— Ехали за двадцать километров, давайте хоть руки испачкаем. Давайте-ка промоем.

Хитровато заулыбались и рабочие, поняв смысл предложения: если есть что-нибудь неладное на разведке, проба покажет. Лидия с тревогой кинула взгляд на мужа, но заметила, что он спокоен. Он кликнул помощника и приказал взять ендовку породы и сейчас же промыть. Кореец-промывальщик устроился у ямки под помпой. По журналу порода, намеченная для контрольной промывки, не имела даже знаков золота. В графе «содержание» значилось «пусто».

Члены комиссии с нескрываемым вниманием следили за каждым движением лотка в руках корейца. Малейший уклон в сторону увлекал все четыре пары глаз.

Нетерпение возрастало, но лоток продолжал окунаться в воду, словно утка. Грязи в нем становилось все меньше, она размывалась в рыжую муть и сплывала через края. Кореец приклеился подошвами, замер над ямкой, только руки его делали резкие движения, и в такт им потряхивалась низко склоненная голова. В лотке не раз уже промелькнули желтые крупицы, прорезав муть, словно искорки, вылетевшие из трубы вместе с сажей, но никто не заметил их появления, как не заметил и исчезновения. Кореец опустил их незаметным движением лотка вместе с грязью.

В лотке полоскалась одна жижа. Промывальщик сосредоточенно гонял ее взад и вперед, тщательно размывал последнюю муть, наконец, окинув веселыми глазами членов комиссии, медленно, так, чтобы все видели, слил последнюю воду и развязным жестом фокусника, закончившего ответственный номер, показал порожний лоток.

— Смотри, хозяин, знак нету!

Члены комиссии еще раз внимательно посмотрели запись в журнале, чтобы сверить ее с показаниями только что взятой пробы.

— Совершенно верно — пусто. Что верно, то верно.

Исчезла напряженность и натянутость в обращении между смотрителем и комиссией и самих членов комиссии между собой. Как будто свалилась гора с плеч. Федор Иванович улучил минутку и шепнул жене, чтобы она не стыла на ветру, а бежала бы домой и приготовила поскорее чего-нибудь горяченького для гостей. Лидия в самом деле продрогла и пустилась почти бегом.

— Что пусто, то пусто, — добродушно повторил рабочий, глядя на часы. — Поехали рано, думали дома будем к обеду, ан выходит — не дома.

— Есть на разведке не пустые пробы, но что в них толку, — сказал смотритель. — Вот в пятнадцатой линии, в шурфе, не помню сейчас в каком, есть и хорошие знаки. Можно на знаках шуму наделать, а потом расхлебывай.

Инженер сухо прервал смотрителя вопросом, уверен ли он в опытности промывальщиков. Промывальщик на разведке — половина дела. Федор Иванович кивнул промывальщику, достал из капсюли две золотинки, бросил себе под ноги и смешал носком сапога с породой.

— Возьми лоток, промой поживее.

Кореец с готовностью засучил рукава, побросал в лоток лопаткой породу и с такой энергией закрутил и затряс его, — будь в нем фунтовая гиря и ту выплеснул бы вместе с водой. Не прошло и пяти минут, он преподнес пораженной комиссии в совершенно чистом лотке те самые две пластинчатые золотинки, величиной с булавочную головку, которые бросил смотритель.

— Вот так здорово. Этого тайга не проведет. Со дна моря достанет!

Польщенный смотритель скромно улыбался.

— Но имейте в виду, товарищи, мы и такой промывке не доверяем и делаем контрольную, как полагается по инструкции. Себе не верим.

Все двинулись по направлению к постройкам, на ходу продолжая разговор о технических тонкостях бурения и промывки проб. Выполнив ответственное поручение, члены комиссии по-товарищески шутили со смотрителем и чувствовали себя хорошими ребятами в обществе такого же славного парня, которого все же не мешает иногда проверить, — ничего в этом обидного нет.

— Действуй, Пласкеев, действуй. Если навредишь — повесим вниз головой в шурф, чтобы край знал и не падал.

Только инженер по-прежнему строго держался со смотрителем. Он говорил о необходимости самого серьезного отношения к разведке вообще. Ведь даже выявляя негодность ключа, разведка делает важнейшую работу: спасает старателя от напрасного труда и риска, а производство — от ненужных затрат по организации подготовительных работ, по снабжению сотен людей, не приносящих никакой пользы. Чтобы смягчить суровость инженера, члены комиссии грубовато защищали смотрителя:

— Нечего обглаживать, примасливать. Пустая, так пустая. Что в самом деле пустых что ли не бывает. Не было бы пустых — становись в любом месте и копай.

— Совершенно верно, — говорил инженер, закуривая, — но ничего не случится удивительного, если Белоснежный исправится при дальнейшей разведке. При гнездовом распределении россыпи, а для Алдана такое распределение наиболее характерно, этого можно ожидать. Бывает так, что участок бросается как нерентабельный, на вполне законном основании, а старатели подхватывают его на риск и хорошо моют.

— Далеко не ходить, — подтвердил один из членов комиссии. — Светлый разведка забраковала, а старатели не ругают. Да мало ли таких случаев по тайге.

Петя молчал. Он не мог никак понять, в чем дело: или Лидия наболтала попусту, или таежный волк провел комиссию.

— Если так обстоит дело, — сквозь зубы процедил он, — разведка совсем не нужна. Выходит — пусть старатели сами ищут и копаются, дело надежнее.

— Ну, нет, — возразил инженер, — разведка гарантирует в девяносто случаях из ста. Я не согласен с вами. Вы преувеличиваете, перегибаете палку.

— Вы же сами только сейчас сказали, что на Алдане — гнездовая россыпь, которую трудно определить разведкой.

Инженер оставил вызов молодого человека без ответа.

В дверях смотрительского домика комиссию встретил вкусный запах поджаренного мяса. К мясу на столе красовались соленые огурцы и грибки — редкость на далеких приисках. О «стопочке» пришлось только пошутить. На разведку спирт не завозили по строжайшему распоряжению главной конторы. Закуска прошла оживленно. На манеру смотрителя держаться с инженером слишком почтительно и подобострастно смотрели, как на вполне понятную застарелую, но не опасную болезнь. Члены комиссии — рабочие — подшучивали:

— Видно, послужил на своем веку господам золотопромышленникам, спина так сама и гнется. Ну, ничего, самое главное — дело бы не гнулось.

Петя отозвал Лидию в сторонку, высказал свое недоумение.

— Я буквально выбит из седла, хорошо, что проверка сделана в обычном порядке, могли бы оскорбить человека. Вы, конечно, рады, можно вас поздравить. Вы ведь, наверное, тоже волновались порядочно.

— Я? Нисколько!

— Неужели нисколько? Ни капельки?

— Вы опять за свое, Петя.

— Оставим, — нахмурился молодой человек. — Лучше скажите, как вы насчет того, чтобы перебраться на Незаметный? Там нужны люди. Подумайте как следует. Кстати, вот вам письмо от вашей новой знакомой.

Лидия взяла конверт и невольно улыбнулась, глядя на Петю. Ее улыбка отразилась в его лице, словно в зеркале. Оно засветилось, будто кто-то повернул выключатель и дал ток. Он крепко пожал ее руку на прощанье и шепнул:

— Надеюсь, мы не долго будем ждать ответа?

Проводив гостей, Лидия принялась за уборку стола. Пока перемыла посуду, Федор Иванович, как всегда после обеда, ровно и мерно храпел на кровати. И на этот раз не нарушил своей привычки как человек, у которого все идет гладко и в служебных делах, и в личной жизни. Пристально вгляделась в его лицо с полуоткрытым ртом с примятым усом, с припухшими синеватыми жилками на веках. Хотела распечатать письмо, но в дверь просунулась голова, за ней виднелась другая: рабочим не терпелось узнать, что за комиссия приезжала и нет ли слухов о разработке ключа. Лидию вызвали на крыльцо. Все свободные, около двадцати человек, сидели на бревнах и курили.

— Я сама ничего не знаю, ребята, — сказала она. — Федор Иванович встанет, расскажет вам все.

— От него снега зимой не дождешься, от Федора-то Ивановича. — Один привстал и махнул рукой.

— Довольно вам болтать, как маленькие дети. Сматывайся, пока засветло, пока земля чернеет под ногами.