После рассказов молодого человека хоть отчасти можно было представить себе этот знаменитый Алдан, куда толпами бегут люди с сумками за плечами, с саночками на лямках за обозами. Еще в 1851 году начальник экспедиции для исследования Забайкальского края, подполковник Агте, донес по принадлежности о найденных знаках золота в верховьях Алдана, но только спустя полсотни лет золотопромышленники, продвигаясь на восток, в глубину тайги, в поисках новых сокровищ, добрались до Томмота. В 1912 году амурские промышленники первые явились на Алдан, произвели разведку, но не смогли начать разработок: не хватало средств, и не могло хватить. Забросить продовольствие для рабочих через мари, каменистые сопки и бешеные речки могло только государство. Район, который своей славой вспыхивал, как зарница душной ночью, лежал в верховьях Алдана, притока Лены, где водный поток образует поворот, будто сжимает в кольцо свое змеиное тело, откинув голову на юго-запад, а туловище — на юго-восток. Сами хозяева края — якуты ничего не знали о верховьях реки, зачатой в горах Станового хребта. Водный путь ведом был только до Учура — тысяча километров, — а дальше никто не ходил. Неприступность порогов пугала самых смелых. Угловатые камни преграждают путь реки, она бешено бросается на приступ, прыгает через барьер, вдруг исчезает, пробив грудью туннельные ходы, и снова несется, сверкая пенной гривой. Отвесные скалы, словно грозные стражи, хранили истоки, и лишь легконогие охотники-орочоны в погоне за драгоценным зверем — соболем — проникали всюду и знали о существовании золота. Но о нем молчали: шаманы запрещали не только добывать его, но и показывать кому-либо. Говорят: в годы разрухи за отсутствием свинца охотники заряжали ружья необкатанной желтой дробью, добытой под мхом…

Попытки пробраться в заветный край не прекращались. Накануне войны с Германией золотопромышленник Бродовников отправил на Алдан разведку с проводником якутом. Кружным путем через Удский район и Маю якут вывел партию на реку Учур, приток Алдана. Люди заблудились, потеряли оленей и с большими лишениями едва добрались до реки Терканды. Экспедиция Верхне-Амурской компании и промышленника Опарина пошла кратчайшим путем через Тимптонские прииски, застолбила правый приток реки Нимгера и ушла, не подозревая, что в десяти километрах, в пологих сопках, лишь с одной стороны отгороженная высоким хребтом, лежит большая долина с высохшим ключом, которому суждено прогреметь на весь мир. Повторные разведки окончательно установили богатство района. Несмотря на пепеляевские отряды, рыскавшие после революции, и набеги хунхузов, тысячи хищников-вольностарателей бросились по следам экспедиций и расположились в крае с богатейшими недрами.

— Вот как было дело, — улыбался Петя. — Я, конечно, ничего этого не видел сам, мне рассказывал инженер, который шел с нами в партии. Мы отправились, чтобы мало-мальски утихомирить страсти. Ведь ребята уносили золото с собой, хапали в день по фунту на брата. Сдавать было некому. Мы первые пришли из культурного мира на Алдан. Повернули сразу по-настоящему; хищение объявили преступлением против власти трудящихся, наладили приемку золота, надзор и, конечно, снабжение. Как раз продовольствие шло уже с пароходом «Соболем» по Алдану. Смело могли пофорсить перед таежной братвой: дескать, не только распоряжаемся, а, извольте видеть, и дело делаем. Ну, вот. Ходит разведка, щупает, что же из себя представляет этот Алдан, который «гремит» по Сибири и сводит с ума приискателей. Открывает то тут, то там торфишки, пробы моет в ключах и — дальше. Однажды сидят на отдыхе (самый интересный момент), котелок вот-вот закипит, слышат — выстрел. Кому, думают, быть в тайге, кроме них? Надо узнать. Послали двух ребят. Пробираются трущобой, хлюпают марями, выходят на ключ. Долинка между хребтов. С одной стороны сопка громадная заслонила полнеба, — теперь Радиосопкой называется, — у ключа ка корточках сидит-посиживает хозяин тайги — якут — и моет… Не показываются из кустарника — что дальше будет. Он моет и моет и песенку поет. Знаете, как они поют? Как будто себе по горлу пальцем тыкают. Наконец, вышли и посмотрели, что он мыл с таким усердием. Что же оказалось? Перемытых эфелей и песков нет, никаких признаков разработок и не видно, а у него в лотке куча золота. Ровное, как пшено, крупинка к крупинке. Пять золотничков в одном лоточке, прямо из ямки под мхом. И вот этот самый ключ, на котором сидел хозяин, назвали Незаметный: мимо проходили многие и не замечали.

Пурга продолжала свой концерт. Возчики ходили к лошадям с лопатами; откапывали их, кидали сено, в ведрах на плите таяли снег для пойки. Томление и нетерпение возрастали. Утром на четвертый день ушли еще пять человек. Один, в пестрой собачьей дохе, долго не решался надеть треуху, мял в руках, наконец, шлепнул ее на голову, подвязал тесемками, и спина его заслонила белую кипящую мглу, ринувшуюся в дверь. Пламя свечей заметалось; кто-то крикнул:

— Помолиться забыл!

После единственного развлечения — чаепития — снова предстояло сидение. Федор Иванович, по обыкновению, вклинился, несмотря на ворчанье между якутом и возчиком-олекминцем и, вспоминая гладкий путь по Витиму и резвых лошадей на Лене, закрыл глаза, заставляя себя заснуть до обеда. Он не вмешивался в беседу Лидии с Петей, не находил интересным болтать попусту, тем более с партийцем.

Опять с утра и до полдня локти неразлучной пары ерзали по краю стола и опять большущие валенки Пети тревожили миниатюрные катанки Лидии. Лидия рассказывала о витимских делах, о странном поведении концессионеров, смеясь и сверкая глазами, вспоминала о шахтере Жорке, который оставил по себе настоящие легенды от Бодайбо до Саныяхтата. В селе Витиме выиграл две тысячи рублей у алданцев, нанял тройку и ездил от дома к дому, от шинка к шинку с бубенцами и колокольчиками В Саныяхтате трех якутов пустил без лошадей и без торбасов{41}. А что разделывал по дороге!

— Одним словом — приискатель, — отозвался Петя. — Он явно не разделял восторга рассказчицы. — Доблесть известная.

— Ну, Петя, все-таки полегче своими валенками двигайте. Оставите меня без ног.

— Извиняюсь. Вперед извиняюсь, назад извиняюсь. Объективные причины виноваты. Думаешь — далеко еще, а они уже на аршин вперед залезли. Да. Забыл рассказать самое любопытное. У нас ведь недавно деньги были свои приискательские. Трест выпускал. Был Якутский госбанк. Деньги раздавал кому попало, сколько угодно, только подпишись, что сдашь добычу. Кто из приискательской бражки не подпишется? Душу сатане подпишет, тем более теперь знают, что сатаны нет на свете. Адрес давали один: Алдан, тайга, улица — ищи в сопках, землянка номер нуль. Теперь Дальбанк работает. Дело в крепких руках.

Собеседники, перескакивая с темы на тему, болтали без умолку.

— Неужели это вы? — воскликнула Лидия, рассматривая фотографию молодого человека в белоснежном воротничке.

— Могу показать точно такую же, удостоверенную печатью в членской книжке.

— Но почему же никого нет рядышком?

— Значит, не успел. И очень рад, что не успел. — Петя смотрел в глаза Лидии. — Очень рад. И что застрял в этом идиотском зимовье — не жалею. — Он совсем тихонько спросил:

— А вы, кажется, иначе смотрите на нашу встречу?

— Петя, — покачала головой Лидия, — так хорошо проводили время, и вот начинается. Скучно, Петя.

Она заметила в глазах собеседника холодок.

— Скучно, говорите. Может быть…

Петя поднялся и, не доходя до двери, прислушался. Вдруг выскочил вон из зимовья и вернулся весь белый. Забавно моргал залепленными глазами и отфыркивался. Принялся затягивать ремнями небольшой кожаный чемодан.

— Кто как хочет, а я — поехал.

Он избегал взгляда Лидии, мстил по-ребячьи. Растолкал возницу на нарах и брызнул ему за шею снегом со своего рукава.

— Поехали, Николай!

Лидия шагнула через перепутанные ноги ночлежников и прикоснулась к рукаву юноши. Казалось странным после трехдневной близости расстаться, будто не выло ни пурги, ни зимовья, ни стола, на котором их локти целыми днями доверчиво касались друг друга…