Я открываю рот, но она останавливает меня.

— Надеюсь, ты знаешь, что мы верим в тебя. Ты вернешься туда. Я уверена в этом. И однажды ты покажешь миру тот же пример для подражания, который был у меня в детстве. И я не могу дождаться, чтобы быть там и поддержать тебя.

От одной этой мысли мне хочется завершить видеозвонок и спрятаться от эмоций, которые они оба всколыхнули во мне. Вместо того чтобы выразить свои чувства, я запираю их в коробку и закапываю глубоко внутри себя.

Я не буду участвовать в гонках. Не сейчас. Не в следующем сезоне. Никогда.

Хлоя

Я прислонилась к стене за углом кофейни.

— Ты можешь это сделать, Хлоя. Это тот момент, которого ты ждала все двадцать четыре года. После глубокого вдоха, наполнившего мои легкие до отказа, я немного успокаиваюсь.

Когда я вхожу в кофейню Маттео, надо мной раздается звон колокольчика. Аромат кофейных зерен ударяет мне в нос, а вдалеке жужжит кофемашина.

Я замираю, когда мой взгляд впервые останавливается на отце. Он сосредоточенно наполняет чем-то чашку, что дает мне время собраться с мыслями и хорошенько рассмотреть его. Его темные волосы кажутся такими же черными, как мои, с легкой сединой на висках.

Его карие глаза ловят мой взгляд. Две темные брови сходятся вместе, когда его глаза изучают мое лицо. Что-то промелькнуло в его глазах, но он покачал головой.

Узнал ли он меня? Похожа ли я на свою маму? Может быть, я ожидала слишком многого, когда создавала в своей голове сценарий о том, что он сразу же узнает меня как своего давно потерянного ребенка.

— Ciao. Che cosa vuio bere? — Привет, что будете пить?

Да, я определенно ожидала слишком многого. Мой рот приоткрывается, а затем снова закрывается. Неожиданные слезы наворачиваются на глаза, но я делаю глубокий вдох и напеваю про себя, что все хорошо. Я сейчас здесь, и это лучше, чем когда-либо.

Его губы опускаются вниз, демонстрируя несколько глубоких морщин возле глаз и рта.

— Я не очень хорошо говорю по-итальянски, — пролепетала я.

Он кивает головой.

— Я могу говорить и по-английски. Моя мама родилась в Нью-Йорке, — он улыбается так, что у меня слабеют колени. Встреча с ним — это что-то неописуемое, в моей груди все сжимается, а в голове просыпаются надежды, от которых я давно отказалась.

Я провожу влажными ладонями по своему хлопковому платью.

— О. Мило. Нью-Йорк, — Ты можешь заболтать любого человека до смерти, но, когда это действительно важно, ты теряешь способность говорить.

Он усмехается.

— Да. Вы пришли сюда выпить кофе?

— Ну, вообще-то, я хотела узнать, не нанимаете ли вы бариста, — хорошо, мой подход был гладким, как наждачная бумага.

Он оглядел почти пустую кофейню, его глаза перебегали с единственного клиента в углу на меня.

— Поскольку у нас здесь не так много клиентов, я сам выполняю все заказы.

Меня отчитывает мой собственный отец. Я мысленно упираюсь ногами и поднимаю подбородок. Я не для того прошла через весь ад, чтобы оказаться здесь, а затем сдаться при первых признаках проблем. — Я могу помочь со всем, что вам нужно. Бухгалтерия, заказ товаров, проверка запасов, — я перечислила все, в чем у меня нет опыта. Если я научилась взламывать замок на YouTube, то мир — весь мир в моих руках.

Он поднимает брови.

— Ну, мне бы не помешала помощь в одном деле, но зарплата не очень большая.

Я пытаюсь удержать свой кивок на адекватном уровне энтузиазма. На данный момент я согласна работать бесплатно, потому что готова на все, лишь бы проводить больше времени рядом с ним.

— Конечно. Что это?

Он объясняет, сколько будет платить и, как ему нужна ежедневная помощь по уборке магазина, потому что он повредил спину несколько лет назад. Мое волнение не ослабевает, когда он передает мне тряпку и средство для мытья окон. Провести время с Маттео — это то, ради чего я проделала весь этот путь. Какая разница, подметаю ли я полы или готовлю ужасный кофе для неудачливых посетителей? Пока я могу быть с ним, меня не волнует моя работа. Я планирую воспользоваться каждой секундой, даже если это означает жить в фантазиях Золушки. Кому нужна крестная фея, когда у меня есть я сама?

* * *

Прошло два дня протирания окон, уборки грязной ванной и мытья липкой плитки в тишине, прежде чем Маттео нарушил неловкость.

— Из какой ты части Америки? — он задает самый простой вопрос, но, тем не менее, он заставляет мое сердце бешено колотиться в груди.

— Я родилась в Нью-Йорке, — может быть, если я буду сыпать фактами тут и там, он поймет намек.

— Ах, как и моя мама. Я ездил туда каждое лето с братом, чтобы навещать ее, — он прочищает горло, снова сосредоточившись на чистке кофеварки.

Я едва слышу свой собственный голос из-за стука крови в ушах.

— Итак, чем вы занимались в Нью-Йорке? — я поморщилась от отчаяния в своем голосе. Гладко, Хлоя, гладко.

Маттео смеется.

— Да практически всем. Моя мама переехала обратно в Штаты после развода с отцом, поэтому, когда мы с братом приезжали, мы старались использовать это время с максимальной пользой.

Помнит ли он, как спал с моей мамой? Будет ли он шокирован, узнав, что у него есть ребенок? Я заставляю свои мысли замедлиться.

Маттео продолжает заниматься своими делами, не обращая внимания на то, что я застыла на месте, уставившись на него. Мой мозг кричит, чтобы я набросилась на него с новыми вопросами. Но что-то подсказывает мне, что нужно воздержаться, потому что я не хочу, чтобы он заподозрил меня.

— А здесь вы жили в другие времена года?

— Да. Мой отец родился и вырос здесь. Он сам основал эту лавку, — Маттео оглядывает магазин, улыбаясь.

— Вау. Это невероятно, — я оцениваю магазин в новом свете, зная, что он передавался из поколения в поколение.

— Ну, я знаю, что этот город меньше, чем один квартал Нью-Йорка, но мне нравятся люди и тишина.

— Вы совершенно правы. Я все еще привыкаю к тому, что каждое утро прохожу мимо одних и тех же людей, а они мне улыбаются. В Нью-Йорке, если бы я улыбнулась незнакомцу, они могли бы вызвать полицию за подозрительное поведение.

Маттео смеется. Это чистый и искренний звук, его глаза прищуриваются.

У меня отпадает челюсть, и меня охватывает внезапное желание признаться, кто я. Я могла бы сбросить эту маскировку и узнать его по-настоящему, как дочь и отец. Но я рассуждаю так: наши отношения должны развиваться медленно, я не должна с головой окунаться в них. Я оправляюсь от своего временного помутнения в рассуждениях и укрепляю потребность сдерживаться.

Он берет себя в руки.

— Тебе здесь нравится?

Я думаю о том, что прошедшая неделя была самой дикой из всего, что я себе представляла. В моей жизни не было ничего типичного, начиная с вторжения в чужую жизнь и заканчивая работой на моего отца без его ведома. Даже комплект родословной, полученный самим собой, заставил меня задуматься о том, откуда взялась вся эта удача на протяжении всей моей жизни. Как будто празднование двадцати четырех лет означает, что все сферы моей жизни выровняются после многих лет одиночества и разочарований.

Я останавливаюсь на чем-то более сдержанном.

— Возможно, я покажусь сумасшедшей, но этот город словно обладает какой-то магией, — он. Люди. Сантьяго.

Маттео кивает головой.

— Магия есть везде и во всем. Людям нужно только верить в нее, чтобы она работала. Если ты замечаешь, то прими ее, потому что это то, что делает нас мечтателями.

Когда отец говорит о нас как о дуэте, мои легкие начинают гореть от резкого вдоха. Я так чертовски сильно хочу, чтобы были мы, что готова собрать в бутылку все волшебство в этом чертовом городе и сохранить его. Но не все должно быть осязаемым, и магия — не исключение из правил.