Боль в теле ослабевает, когда я представляю, что моя нога в зеркале — это не протез. Я выполняю движения, сгибая ногу и разгибая пальцы, а затем перехожу к более сложным движениям. Чтобы избавиться от боли, требуется тридцать минут. К концу процедуры я лежу на ковре, потный и измученный. Тени играют на потолке, пока вентилятор вращается над головой.

Хлоя ложится рядом со мной, тепло ее тела согревает мой бок.

— Ты веришь в исполнение желаний?

Нелепость ее вопроса застает меня врасплох.

— Что?

— Ты веришь в исполнение желаний? Да или нет? — она поворачивает голову ко мне.

Наше дыхание смешивается от близости.

Мой взгляд падает на ее губы.

— Эм… нет?

Она проводит ладонью по лицу.

— Понятно.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я верю в свои желания.

Я ничего не могу с собой поделать. Ее ответ заставляет меня рассмеяться, высвобождая напряжение из моего тела.

— Эй, нехорошо смеяться над тем, кто делится историей. Я рассказывала ее только одному человеку во всем мире, и из-за твоей реакции я больше не хочу ею делиться, — она ущипнула меня за бок, зная точное место, чтобы заставить мое тело вздрогнуть.

— Ты права. Пожалуйста, ты простишь меня?

Ее улыбка не соответствует ее напускной обиде.

— Да. Так вот, у меня есть такая штука, которая называется дневник желаний. И я понимаю, что это смешно, но я загадываю желания с тех пор, как смотрела «Пиноккио» в детстве.

— Но ты загадываешь желания в дневнике, а не на звезде? Как это работает?

— В Нью-Йорке единственную звезду можно найти на Бродвее, потому что там слишком много фонарей, чтобы хорошо видеть небо. Я была практичной и вместо этого нашла дневник. К тому же, так легче отслеживать все мои желания. А я их отслеживаю.

— Я не знаю, что больше шокирует в этой истории. То, что ты пишешь желания в дневнике, или то, что ты называешь себя практичной.

Хлоя издала мелодичный смех.

— Ладно, умник, а если я скажу, что некоторые из моих желаний сбылись?

— Тогда я бы сказал, что у тебя безупречный случай предвзятого подтверждения.

Хлоя приходит в бешенство от моего комментария. Боже. Мне нравится, как она смеется, как будто она может умереть от кислородного голодания. У меня возникает искушение заставлять ее смеяться снова и снова. Изоляция превратила меня в жалкое подобие человека, выпрашивающего внимание у той, которая кажется такой же одинокой.

Она закатывает глаза.

— Ладно, пожалуйста, бросай это комедийное представление, раз уж ты выступаешь. В этой фикции отношений есть место только для одного из нас, и это не ты, приятель.

Я хихикаю.

— Хорошо.

— В любом случае, кому-то это может показаться глупым, — ее глаза сузились, когда она повернула голову в мою сторону, — но мой дневник желаний действительно важен для меня. Это была единственная вещь, которая принадлежала исключительно мне, особенно после того, как я была вынуждена переехать от мамы в приемную семью.

В ее голосе нет той печальной нотки, которую я ожидал бы от такой депрессивной истории. Я представляю себе юную Хлою, цепляющуюся за дневник, желающую лучшей жизни, но снова и снова разочаровывающуюся. Это представление тяжелым грузом сидит у меня в груди. Как ей удается оставаться чертовски позитивной после такого детства? А кто бы смог?

Она продолжает:

— Можешь смеяться сколько угодно, но одно из моих желаний привело меня сюда, так что я бы сказала, что в моем дневнике есть немного магии. Ты так не думаешь?

Меня зацепила эта история, я жажду большего от нее.

— Что ты загадала?

— Вообще-то, две вещи.

— Правда?

— Первое желание было о том, чтобы я нашла своего отца и воссоединилась с ним.

— И, очевидно, это произошло.

Она улыбается:

— Да.

— А каким было твое второе желание?

— Я не знаю, стоит ли мне им делиться. Возможно, я страдаю от злобного чувства предвзятого подтверждения, — она высовывает язык.

Мой взгляд фокусируется на том, как ее язык проводит по нижней губе. У меня возникает искушение навалиться на нее сверху и поцеловать.

Она качает головой.

— Неа. Я не хочу делать это прямо сейчас с тобой.

— Зануда, — я вздыхаю. — Тогда скажи мне, чего еще ты пожелала.

— Я хотела, чтобы кто-то ценил мое существование, а не уничтожал его.

Я хмурюсь, ненавидя, как ей вообще понадобилось желать чего-то подобного.

— Почему ты это пожелала?

— Это история для другого дня.

К черту другой день. Мне нужна эта история сейчас.

— Давай.

— Неа.

— Хорошо. Но откуда ты знаешь, что желание сбылось?

— Потому что я встретила тебя.

Черт. Как это простое заявление заставило мое сердце сильнее биться в груди?

Черт, мне нравится эта девушка. Я ожидаю, что страх заразит мой здравый смысл, но ничего не происходит. Ни малейшего проблеска чего-то, кроме счастья, не отражается в моем теле.

— Почему ты делишься этим со мной? — И это все, что ты можешь придумать? Девушка, по сути, говорит тебе, что ты ей нравишься, а ты все портишь. Я идиот. Это чертова правда.

Она снова смеется, ее улыбка прогоняет мои страхи.

— Я хотела поделиться тем, что делает меня уязвимой.

— Почему?

— Потому что у всех нас есть слабости, Сантьяго. Ты считаешь, что твоя — это отсутствие ноги, а я думаю, что моя — это ужасающее одиночество и предпочтение желать, а не делать. Я загадываю желания, чтобы бороться с пустотой, которую я чувствую из-за всех разочарований. Желания — это самое близкое, что есть к чудесам.

Я хочу сказать ей, что все волшебное заключено в ней самой, а не в каких-то пожеланиях, нацарапанных в дневнике. И я жажду испортить жизнь каждому человеку, который разочаровал ее и угрожал разрушить ее счастье.

Я ничего не говорю, предпочитая впитывать ее слова. Гул восстанавливающей энергии Хлои наполняет меня до краев так, что я больше не могу игнорировать.

Я хочу, чтобы у нас с ней все было по-настоящему. Свидания, смех и чувства, которые она вызывает во мне снова и снова.

Она называет свое одиночество слабостью, но я вижу в нем только силу. В то время как такие, как я, прозябают в тени, такие, как она, создают свой собственный свет. Она подобна луне, которая светит ярко, несмотря на бесконечную тьму.

И она заставляет меня желать, чтобы дневной свет никогда больше не возвращался.

Хлоя

— Ты готов к путешествию? — открываю пассажирскую дверь машины Сантьяго G-Wagon. Слава Богу, у меня длинные ноги, потому что этот внедорожник — просто монстр. Я хватаюсь за подол своей юбки в стиле бохо и использую ступеньку, чтобы запрыгнуть в машину.

— Это меньше двух часов езды. На гонках я ездил и дольше.

— О, хорошо, Мистер Я Известный Гонщик, давай послушай, как я хвастаюсь. Ты забываешь, что я выросла в Нью-Йорке? Я никогда никуда не ездила!

Сантьяго садится на водительское сиденье и надевает очки Ray Ban. Мое сердце, одержимое восьмидесятыми, поет при виде него. Он — смесь всех персонажей Джона Хьюза, за которыми я люблю наблюдать.

Пожалуйста, не говорите мне о его новом образе. Я знала, что Сантьяго и раньше был сексуальным, но я не думала, что он настолько сексуален под бородой и длинными волосами. Серьезно, я не думаю, что у меня хватит самоконтроля, чтобы выдержать поездку в машине рядом с ним, не говоря уже о целых выходных.

Сантьяго заводит машину.

— Ты впервые путешествуешь за пределы Америки?

— Это мой первый раз за пределами Нью-Йорка. Точка. Я никогда не бывала нигде, кроме как здесь и четырехчасовой остановки в Португалии. Так что, технически говоря, я побывала в двух других местах, кроме Нью-Йорка.