Он взглянул на Лидию, понял — ей нравятся его честные, прямые, без скандала счеты с бывшим мужем — и так же сдержанно, но чуточку торопливее, продолжал:

— Ты, Пласкеев, стоял, наверное, недалеко и думал: «Вот тебе, гад, такой-сякой!» Наверное, ждал, как повалюсь от ножа. Никто ничего не видел. Правда? Как будто ничего не было. Но я-то ведь знаю все! Вот в чем дело. Ну, давай считаться, я ничего не имею, только без ножей. Разве нельзя говорить по-человечески об этом?

— Товарищ Мигалов, вот Лида может удостоверить, что я никогда не был таким человеком. Может быть, зам показалось. Фомин ходит по тропе на сопку к своим землякам. Я прошу вас, товарищ Мигалов, разобраться.

Смотрителю показалось, что можно подействовать на подвыпивших и доказать свою невиновность; задушевным голосом он хотел продолжать свою защитительную речь, но внезапно от молниеносного удара по лицу повалился на пол; раздался грохот: падая, он задел ногами стул и отбросил к стенке. Мигалов недовольно крикнул:

— Жорж, тебя не просили срывать план!

Лилия схватила Жоржа за руку, но он успел ударить Пласкеева еще раз и погладил онемевший кулак.

— Неужели для такого пустяка держал ты меня, Колька?

— А если бы он пришел с продажной скотиной Фоминым? Подожди, Жорж, не уходи.

Мигалов толкнул Федора Ивановича ногой.

— Довольно притворяться сиротой! Жорж, налей ему стопочку.

Федор Иванович поднялся с пола. Из верхней губы сочилась кровь. Перед ним стояла рюмка с водкой.

— Пей, а то скажешь — пригласили и не угостили. Пей, говорят!

Федор Иванович стоял у стола, куда его подтолкнул Жорж, и, зная нрав подвыпивших шахтеров, не решался вымолвить слова. Лидия суетливо, чтобы хоть чем-нибудь сгладить неприятность, подвигала икру, шпроты, маринованные грибы. Федор Иванович сам все это покупал недавно. Ликер тоже купил он. Невольно вспомнился день, когда он привез покупки из Бодайбо; они вместе с женой решили единодушно приберечь их для особо торжественного случая… Наклоняясь, Лидия роняла на стол тяжелое длинное ожерелье из кругленьких самородочков, похожее на четки. — Своими руками собирал несколько лет, пользовался каждым удобным случаем…

— Садись. Давай выпьем, — наливал ему Жорж вторую рюмку.

— Я ведь не пью ее. Никогда почти не употреблял спиртных напитков, — наконец решился заговорить смотритель. — Воспитывался у строгого родителя, крепкого человека, с характером. На службу отдали мальчиком, чтобы хлеб даром не ел. Коногоном начал свою карьеру, на Черемховских копях. Семь рублей получал. Не выпьешь на них. Потом у бремсберга{15} стоял. Канат палкой поправлял, чтобы на одну сторону не наматывался. Кособокий барабан был…

— Барабаны все кособокие, — прервал его Жорж. — Ну-ка, давай еще выпьем с тобой.

— Мы ведь с папашей Лиды, можно сказать, вместе служаками были, — продолжал Федор Иванович, соображая, как бы уйти из компании шахтеров, не возбудив нового скандала. — Он старшим был, как, например, теперь я, а я пришел мальчишкой, золота не видал. Потом друг к другу в гости хаживали…

— Ты вот что — «хаживали», почему рюмку не освободил? Думаешь и тут по-лисьи хвостом отмахнуться? Ну, пей поскорей!

Жорж снова наливал только что наполовину отпитую и поставленную рюмку. Он начинал чувствовать раздражение. Мигалов и Лидия сидели на кровати и, по его мнению, никакого внимания не обращали на него. Жорж вдруг выругался непечатной руганью и поднялся. Красный кушак загорелся на темном бархате куртки огненными языками.

— Не смей выражаться! — вскочил Мигалов.

— Если бы не друг ты мне был, я тебе морду бы набил сейчас, — Жорж качнулся, ухватился за спинку стула и опять выругался.

Мигалов побледнел.

— Не смей выражаться при женщине, заявляю тебе!

— Я не выражаюсь, а ты… не товарищ мне после этого.

Мигалов двинул стол и очутился возле Жоржа. Они впились друг в друга глазами. Они готовы были сцепиться. Оба засучили рукава. Бросалось в глаза — у одного смуглые, будто точеные из меди, красивые руки, у другого — белые с рыжими волосиками, тонкие, стальные. Один ругался и утверждал, что не ругается, другой требовал приличия и ругался сам не меньше. Лидия окаменела.

Федор Иванович воспользовался случаем и очутился у двери; нагнулся, чтобы поискать картуз, но Жорж тоже решил уйти от таких хозяев, как Колька и Лидия, которые не могут минуты побыть один без другого, и увидел смотрителя.

— Нет, подожди, — крикнул он. — Мы пойдем вместе. Еще выпьем. И ставочку поставим на короля. Вон твоя голова. На полу.

Он нагнулся, держась за стену, поднял картуз и напялил на голову смотрителя. Федор Иванович с припухшим лицом показался ему очень смешным, похожим на какого-то зверя, наряженного в человеческий костюм и головной убор. Он рассмеялся, хлопнул его по плечу так, что тот покачнулся.

— Пошли!

Дверь широко распахнулась от сильного толчка. В сенцах что-то упало и загремело. Лидия вырвалась из рук Мигалова.

— Коля, он ведь на ногах не стоит. Надо вернуть его. Как он такой пойдет!

— Дойдет, не беспокойся. А вот этот черт не завел бы его куда-нибудь, вот это — да. А он найдет дорогу. А ты о ком беспокоишься? — вдруг спросил Мигалов.

Лидия растерялась, не смогла сразу ответить. Обвила его шею руками и в самое ухо шепнула:

— Никого мне не нужно. Пусть куда хотят отправляются оба…

По привычке Мигалов проснулся рано. Свет лампы ввел было в заблуждение, испугался — не проспал ли чудом своей смены; но по теплоте спящей рядом женщины мгновенно понял, где находится, глянул на часы и с удовольствием потянулся: можно полежать, понаслаждаться темнотой и тишиной раннего утра. Лидия любила спать у стенки. Локоть чувствовал ее спину, не хотелось двигаться, чтобы не утерять этот горячий уголок с острия локтя, но трезвые мысли просачивались уже настойчиво в голову, как холодная вода в забое. Он сел и осторожно спустил с кровати ноги. Лидия пошевелилась, но не проснулась. На ощупь, спеша, оделся и ушел. Надо было узнать, как дела в шахте после вчерашнего скандала с Федором Ивановичем.

Жоржа не оказалось не только в забое, его не было совсем в шахте. Пришлось в «алтарь» поставить Мишку Косолапого. Федор Иванович встретился в подземной раскомандировочной. У него как будто за ночь разболелись зубы и выперли флюсы на обеих щеках — весь был обмотан. Из повязок поблескивали, как гвозди, злые глаза. Предчувствие недоброго вселилось в Мигалова с этой встречи и грызло под ложечкой. В просечках путался как новичок, два раза прошел мимо «алтаря», куда посадил Мишку, и только в третий раз попал к дыре, заложенной камнем. Парень, с увлечением расправляясь с «тараканами», не слышал шагов.

— Однако, ты скоро попадешься, если будешь так уши опускать.

Мишка смущенно трогал себя за шляпу. Мигалову нравился этот парнище, способный краснеть, как девица. От свечи с взволнованным пламенем тени двух шахтеров плясали по куполу и стенке.

— Сейчас я уйду далеко, ты подожди кайлить и свечу погаси.

Мигалов принимал все меры предосторожности против вероятного преследования, которое предпримет старший смотритель. Но укрыться от шахтной крысы, если она задалась целью поймать, не так легко. Что предпринять? Снять ли ребят с шуровки или быть просто поосторожнее? После пьяного вечера голова работала нечетко. С особой тщательностью заложил он дыру и несколько раз провел в темноте ладонью, чтобы удостовериться, насколько хорошо замаскирован лаз. Выбрался в главный штрек и от света и простора почувствовал себя покойнее. Рабочая обычная обстановка отвлекла от скверных мыслей. Бежали откатчики с веселыми криками «берегись». Прижимался к стойкам, пропуская мимо себя ребят в потных рубахах, отпускал шуточки вслед. Деловито направил «мазилок» заделать потолок, продавленный ночью глыбой из «кумпола» в пятнадцатой просечке. Даже беспечно свистнул. Главный штрек казался уютным и прибранным жилым помещением, где знакома каждая стойка, как стул или стол в комнате. Неторопливо подвигался к зумпфу, чтобы посмотреть за подачей, но вдруг сердце тревожно забилось. Навстречу, словно в тумане раннего утра на улице, двигались два силуэта, не похожие на братву, всегда пригнутую и торопливую. Не было смысла уклоняться от встречи: инженер и смотритель несомненно видели его, как видел их он. Медленно, как будто спокойно, сошлись.