ним, как это случилось у них иным днем, когда они убили семерых с других каравелл.

Наши, как только смогли твердо стать на почву, то держались на ней прямо, следуя посему вперед столько, сколько могли, туда, где противники двинулись на них. И христиане ради того, чтобы продвинуться, мавры же для того, чтобы им воспрепятствовать, начали свое сражение, метая свои копья, чрез что ясно можно было узнать нелюбовь, бывшую между ними. Однако же сражение [со стороны] мавров велось уже не столько по причине вражды, сколько ради защиты их жен и детей, и еще более ради того, чтобы спасти собственные свои жизни. Весьма дивились они, однако, подобной твердости, кою ощущали во врагах, и хотя сравнение было неравным по численности одних и других, ибо мавров было гораздо более, но так как Бог пожелал помочь своим людям, то они тотчас же убили шестнадцать, прочие же были разгромлены в весьма короткий промежуток [времени].

И хотя любовь к женам и детям доходила до крайности среди всех прочих чувств, что в них [маврах] были (как естественным образом у всех бывает), увидев себя разгромленными, они озаботились лишь тем, чтобы спасти самих себя (guarecer si mesmos), ибо смерть есть конец всех прочих ужасных вещей.

И так, побежденные, они обратились в бегство, в ходе чего достаточно их погибло.

И поскольку жара стояла сильная, они же [наши] были утруждены, то не смогли преследовать их [мавров] далеко; хотя и захватили пятьдесят семь, с коими возвратились на свои каравеллы.

Хотя все потрудились в том деянии и все заслуживают за него славы и почести, на первое место следует поставить тот Диегу Гонсалвиша и, равным образом, человека из Лагуша, что переправился с ним, по той причине (por aquele respeito), о коей мною уже сказано — что в начале лежит наибольшая доля славы. И, действительно, так то и признал инфант, ибо оказал ему затем великую милость, как всегда имел обычай поступать с теми, кто добро ему служил.

Так, захватив тех мавров и приведя их на корабли, они тотчас начали расспрашивать некоторых раздельно о том, где, как они думали, удастся отыскать других [мавров], убежавших из компании. От каковых [мавров] получили ответ, что, согласно их мнению, они должны были пребывать в одном селении, называемом Тира, каковое лежало на материке, оттуда приблизительно в восьми лигах вдоль по побережью.

И, полагая, что чем раньше они двинутся на них, тем более их поход принесет пользы, ибо считали, что поскольку деяние было столь недавним, они найдут мавров не озаботившимися их походом, отбыли сразу тою же ночью на другую сторону три каравеллы из самых малых и легких, что были в компании, а все прочие люди — в лодках, взяв с собою двух мавританок, чтобы они указывали путь.

И в первую четверть ночи они прибыли к мысу, где оставили корабли и высадились на землю. И так как они еще не ощутили время достаточным для того, чтобы отправляться, они отдохнули там до тех пор, пока не забрезжила заря, при свете коей они и отправились своим путем. И, достигнув переправы через небольшой морской залив, встретили множество алмадий, среди коих была лодка, что мавры захватили у каравелл из Лиссабона, однако уже почти вся поломанная (já acerca todo desfeito); они, все же, взяли ее с собою для своих каравелл.

И, пройдя оттуда вперед, они нашли одного мавра, коего убили — я полагаю, это произошло потому, что он сам пожелал искать путей для сего. И оттуда они прибыли в местность Тиры и двух других деревень, однако не нашли там ничего из того, что искали, ибо мавры уже все бежали. И, таким образом, они принуждены были возвратиться на свои каравеллы.