По нашему мнению, эти данные послужат пояснением для наших рассудительных читателей и в то же время – исчерпывающим обоснованием выбора именно Парижской рукописи для этого нового, полностью актуализированного издания драгоценной «Хроники открытия и завоевания Гвинеи».
Использованная методология
Для того чтобы дать полноценное разъяснение нашим рассудительным читателям, перечислим ниже установки, которых мы придерживались, представляя эту важнейшую хронику.
1. Мы предприняли актуализацию, сколь возможно полную, всего текста хроники. Нами были удалены двойные гласные; было исключено использование буквы ”y”; мы также устранили гласные и согласные, ныне не используемые или не передаваемые на письме.
2. Мы не производили изменений, которые могли бы исказить использованные Зурарой вокабулы, даже в тех случаях, когда подобное допущение вынуждало нас давать пояснения или примечания.
3. Мы сохранили все слова, сегодня являющиеся архаизмами, поскольку, по нашему мнению, было бы предательством по отношению к автору и его аутентичности производить замену этих слов современными. Когда подобное встречается, мы предпочитаем делать примечания, весьма пространные, хотя бы это и могло показаться несколько утомительным. Мы всегда отдавали приоритет аутентичности представляемого произведения, поскольку только таким образом читатели смогут полностью видеть, что оно собой представляет во всей его первозданной ценности.
4. Что касается синтаксиса Зурары, то мы скажем, что он достаточно запутан, а в некоторых случаях – даже отчасти латинизирован. Мы ничего не меняли, поскольку это означало бы исказить автора, который был великим первопроходцем на тернистом пути всех форм подчиненности. Неудивительно, что в некоторых (нечастых) случаях можно запутаться в хитросплетениях подчиненности. Когда текст представлял серьезные трудности, мы предпочитали идти путем примечаний. Мы не осмеливаемся менять первозданный и исторически верный текст этого великого писателя первоначальной прозы.
5. Также можно будет убедиться, что неизменно прилагаются большие усилия по разъяснению авторской мысли, хотя и при уверенности, что сохраняется весь ее средневековый привкус.
6. Мы оставляем читателям задачу поочередно различить значение глагола "ser" («быть»): в одних случаях он означает «быть», в других – «находиться» (”estar”). Это второе значение встречается весьма часто. Нечто подобное мы можем сказать и о глаголе "haver" («иметь»), который в некоторых случаях имеет современное значение; в других же – многочисленных – случаях – значение «иметь» (”ter”), а в некоторых даже «существовать» (”existir”).
Мы не меняли значение этих глаголов ни в одном случае, чтобы дать ощутить особенности первоначальной португальской прозы.
Эта хроника имеет объяснительный план, что резко отличает ее от издававшихся ранее. Поэтому она занимает подобающее ей место и в наши дни. Подтверждением тому – примечания, которыми она сопровождается, чтобы дать необходимые детали для ее полноценного изучения и оценки.
Благодаря этой новой методологии сегодняшние читатели во всем мире будут иметь возможность ближе познакомиться с этим документом, имеющим неоценимое значение для изучения первого и решающего этапа Открытий и завоеваний. Здесь мы имеем величественную вспышку света, которая озарит – прямо сейчас – поступь великого героизма первопроходцев ВЕЛИКОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ XV столетия.
Рейш Бразил
ПИСЬМО, КОТОРОЕ ГОМИШ ИАНИШ ДИ АЗУРАРА, КОМЕНДАДОР[88] ОРДЕНА ХРИСТА, НАПИСАЛ ГОСПОДИНУ КОРОЛЮ, КОГДА ПОСЛАЛ ЕМУ ЭТУ КНИГУ
Весьма высокий и весьма превосходительный принц и весьма могущественный господин.
Как о том лучше известно Вашему Высочеству, одним из свойств великодушия является желание прежде давать, нежели брать, и по причине того, что людям не может быть дано вещи большей в этом мире, нежели почесть, коя, говорит философ[89], всем желанна естественным образом, словно некое великое благо, ибо из всех телесных вещей она есть величайшая, но не лучшая. И, следовательно, говорит он, награда в виде почести должна быть отдана тому, кто весьма благороден и превосходен, награда же в виде выгоды – тому, кто есть мастер своего дела. Точным свидетельством тому, что так оно и есть, то [обстоятельство], что не можем мы воздать большего, нежели почесть, ни Богу, ни наиболее достойным и добродетельным [среди людей] в знак признания и в награду за их добродетели.
И хотя в деяниях Ваших могут встретиться вещи, весьма достойные великой почести, из коих Вы вполне могли бы приказать составить целый том, Ваша Милость, поступая с подлинным великодушием, пожелали ее прежде дать, нежели получить. И тем более велико великодушие Ваше, чем в большей степени даваемое является вещью благородною и превосходною.
По сей причине, когда Ваша Милость в прошлом году находилась в сем городе, Вы сказали мне, сколь желали бы узреть переложенные на бумагу деяния господина инфанта дона Энрики, Вашего дяди, так как знали, что и если и достигли некоторые католические принцы в мире сем совершенства по части геройских добродетелей, то он должен был бы считаться за одного из главных [среди них]. По причине сего Вы повелели мне, дабы я потрудился узнать весьма правдиво манеру, коей всегда держался он в жизни, как бы ни проходили деяния его. И чтобы, когда обо всем будут надлежащие сведения, я посвятил себя записыванию сего в наилучшем виде, каком только смогу; при сем я ссылался на цитату из Туллия[90], каковой говорит, что не достаточно человеку делать хорошее дело, но также подобает и делать его хорошо, ибо Вам думалось, что будет ошибкою, если от столь святой и столь добродетельной жизни не останется образца – не только для принцев, что после Вашего века будут владеть сими Королевствами, но также и для всех прочих [принцев] в мире, кои бы из описания ее извлекли [для себя] знание; по каковой причине здешние уроженцы возымели бы основание посетить его гробницу и свершить при том божественные жертвы для вящей его славы. Чужеземцы же имели бы пред очами имя его и воздавали бы великую хвалу его памяти.
И потому как мне, во исполнение повеления Вашего, известно, что не столько тем делаю службу Вам, сколько блага себе самому, безо всякого иного ответа принялся я за работу.
Однако, господин, уже начав, узнал я, что допустил ошибку, вмешавшись в то, о чем хорошо не ведал, ибо слабым членам и легкая ноша кажется чрезмерною. По сей причине, господин, прилагая усилия, [проистекающие] от той воли, что хороших слуг заставляет ощущать тяжкие вещи легкими и годными к завершению, я трудился над тем, чтобы закончить сие наилучшим образом, каким только мог, хотя и признаюсь Вам, что не вложил в то соразмерного усердия, как мне подобало, по причине иных забот, что в ходе [сего] труда у меня прибавились.
Однако, таким, каков он есть, я направляю его Вашей Милости, и, ведая, что сие доставит вам удовольствие, почту это наградою за сию работу. И потому, господин, св. Иероним[91] говорил в одном письме, что тот, кто пишет, многих делает судьями, ибо среди множества наличествуют большие разногласия, как в понимании, так и в предпочтениях. И есть некоторые, что полагают, будто большинство деяний пишутся вследствие зависти или же недоброжелательства. То же, что говорится о добродетели и славе достойных, легкомысленно почитается ими за ложь, когда происходит некая вещь из числа тех, что им представляются. Как восклицает Саллюстий[92] в начале своего Катилинария (Catilinario), если те, кто мой труд порицать станет, не будут обладать достаточною мудростью и весом, не дозволяй из милости, чтобы труд твой был в силу сих причин осужден, но в силу сего пусть узрят в нем подобные высокие добродетели, хотя бы и сомнительные для какой-нибудь смертной плоти, и пусть узнают, что подчас отсутствие обычая заставляет выглядеть сильным то, что по обычаю почитают за легкомысленное и годное к завершению.
