— Камилла, это не то, что ты думаешь…

— Предлагаю тебе записаться на курс Беа о том, какие фразы говорить, когда кто-то злиться. Сейчас у тебя получается не очень.

— Ты права. Я должен был тебе сказать. Чёрт, я хотел сделать это вчера у тебя дома, но… — Я запускаю пальцы в волосы, чтобы снять напряжение, которое копилось с тех пор, как увидел, как она выбежала из зала заседаний. «Скажи ей, блядь!» — Мне было страшно.

Брови Камиллы устремляются к линии роста волос на лбу.

— Я боялся потерять тебя, — уточняю я, с вырывающимся из-под контроля сердцем.

— Это не имеет значения. Моя религия — я не встречаюсь с начальством. Я бы не стала заигрывать с ДГБ, даже если бы он был человеческой версией тебя, и то же самое касается мистера Невидимки.

— Я надеюсь на это! — вырывается у меня.

— Поэтому ты автоматически исключил себя из моего радара.

Эта перспектива заставляет меня потерять почву под ногами.

— Хочешь закрыть? Даже не предоставив мне право последнего слова?

— Окей. — Камилла скрещивает руки на груди. — Говори.

Я осторожно приближаюсь к ней. Поднимаю её лицо ладонями к своему.

Я ничего не говорю. Только созерцаю её губы, раскрасневшиеся щёки, блестящие яростью глаза, погружаясь в исключительную связь между нами, когда весь остальной мир исчезает.

— Ты молчишь.

— Посмотри на меня, — умоляю я, — и сама реши, является ли то, что сейчас между тобой и мной, выдумкой или нет.

— Ты патологический лжец, — издевается она.

Но её решимость, скрытая под фасадом чистого презрения, колеблется. Камилла хочет мне верить. Я просто должен дать ей вескую причину для этого.

— Ты права, я солгал тебе о повышении. Но я больше ничего от тебя не скрывал. Я больше не хочу воевать с тобой, а ты не должна воевать со мной.

— Разумеется! Тебе это больше не нужно, я буду в твоём подчинении, как ты и хотел, Зорци!

— Я не твой фактический начальник.

— Ты в совете правления, это всё равно что так.

— Только по организационным вопросам. Внутри офиса, в повседневной работе мы будем равны. Я обещаю тебе. Я не хочу, чтобы мы разрушили то, что у нас есть…

Камилла издаёт возмущённый звук.

— А что у нас есть? Восемнадцать лет и в карманах иллюзия, что снятие трусиков друг с друга означает нечто большее? Мы весело провели несколько дней, это было мило… конец истории.

— Не говори «мило». Это грёбаное оскорбление. Венеция была самым настоящим, что происходило со мной за последние десять лет.

— Венеция была перемирием. Знаешь, в чём фишка перемирия? У него есть срок действия.

Я стискиваю зубы.

— Тогда давай превратим его в прочный договор о союзе.

Камилла скептически морщится.

— О чём бы ты хотел договориться, чего у тебя ещё нет?

— Разве это не очевидно? — Я ласкаю её лицо пальцами. — Я хочу, чтобы мы оба оставались там, где мы есть.

— В этом туалете?

— В нашем фальшиво-экологичном кабинете, полусупер организованном, полусвалке.

— Ты становишься членом совета, а тебе даже не дают ни одного углового гигантского офиса?

— Я отказался. Я внушил ДГБ, что мой сегодняшний кабинет удобнее для управления командой. Я не хочу уходить и не хочу, чтобы уходила ты. — Прижимаюсь лбом к её лбу, пьянея от мятно-ванильного аромата. — Пожалуйста, хоть раз послушайся меня. Мы найдём новый баланс, и ты останешься с нашими командами. Ты им нужна. Ты не можешь оставить их со мной наедине, ты же знаешь, что они застрелятся.

Камилла растягивает губы в мимолётную саркастическую улыбку.

— Подтверждаю.

— Мы снова найдём равновесие. — Воспользовавшись её нерешительностью, я наклоняю голову и касаюсь её губ своими. Дыхание Камиллы — это концентрация разочарования. — Эй, это намёк в пользу сомнения, который я вижу там внизу?

— Нет, это «убей меня, но я не могу тебе поверить».

— Конечно, можешь. — Я закрываю глаза и прижимаюсь губами к её губам. Я знаю, что она неравнодушна к этому. К нашим поцелуям, к тому, как мы стоим, когда наши тела притягиваются друг к другу. К тому, что мы разделили против нашей воли, и к тому, что мы подарили по собственной воле. И если это поможет заставить её остаться, я поставлю на карту всё.

Интересно, чувствует ли Камилла насколько я принадлежу ей?

— Ты проклятие, — слабо протестует она. — Так нечестно…

Я провожу дорожку поцелуев от её рта к щекам, к уху.

— Может быть, нечестно, но ты пробуждаешь во мне самое лучшее, так что это не может быть неправильным. И я больше не причиню тебе вреда. Обещаю.

Не знаю, верит ли она мне.

Но моя самая большая ошибка в том, что в это верю я.

Камилла

Двери лифта издают привычное автоматическое звяканье, открывая опрятную и пустынную приёмную на десятом этаже здания Порта Гарибальди. Я опаздываю, но утешаюсь тем, что парковочное место, зарезервированное для ДГБ, всё ещё пустует. Как и для Эдоардо.

Вчера вечером состоялось первое заседание совета директоров, на котором присутствовал и он. Всё закончилось очень поздно судя по ночной смске, в которой Эдоардо сообщал мне, что вернётся к себе домой. Так даже лучше. Гибкий график или нет, но всегда неприятно, когда начальник застаёт тебя за опозданием. Нет, оба начальника.

Даже в день рождения.

Я иду по коридору, склонив голову над телефоном и печатая благодарности за поздравления. Тридцать один год. Начинается новое десятилетие.

Наш кабинет, как и ожидалось, пуст. Я на полной скорости стаскиваю с себя куртку и бросаюсь во вращающееся кресло. Вуаля! Я только что уничтожила факт опоздания, и никто этого не заметил. Его никогда не существовало.

В этот момент звонит внутренний телефон.

— Слушаю, Феррари.

— Где ты была, я ищу тебя около получаса! — Дерьмо. Это Беа. — Приходи сейчас же в кабинет команды! Народ в отчаянии, они попросили о помощи меня!

Я сразу же встаю.

— Ты серьёзно? Что происходит?

— Катастрофа с программой! Беги! — Подруга бросает трубку, не дожидаясь ответа.

Оставляю своё рабочее место и возвращаюсь в коридор, чтобы проскользнуть в кабинет, отведённый для команды front-end. Обычно у них за дверью раздаются крики, жаркие словесные перепалки и странные ругательства, но сегодня там могильная тишина. Возможно, какой-то сервер уже взорвался.

— Эй? Вы в порядке? — Я поворачиваю дверную ручку.

— С днём рождения, Камилла!

Около пятнадцати человек выскакивают из-за столов. На меня обрушивается какофония звука и цвета.

Пришли программисты из обеих команд, Адель из приёмной, даже сетевой техник, который ремонтирует нашу локальную сеть, когда та выходит из строя. На стену повесили баннер с надписью «С днём рождения, Ками», а к углам монитора прикрепили радугу из воздушных шаров.

В авангарде перед всеми стоит Беа, удерживая поднос с круассанами. Из динамиков одного из компьютеров звучит до неловкости детская песенка про день рождения.

Глаза начинает щипать от эмоций.

Это самое милое, что они когда-либо делали для меня.

— Вы с ума сошли! Не нужно было.

— Не благодари, просто ешь и наслаждайся веганским офисным завтраком в твою честь, — встревает Беа, сунув мне в руку круассан. — Это будет единственный раз, когда я смогла убедить команду добавить соевое молоко в кофе во имя любви к тебе.

Меня обнимает Сьюзи, затем Мануэль и Вадим следуют её примеру. Присоединяется Адель, предлагая мне соевый капучино с какао.

— С днём рождения, Ками!

Я нахожусь на грани своих эмоций.

Ситуация ухудшается. Ко мне подходит Габриэль с подарком в руках. Коробка средних размеров, которую кто-то завернул в несколько старых копий документов о конфиденциальной информации, предназначенных для утилизации.

Я беру подарок и разворачиваю. Внутри находится цилиндрическая красная пластиковая штука с чёрными точками и неясным хоботком там, где должен быть нос.