А всему виной та троица, что без моего позволения поселилась у меня в голове. Я говорю сейчас о двух добрых жителях преисподней и одной злобной светлой воительнице. Почему именно так? Да потому что за все месяцы нашего путешествия и Черт в его рожками и бесконечными подначками, и Суккуба с ее намеками на неведомую мне постельную науку и сладкими губками, были ко мне добры и даже ласковы. Но стоило только появиться Валькирии, как она тут же проявила часть той жестокости, на которую способна. Это ж надо, пообещать вправить, а точнее выправить мне мозги, а затем заявить, что я должен стать самостоятельным. Как? Как я могу стать самостоятельным? Я ведь и зад себе с трудом подтираю. А ведь должно быть все наоборот. Ведь адские твари должны издеваться над человеком, это Черт должен бросать меня в адский огонь и смотреть, как мое тело покрывается волдырями, а Суккуба должна весело хохотать, плотоядно облизывая сладкие губки. Но именно светлая, вооруженная огромным мечом, призванным стоять на страже несчастных людей издевается надо мной. Разве ж я не прав? Разве ж не должно быть по-другому?

Но все есть, как есть и сейчас эта троица вгоняла меня в ужас. Собственно, они и сами были в ужасе побольше моего, и причина скрывалась где-то рядом. Не слишком, иначе бы они позаботились о том, чтобы я их не слышал. Но причина видать была слишком веская и страшная, чтобы подумать о том, что чувствую я, слушая, как они паникуют на все лады.

Вот потому-то я и дрожал, лежа в теплой водичке, хотя должен был млеть и пускать радостные слюни.

Я не стану повторять те слова, что слышал мой разум, даже пересказывать не буду, потому что из приличных слов там были только указания, куда пойти тому нехорошему человеку, что вызвал к жизни зло, с которым они могут и не справится. И это пугало меня, заставляя мои округлившиеся, огромные глаза, слепо пялиться в полог шатра, а тело дрожать.

Бели вылила очередной котелок, я снова задрожал, вслушиваясь в приступ паники Суккубы. Это было забавно, похоть из голоса ее никуда не исчезла, с ней смешивался страх, а получившаяся смесь, доведенная до тонкого, почти комариного, писка выплескивалась в уши тех, кто ее слышал. Собственно если бы слова ее не звучали прямо в моем мозгу, а слышались как слова извне, то я бы уже давно оторвал с головы кровоточащие уши и выбросил их подальше, только бы не слышать ее воплей. Но вырвать себе мозг я не мог.

— Я сейчас вернусь, — Бели вновь вылила кипяток в корыто, не обращая внимания, на льющуюся через край воду. — Полежи тут пока, — она погладила меня по голове, — опусти ноги в воду, чтобы кожа и ногти твои отмокли. Я схожу за ножницами и вернусь. Приведем тебя в божеский вид. Это ж надо себя так запустить.

Она поднялась, сделала шаг к выходу, коснулась полога и повернулась ко мне.

— Зернышко, — прищурившись, проговорила она, вкрадчивым и весьма вопросительным тоном, — скажи мне, Зернышко, а тебе хоть раз кто-нибудь стриг ногти?

Вместо ответа я задрожал.

— Я так и думала, — вздохнула она. — Надеюсь, у нашей принцесски что-нибудь найдется.

И она ушла. Но ее слова позволили мне на несколько мгновений отвлечься от чужой паники и погрузиться в свою. Ногти стричь? А это как? Да и зачем? На руках они отрастать не успевают, ломаются сами по себе, ну или я их отгрызаю. А на ногах можно и сломать. Правда, иногда они ломаются криво, и тогда идет кровь, но это можно потерпеть. Подорожник приложить. Или воспользоваться перебродившим тестом, что всегда в обилии было на кухне старшего повара Люцелиуса Кярро.

Ой, да перестаньте, знаю я, что так может и гангрена начаться. Сейчас знаю, а тогда не знал, и тесто это прекрасно подходило, чтобы рану им зажать. Вы даже не представляете, как быстро оно кровь останавливает и как потом оно сходит вместе с грязью. Пару раз я им полностью вымазывался и был потом такой чистенький и красивый. А вы что думаете, у меня живущего в замковой кухне за печкой в горе грязных тряпок, баня часто была? Нет, наш граф и сам не слишком-то заботился о чистоте и слугам своим не слишком тратиться на это позволял. Так что тесто. Только тесто!

— Зернышко! — голос Суккубы не был похотливым, а тон ее был на удивление заискивающим. Такого взволнованного голоса Сукубы я не слышал ни разу за все путешествие. — Зернышко, ты меня слышишь?

— Да слышит он тебя, слышит. Все слышат, я тебя подери.

— Не сейчас, — отозвалась та и в голосе ее зазвучали привычные похотливые нотки. — Зернышко, ты знаешь, куда вы едите?

— Нет, — честно признался я, чувствуя радость, что я здесь не единственный дурачок. Им не хуже меня известно, что я ничего не знаю, и все же они каждый раз меня об этом спрашивают.

— Вы едите туда, где прямо сейчас творится зло. Понимаешь? Там засело зло и я чувствую, что оно ждет именно вас. Ты понимаешь меня?

Ну, как бы так помягче сказать, я хоть и дурачок, но не полный же идиот, конечно я понимаю твои слова, но вот что они для меня значат, я не совсем понимаю. Хотелось бы мне ответить ей едким замечанием, но мозг мой быстро не сумел придумать ничего и губы его опередили.

— Нет, — произнесли они и добавили: — Я не понял, что за зло.

Не сказал бы, что мне на это наплевать особенно после того, как я битый час выслушивал ее испуганные визгливые вопли, но что за зло я так и не понял. Хотя, признаюсь, этот вопрос интересовал меня в последнюю очередь.

— Это не важно, — попробовала отмахнуться Суккуба.

— Важно! — в один голос рявкнули Черт и Валькирия.

— Хорошо, — быстро сдалась Суккуба. — Пусть важно. Это… — она замялась, и даже мне было понятно, что она не хочет этого говорить. — Это… — ее вздох был тяжел и мрачен и у меня по спине побежали мурашки. — Это моя сестра, — выпалила она и я готов поклясться, что она заплакала.

— Точнее! — не позволил ей пожалеть себя Черт.

— Точнее моя близняшка, — совершенно упавшим голосом, лишенным хоть малейшего намека на извечную похоть прошептала Суккуба. — Моя сестра близняшка. Мы не всегда были такими.

— Еще точнее! — жестко, а чего еще ожидать от светлой воительницы, додавила Валькирия.

— Моя старшая сестра близняшка! — тихим шепотом добавила Суккуба. — Она знает, что я вернулась в этот мир. Знает, что я проснулась. Знает, что я рядом.

— И что? — спросил я, когда пауза затянулась настолько, что мысли стали ускользать из моей головы.

— Она нашла меня. И ждет. Ждет меня впереди. Прямо там, куда вас ведет ваша монашка.

Я, молча, смотрел перед собой, не понимая, что именно я только что услышал. То, что у Суккубы может быть сестра, меня нисколько не удивило. То, что эта сестра ее близняшка тоже, подумаешь, у нас в замке и больше рождалось, правда, у собак и кошек, а уж сколько потомства и крыс и мышей, так и не сосчитать. Мне не сосчитать. Так что меня близняшками не удивишь, кто знает, сколько за раз рождают в преисподней. А вот то, что живущая во мне Суккуба так боится встречи с ней, удивило сильно. Если бы у меня был брат, хотя как знать, может быть, он и есть, родителей то своих я не слишком хорошо помню, то встретиться с ним было бы самым радостным событием в моей жизни. После целой, никем не облизанной головы сахара конечно. Вот эта встреча была бы, пожалуй, позначимей. И все же я бы хотел увидеть собственного брата и уж тем более, если бы он был моей точной копией. Но Суккуба явно боялась и не скажу за кого больше за меня или за себя. Мне бы хотелось, да и до сих пор хочется, чтобы за меня, но думаю, что в тот момент ей на меня было плевать.

— И что? — спросил я.

— Она страшная, — еще тише прошептала Суккуба. — Очень страшная.

— Ой, — тяжело вздохнул Черт. — Хватит уже вокруг да около. Слушай, Зернышко, сюда. Ее сестричка, сволочь еще та. Она страшная тварь. Может быть, сейчас уже и внешне. Они родились вместе и вместе росли, и всегда та, что нас поджидает, была заводилой. Она заправляла этой парочкой, и ты не представляешь, что творили они, когда были подростками. Сколько вам тогда было тысяч по двенадцать лет? — спросил он, но Суккуба не ответила. — Они вдвоем заставили целый город танцевать до изнеможения, а когда люди попадали без сил, наслали на них похоть. Ты не представляешь, что тогда творилось в том городе.