Такого я не мог простить этому созданию, пусть оно даже стократ умнее меня, это не дает ей право кусаться! Я бросился за ней с твердым желанием доказать, что хоть я и являюсь мальчиком для битья на кухне господина старшего повара, но крысы не те создания, которым это легко сходит с рук. Точнее с лап. Хотя, поскольку она меня укусила, то с зубов.
Крысу я не поймал. Стоило мне только сдвинуться, как шаткое равновесие шкафа было нарушено и он, скрипя деревяшками по каменному полу, опрокинулся, вывалив меня наружу.
Вот тогда-то я и должен был заподозрить во второй раз, что во всем этом что-то не так. Мало того, что никакой крысы я, конечно же, не увидел, но этому я не удивился, а вот тому, что я вообще вижу хоть что-то в погруженном в совершенную темноту подвале, еще как должен был. Но, я и этому тоже не удивился. Я сидел на горе из вещей графа, и ошалело вращал глазами, наблюдая последствия раскурочившего подвал взрыва. Честно говоря, я и не знал, что в замке есть подвал. Моя вотчина кухня и совсем немного внутреннего двора, через который я крайне редко, но ходил с поручениями. Весь остальной замок меня не интересовал. А потому, оказавшись в подвале, я открыл рот и смотрел во все глаза.
Посмотреть было на что. Всюду, сколько хватало зрения, я видел разрушенные деревянные вещи, назначение которых я не понимал, в силу их полного разрушения до отдельных досок и крошек. К деревянным крошкам примешивались каменные, из разбитых колон и какого-то странного постамента с расколотым надвое мужским лицом. Лицо это мне не понравилось, даже от камня веяло злостью и мрачностью, а уж сохранившаяся часть губ, изломана в такой ненавидящей, презрительной усмешке, что мне тут же захотелось убраться подальше. Что я с радостью и сделал. Правда, после того, как немного приоделся, воспользовавшись вещами из гардероба графа. Наличие в нем крыс меня не пугало, во-первых, потому как крыс я не боюсь, во-вторых, потому, как вещи графу были не слишком нужны, а в-третьих, потому как сверкать голым задом мне совсем не хотелось. А зад мой был гол! Совсем! Та часть, что отвечала за прикрытие моей пятой точки, отсутствовала напрочь. Ее место занял огромный, но аккуратный круглый ожог, что освещал окружающее пространство почище любого фонаря. Штанины уцелели, но чувствовали себя не самым лучшим образом, обзаведясь множеством новых дырочек, дырок и дырищ, и болтаясь на завязке, только мешали ходить. К тому же, думаю, граф простит мне, что я нацепил его штаны и закатал штанины. Думаю, он их даже пожертвует мне. Впрочем, все может выйти и иначе, и он задаст мне такую трепку, каких я еще не видел. Но предстать пред светлыми очами графа с голым задом я не хотел вовсе. А трепка? Ну, что трепка, трепка не первый раз, как-нибудь переживем.
Кое-как одевшись, укутавшись в штаны и рубахи, словно в простыни, я поискал глазами, в чем бы осмотреть себя со стороны и… Так быстро на гору одежды и лежащий на ее вершине покореженный шкаф я больше не заберусь даже под страхом смерти. Но то, что я увидел, заставило меня не то, что вскарабкаться, оно заставило меня взлететь на самую верхотуру и там, зависнув на краю опасно шатающегося шкафа замереть. Я увидел мертвеца. Он лежал, точнее, сидел, привалившись к полуразрушенной колоне, и зажимал руками рану, зажать которую был не в состоянии. Его кишки, словно змеи, вылезли из пробитой брони на животе, оплетали руки, словно пытались их проглотить. На самом деле я и принял их за змей и только после десятка минут напряженного вглядывания понял, что это никакие не змеи. Мне стало легче, ненамного, но легче. Мертвеца я знал. Не знаю, знал ли он о моем существовании, но я его знал. Правда имени его я не помнил и тогда, но вот кто он я знал прекрасно. Личный страж его графской светлости умер в подвале замка этой самой светлости, до последнего защищая кого-то, или что-то. Чуть поодаль от него лежали еще трое. С ними смерть обошлась более милосердно, по крайней мере, кишки их не валялись у тела. Они лежали в самых обычных лужах, самой обычной крови.
Поуспокоившись, я спустился со шкафа, затем с горы ставших не нужными графу вещей, бочком прокрался к мертвецу и, не понимая для чего, поднял его меч. Ох, и тяжел он был, этот самый меч, я с трудом мог его тащить, вцепившись в рукоять двумя руками, оставляя на каменном полу, длинную борозду. Зачем он был мне нужен? Этого я не знаю. Какая-то неведомая сила заставила меня взять его и та же сила повела меня к выходу. Вот тогда-то я и должен был в третий раз заподозрить, что во всем этом что-то не так. Но, как и два раза до этого, я ничего не заподозрил.
Я не стану описывать, что видели мои глаза, когда я пробирался к выходу, таща за собой бесполезную во всех отношениях железку. Хватит с вас и одного личного стража графа, помяну лишь, что несколько раз мой желудок порывался выпростать все, что в нем было и пару раз это ему удалось. Из всего что могло и жило в замке в живом виде мне, лишь несколько раз, встретились тараканы. Даже крысы и те попадались исключительно в мертвом состоянии.
Не помню, как я выбрался из подвала, не помню, как я добрался до дверей, ведущих на улицу. Помню, что я нашел кухню, точнее то, что от нее осталось. Из всего многообразия вещей там выжила только печь для подогрева. Мое же спальное место, вместе с недоеденными кусочками сахара, превратилось в золу, и сейчас переливалась затухающими углями. Я всплакнул, вспоминая сахарок и все так же, не выпуская из рук бесполезный меч, выбрался на улицу.
Разруха тут была не меньше, даже моего скромного ума хватило, чтобы понять, что кто-то покидал наш замок в такой спешке, что даже не подумал забрать с собой сундуки с золотом. Они так и валялись посреди внутреннего двора, расколотые пополам, просыпав, монеты на дорожную пыль. А вокруг них лежали мертвецы. Много мертвецов. Но они меня не интересовали. Монеты зачаровали меня на несколько мгновений. Вышедшая из-за облаков луна отражалась от их боков, добавляя в цвет золота, магические нотки. Да, такого богатства мои глаза не видели никогда и. боюсь, что больше никогда не увидят. Как сейчас, я бы бросился на колени и стал распихивать их по карманам. По всем карманам, что нашлись бы в одежде. А когда карманы закончились, я бы нашел большую тряпку и собрал все что можно в нее, а уж после этого, насвистывая веселую песенку, бегом бросился бы в лес. Отсиделся бы там пару дней и в город, прожигать жизнь. Но дурачку золото без надобности. Ему бы поесть, да завалиться спать, укрывшись чем-то теплым. И золото я не тронул.
Вместо этого, я дотащился до чудом уцелевшей сторожевой будки. Нет, в самом деле, чудом. Она стояла возле ворот, и стражники иногда проявляли служебное рвение, проверяли бумаги у пребывающих. Иногда, потому как гости у нас не самое частое явление, в основном это торговцы, или личные гости графа. Бывали и посланники короля, вот их-то и останавливали стражи. Теперь же никаких ворот не было. Совсем. На их месте высилась небольшая горка прогорающих щепок и малюсенькие, едва достающие мне до колен каменные столбики. А вот будка уцелела. Полностью. С нее даже краска не слезла. Окно, все еще затянутое бычьим пузырем не светилось, а неплотно прикрытая дверь словно звала меня. Я забрался внутрь и лег на лежанку, поставив зачем-то меч у двери.
Внезапно стало плохо. Нет, физически я чувствовал себя нормально, но вдруг стало так грустно, что я зарылся лицом в пахнущую человеческим потом и перегаром подушку и зарыдал, а затем сам не заметив того уснул.
Я и не подозревал, что в тот миг, когда мои глаза сомкнулись, возле разрушенных ворот остановилась сама судьба. Она спешилась, стянула с головы высокий тяжелый шлем, осмотрелась, похлопала коня по ноге, отстегнула притороченный меч и вновь одев шлем, опустила забрало. Очень осторожно, ожидая нападения, моя судьба вошла во внутренний двор замка. Она, конечно, заглянула в будку, но не увидела меня и прошла мимо, все так же осторожно ступая. Имя этой судьбы — Роланд Гриз, вольный рыцарь, безземельный дворянин, единственным богатством которого был вышеупомянутый конь, да комплект рыцарской турнирной брони.
