Хлоя предлагает мне сесть в кресло. Я следую ее примеру из любопытства, и она придвигает другое кресло рядом со мной.

Она открывает свой дневник на чистой странице.

— Я хочу, чтобы мы загадали желание.

— Это твой дневник желаний?

Она прикусила губу и кивнула.

— Ты делишься со мной своим дневником желаний? — наяву голос звучит так же недоверчиво, как и в мыслях. — Почему?

— Я думаю, что фраза, которую ты хотел сказать, это «спасибо», — она сталкивается своим плечом с моим.

— Я удивлен.

— Ничего особенного. Правда. — она закатывает глаза.

Я смотрю на нее, приподняв бровь.

— Ладно, это действительно довольно важно. — Она сжимает пальцы вместе, оставляя сантиметровый зазор.

— Ты позволишь мне украсть желание?

— Кража означает, что ты берешь без спроса. На самом деле, я отдаю одно желание бесплатно.

— Почему?

Хлоя любит этот дневник, и я хочу подтолкнуть ее к пониманию — почему это имеет для нее большое значение. Чтобы она поняла, что она чувствует глубже, чем просто увлечение, похоть или дружба. Я отчаянно хочу, чтобы она поняла, что любит меня. Ее действия кричат об этом, но слова никак не слетают с губ. Я никогда не думал, что буду жаждать такой привязанности от человека, который не дает ее добровольно. Но, черт возьми, если это не делает Хлою еще более интригующей, заставляя меня попотеть ради этого.

Хлоя проводит пальцем по пожелтевшей странице.

— Ты мне очень дорог.

Ладно… хоть что-то.

Она продолжает.

— И ты заслуживаешь того, чтобы твое самое большое желание было исполнено. — Она берет ручку и пишет что-то на странице.

Я желаю, чтобы Корпорация Формулы позволила Сантьяго Алаторре снова участвовать в гонках.

— Теперь все решено. Очевидно, что в следующем году ты поедешь с Бандини. Этот дневник не валяет дурака. Я гарантирую.

— Можно я тоже что-нибудь напишу? — промурлыкал я.

Ее губы складываются в букву О. Она делает паузу, затем кивает и протягивает мне ручку. Я начинаю писать на странице, но ее рука накрывает мою.

— Подожди, — она переворачивает страницу на чистую.

— Зачем ты это сделала?

— Новая страница, новое желание. Я устанавливаю правила.

Я смеюсь про себя, записывая свое желание. То, о котором я думал уже довольно долгое время.

Я желаю, чтобы Хлоя Картер влюбилась в кого-нибудь, достойного ее любящего сердца восьмидесятых годов. Чтобы она нашла ту любовь, которая сокрушает душу, разрывает сердце, разжигает страсть. Любовь, которая заставит ее отчаянно желать большего, потому что ничего удивительного не должно быть в меру. Такую же любовь я нашел с ней.

Я роняю ручку, и она скатывается в середину блокнота.

Хлоя смотрит вниз на страницу, сохраняя молчание.

— Твое молчание никогда не приводит ни к чему хорошему, — я подталкиваю ее в плечо.

— Это твое желание?

— Я написал его, не так ли?

Она щиплет меня за бок, прямо в том месте, которое заставляет меня вздрогнуть.

— Придурок.

— О, от тебя я приму это как заигрывание.

Она качает головой.

— Ты совершил ошибку.

— Что ты имеешь в виду

Ее глаза скользят от дневника вверх. Цвет ее радужки кажется более ярким, чем когда-либо, голубые блики переходят от сапфирового к акварельному.

Мое сердце колотится в груди, пока я жду ее ответа.

— Ты не можешь желать того, что у меня уже есть.

Я никогда не думал, что одно предложение может нести в себе столько смысла. Хлоя словно запустила серотониновую бомбу в моем мозгу.

Она улыбается шире, глядя на мое лицо.

— Я люблю тебя. Я влюблена в тебя. Такой любовью, которая приводит меня в отчаяние, заставляя думать, что я схожу с ума.

Я встаю и притягиваю ее к себе, приникая мягким поцелуем к ее губам.

— Скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Сантьяго Алаторре.

— Я никогда не устану слышать это.

Ее улыбка ослабевает.

— Я не знаю, что мне делать — бояться или радоваться.

— Оставайся счастливой. Всегда счастливой.

— Да, но я также не могу не бояться, — шепчет она.

— Почему?

— Потому что есть два вида любви.

— Какие?

— Любовь, которая процветает, и любовь, которая убивает.

Что-то внутри замирает от ее слов, заставляя реальность рухнуть вокруг меня. Это стирает восторг, который я испытал от признания Хлои в любви.

Я отчаянно хочу, чтобы у меня с Хлоей был первый вид любви, но не могу не беспокоиться о втором. Не потому, что я намеренно причинил бы ей боль. Есть только одна вещь, угрожающая всему, что мы построили. А секреты способны разрушить самые прекрасные вещи, и я задаюсь вопросом, не является ли мой секрет самым смертоносным из всех.

Хлоя

Что-то с Маттео сегодня не так. Я не могу определить, в чем дело, но он почти не смотрит на меня. Как будто его здесь нет, хотя я сижу на диване напротив него. Сначала было странно, что он не проявил никакого энтузиазма, когда я показывала ему свои детские фотографии. Это было неприятно, но я списала это на его плохое самочувствие. Но теперь он даже не улыбается, когда говорит о Джованни. А я знаю, как сильно он любит Джованни.

— Ты в порядке? — я судорожно сжимаю руки.

Он качает головой, как будто это может заставить исчезнуть то, о чем он думает.

— Нет.

Я замираю.

— Что случилось?

Он вздыхает. Его взгляд проникает в меня и приковывает к месту.

— Я должен тебе кое-что сказать.

О, Боже. Это не может быть к добру. В последний раз, когда кто-то хотел мне что-то сказать, я оказалась на заднем сиденье полицейской машины из-за Ральфа.

— Да? — задыхаясь, прошептала я.

— Я не был до конца честен с тобой.

— Что ты имеешь в виду? — я выдавливаю из себя слова, несмотря на сдавленность в горле. Каждый мускул в моем теле застыл, и мне трудно дышать.

Маттео не отвечает мне. Вместо этого он разражается рыданиями. Его тело дрожит, он сгорбился и закрыл от меня лицо.

Какого черта? На шатающихся ногах и с колотящимся сердцем я перемещаюсь к нему на диван и обхватываю за плечо. Я не могу стоять в стороне и смотреть, как он теряет самообладание, не предлагая никакой поддержки.

— В чем дело? Ты меня пугаешь.

Он фыркает.

— Мне жаль. Мне действительно чертовски жаль. Я не хотел тебе говорить, но Сантьяго сказал мне, что так будет правильно, и, наверное, он прав. Но я все еще не знаю, как это сделать, так что дай мне секунду.

— Сантьяго? — шиплю я.

Что-то уродливое и темное бурлит во мне, просясь наружу. Что происходит, и какого черта Сантьяго скрывает от меня?

Маттео кивает, вытирая слезу.

— Ты случайно не о другом Сантьяго говоришь?

Он качает головой из стороны в сторону.

Мой желудок вздрагивает, и кислота подползает к горлу. Я проглатываю ее обратно.

Я не знаю, о чем спросить в первую очередь. Зачем Маттео и Сантьяго вообще разговаривали? Что расстраивает Маттео настолько, что он плачет?

Маттео не оставляет мне выбора в этом вопросе. Он продолжает, явно набравшись храбрости после своей вспышки.

— Хлоя, меня убивает то, что я делаю это с тобой. Черт, меня убивает, что я вообще тебе солгал.

Я чувствую, что из меня высосали все тепло, заменив кровь ледяной жидкостью.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что солгал?

— Нет простого способа сказать тебе это, но… Боже. Я не твой отец, Хлоя.

Я смеюсь, как бы говоря, что я в порядке. Неужели мы снова проходим через весь этот цирк? С Маттео я как будто делаю два шага вперед, прежде чем пробежать милю назад.

— Да, это так.

Он отодвигается от меня, давая достаточно пространства, чтобы смотреть мне прямо в глаза. — Нет. Мой однояйцевый брат-близнец был твоим отцом. Мне жаль говорить тебе это, но на самом деле ты моя племянница. Я не могу быть твоим отцом. Клянусь жизнью моего сына и моей жизнью.