У меня слёзы на глазах, но ему удаётся заставить меня улыбнуться.

— Ты спас нашу команду…

Взмахом руки Эдоардо отмахивается от моего заявления.

— Когда увидел тебя впервые, я мысленно засыпал тебя оскорблениями. Я пытался уничтожить тебя, как только мог, снаружи, но в основном внутри, потому что ты пугала меня до смерти. Добрая, улыбчивая, всегда в форме, преданная правому делу. Ты казалась реинкарнацией моих кошмаров, сконцентрированных в одном человеке. Знание того, что мне придётся иметь с тобой дело каждый день, отправляло меня в психушку. Ты была всем, что я презирал… или, скорее, всем, чего я когда-то хотел и не получил. Ты пугала меня. Я не хотел рецидива. И уж тем более я не мог позволить себе быть очарованным соперником, которого я собирался уничтожить.

Я вздрагиваю.

— Но потом я узнал тебя получше. Ты не так идеальна, как тебя рисуют. Под твоим кажущимся спокойствием и размеренностью скрывается хаотичность, импульсивность. Ты умна и тебе наплевать на чужие суждения. Ты яростна и противостоишь мне с острым языком, который всегда находит творческие способы оскорбить меня. У тебя огромное сердце, и ты не боишься прислушиваться к нему, даже когда ты можешь быть стервой и растоптать того, кто под тобой, — говорит он. — Прошло четыре с половиной дня с момента твоей отставки. Это значит, что у тебя осталось два с половиной, чтобы пересмотреть своё решение.

— … что?

— Аннулируй, Камилла. Подумай ещё раз. Я знаю, что оставил вокруг тебя выжженную землю, но это не должно закончиться так. Возвращайся в наш кабинет. Если в чём ты и преуспела, так это в безумной вере в то, что всем остальным кажется разбитым и безнадёжным.

Я распахиваю веки, чтобы не дать слезам хлынуть по щекам.

— Почему я должна?

Эдоардо упирается локтем на подлокотник, потирая линию челюсти пальцами, пытаясь усмирить хаос мыслей.

— Неважно, — бормочу я, — я понимаю, я…

— Мне жаль, что я толкнул тебя вниз и заставил упасть в пустоту, — добавляет он мягко, словно признание этого причиняет ему физическую боль. — Мы превзошли все стандарты даже для меня.

«Бум!»

— У тебя ещё есть время передумать. — Он встаёт, застёгивает пиджак и бросает на меня непроницаемый взгляд. — Ты не знаешь, как сильно я на тебя надеюсь.

У меня даже нет времени обдумать его речь, потому что Эдоардо опережает меня. Он поворачивается ко мне спиной и выходит в коридор, как и появился, оставляя меня потрясённой катастрофическими последствиями своих откровений.

Обессиленная, я откидываюсь на спинку стула. Я смотрю на угловатый полупрозрачный край стола.

Мне остаётся только гадать, что мне делать с собой.

Если я чему-то и научилась, так это тому, что идеализация прошлого — худший путь в будущее, особенно когда прошлое превращается из мягкого напоминания в балласт, мешающий нам сделать необходимые шаги вперёд.

Мы хотели бы кристаллизовать нашу жизнь в момент наивысшего расцвета, мы хотели бы, чтобы всё хорошее оставалось навсегда, но правда в том, что никто не застрахован от перемен. Работа, отношения, дружба, семья. Люди приходят, люди уходят. И как бы наше сознание ни пыталось бороться с этим процессом и закладывать его основы на неизменной почве, заставляя нас верить, что во всей этой суматохе мы всегда остаёмся собой… правда в том, что мы часть этого вихря.

Мы плод событий, происходящих с нами, и выбора, который делаем, когда жизнь обрушивается на нас.

Нам может быть восемнадцать, тридцать или пятьдесят, но суть в том, что мы не знаем, что нас ждёт в будущем. Не знаем, сделаем ли мы сейчас правильный или неправильный выбор, не знаем, чего мы будем желать завтра и насколько это будет несовместимо с тем, во что мы твёрдо верим сегодня.

Но если бы мы основывали все решения на нашем прошлом, нам бы пришлось задуматься, что было время, когда просмотр мультфильмов, не снимая подгузника, был главным событием дня.

Дверь снова открывается с резким рывком.

Ник, появившийся на пороге, дружески кивает мне в знак того, чтобы я освободила помещение.

Я кладу руки на подлокотники стула и вскакиваю.

Пришло время ещё немного подрасти.

Эдоардо

Прошло три дня.

Она не передумала.

Камилла

Существует общепризнанная традиция выхода на работу утром в понедельник, и она обычно включает в себя: сонливость, пугающие опоздания, незапланированные встречи, приближающиеся сроки (которые были установлены ещё несколько месяцев назад). Добавляют драмы заболевшие или отсутствующие коллеги, и по совпадению, именно те, от которых зависит успех проекта. И, если вам особенно не везёт, к вечеру апогей невероятностей приводит к катастрофе.

Что ж, сегодня я, Камилла Феррари, уполномочена разрушить клише, согласно которому понедельники — одиннадцатая чума, наложенная на человечество в качестве наказания.

Ещё и потому, что работы у меня нет.

Автоматические двери широко открываются в большой атриум на первом этаже. Я иду на запах кофе и свежеиспечённых круассанов и врезаюсь в очередь в кафетерии. Обычно я избегала этого, но сегодня необычный день. Сегодня стоять в очереди с незнакомцами, которые колеблются между купанием в духах и отказом от дезодоранта — это опыт, от которого не откажусь ни за что на свете.

Я погружаюсь в приглушённый гомон и жду своей очереди, блуждая глазами по сторонам. Когда клиент передо мной уходит, я подхожу к стойке и подмигиваю бариста.

Она отвечает с видом соучастника. Смотрю, как она исчезает за стойкой, в зоне для персонала, и потом… бум.

Свет в помещении, кофеварка, гул холодильника с холодными напитками.

Гаснет всё.

— Господи, — бормочет глубокий голос слева от меня.

Свет из большого окна с видом на район Порта Гарибальди пронизан серостью миланской зимы, поэтому, когда я поворачиваюсь, мне не составляет труда сфокусироваться на профиле недовольного клиента.

Опираясь на стойку одним локтем, в сшитом на заказ костюме, с аккуратной бородкой и ярко выраженным средиземноморским цветом кожи, мужчина излучает класс и изысканность каждой порой, пока пытается своими мыслями убить человека, ответственного за срыв его строгого графика.

— Это их вторичный генератор. Такое случалось и раньше, после проведения работ в электросети здания. — Я контролирую свой голос, чтобы он получился обыденным и звонким. — Им понадобится меньше пяти минут, чтобы восстановить его работу.

Мужчина оборачивается, удивлённый. В поле моего зрения попадают другие детали. Мягкий рот. Тёмные, хищные глаза, которые способны нанести сокрушительный удар, но которые скрывают совсем другую историю за стеной, через которую мне посчастливилось перелезть.

— Камилла?

— Я сказала, что они всё исправят в рекордные сроки, — повышаю я голос, чтобы пересилить гул покупателей и продавцов. — Не в последнюю очередь потому, что я подкупила вон ту бариста, чтобы она отключила пробки. На самом деле, думаю, что пять минут — это слишком оптимистичная оценка. Думаю, через двадцать секунд электричество снова будет работать, как прежде.

— Ты что сделала?

— Добавь к моему списку: не боится играть грязно, навлекая на себя гнев разгневанной миланской клиентуры. Но я должна была это сделать. Знаешь, сегодня особенный день.

Уголок его рта едва заметно дёрнулся.

— Правда?

— Да! В одиннадцать часов я подписываю трудовой договор.

Это не то, чего он ожидал.

— Как замечательно, — саркастически шипит он.

— Я так счастлива начать работу на новом месте. На прошлой неделе прошла второе собеседование, и меня утвердили на должность! Это многонациональная компания, но команда, которой я буду управлять, небольшая. Все они кажутся милыми и, что самое главное, никто из них не знает, что такое тантрическая йога, не говоря уже о каменных яйцах для тонуса тазового дна…