— Ты попытайся изменить своё мнение о Зорци. А я подумаю, как убить инстинкт купить билет на самолёт в один конец в страну, откуда нет экстрадиции.

Я улыбаюсь.

В ответ под отчаянной гримасой она тоже улыбается.

Мы поворачиваемся к Грете, которая, загнанная в угол, присоединяется к улыбающемуся творчеству коллектива, пусть и с наклонностями, которые имеют тенденцию выводить из себя. В приглушённой атмосфере кухни Беатриче, под каплевидной люстрой, я чувствую, как вибрирует каждый оттенок наших различий. Я уверена, что в другие периоды нашей жизни мы были бы несовместимы.

Но в этот самый момент невидимое чувство сжимает моё горло. Общая уверенность.

Мы здесь друг для друга.

И, возможно, в будущем этого будет недостаточно, но сейчас это всё, что имеет значение.

Эдоардо

Скрип открывающейся двери и последовавший за ней глухой удар о косяк, точно отображающий продвижение валькирий, заставляют меня отвлечься от экрана.

— Эдоардо, мы начали не с той ноги.

Отодвигаю в сторону документацию о флагманском продукте Videoflix, которую читал на планшете, рискуя испортить своё намерение оставаться невозмутимым.

Сутки.

Камилле Феррари потребовалось двадцать четыре часа, чтобы сдаться.

Согласен, двадцать три часа и пятьдесят восемь минут — это слишком долго, по сравнению с моим прогнозом.

— А ты ничего не хочешь сказать?

Она входит в кабинет и избавляется от своей сумки, вешая ту на спинку вращающегося стула. Затем обхватывает себя и смотрит на меня сверху вниз со своей половины стола, словно какое-то гигантское небесное создание, снизошедшее до простых смертных.

Её лицо парит над башней из сложенных папок.

У Камиллы гармоничные и приятные черты. Пропорциональный овал в обрамлении мягко уложенных волос кофейного цвета, большие глаза, а губы покрыты лёгким слоем блеска, который не портит их естественный цвет. Тип лица, который априори исключает использование инструментов, запрещённых для несовершеннолетних, таких как сарказм, вульгарный язык и неуместные мысли.

Я откидываюсь в кресле.

— Очень хорошо. А как бы ты хотела работать со мной дальше, Камилла?

Слащавость заставляет её приподнять брови и несколько раз моргнуть над взглядом, переполненным недоверием. Чёрт возьми, она как плетёная корзина на складе бронированных портфелей.

По сути, это приглашение к тому, чтобы её взяли и разграбили.

— Окей, давай начнём с начала. — Камилла вычёркивает последние несколько секунд резким жестом ладоней в воздухе. — Сегодня утром мы официально встретимся с… нашей командой. Я бы хотела, чтобы мы представились вместе, рассказав новость о… о…

— Авторитет? Власть? Командование?

— Что? Нет! Я имела в виду обмен опытом, гостеприимство… непринуждённый подход, спокойную атмосферу, сотрудничество и единство цели!

— Гимн коммунизму прошлых лет, как замечательно.

Камилла зажимает переносицу между большим и указательным пальцами. Я вижу, как она щурит глаза, пытаясь сохранять спокойствие.

— Начнём сначала… Эдоардо. — Она произносит моё имя с очевидными персональными усилиями. — Я не знаю, из какой среды ты вышел, и пойму, если ты не привык к такому, но здесь мы не пропагандируем токсичность. Заставить каждого почувствовать себя частью команды и не злоупотреблять иерархическим положением ценится как на личном, так и на служебном уровне. Я очень надеюсь, что ты это скоро поймёшь, когда мы проведём презентацию. Ты меня не знаешь, и я не рассчитываю на твоё слепое доверие, но уверяю, у меня нет причин лгать тебе. Мы с Беа основывали своё руководство на принципах открытости и сотрудничества. Эта модель обладает множеством преимуществ, и я буду очень счастлива, если ты дашь ей шанс.

Взгляд, наполненный сияющей уверенностью, который пробегает по моему лицу, — это глазурь на торте, который я даже не заказывал.

И правда, я хотел бы довериться тому далёкому и милосердному голосу, который говорит мне не торопиться, потому что стрельба по Красному Кресту никому не делает чести. Но чёрт возьми. Насколько я не терплю респектабельных женщин, которые выбирают половинчатую стратегию между домашним уютом и жалостью, чтобы что-то получить.

Бывал здесь раньше.

Уже видел, уже слышал.

Больше я не совершу ту же ошибку.

— Это нормально для тебя? — спрашивает в заключение Камилла.

Я встаю со стула и беру планшет со стола.

— Абсолютно.

— Ой. На самом деле? Что ж… У тебя была возможность ознакомиться с материалами и отчётами, которые я предоставила тебе вчера?

— Ничего другого и не делал всю ночь.

Её рука замирает над ежедневником, который Камилла собиралась взять со стола.

— Хо… рошо. У тебя есть какие-либо вопросы?

— Нет, мне всё ясно. — Я отсчитываю секунду тактического колебания и добавляю: — Но спасибо за вопрос.

— Ох. Да. Ну. Не за что. Это меньшее, что я могу сделать. — Её волосы спадают с плеча, частично скрывая профиль. Но я всё равно замечаю, как она краснеет.

«Значит, ты до сих пор неравнодушна ко мне, синьорина Феррари».

— Господин Гецци Брамбилла был прав, ты очень любезен.

Я обхожу стол и открываю для неё дверь в кабинет. Камилла подходит, полная изумления, с драгоценным ежедневником, прижатым к груди, подобно щиту. Нежный мотылёк летит на электрический свет убийцу.

Сегодня её внешний вид также находится на уровне средней опрятности. На ней брюки и блузка, которые Виктория назвала бы «трагически выловленными из каталога низкопробного модного бренда по дешёвке».

Банальная в каждой детали, но когда девушка проходит совсем рядом, чтобы выйти в коридор, её аромат мяты и ванили проникает в мои ноздри, как вчера в кафетерии.

И, чёрт возьми, я должен признать, в этом есть что-то… влекущее.

— Встречу открою я, если ты согласна, — говорю ей, оказавшись в коридоре, полном деревьев и растений.

В ответ Камилла крепче сжимает ежедневник и кивает.

— Конечно!

Во время короткой прогулки, спустя годы я испытываю каково это — стать главной новостью в престижной компании. Подтверждением тому служат любопытные взгляды, которые мы собираем то тут, то там на протяжении всего пути до зала заседаний.

Статус — это то, что определяет разницу между теми, кто решает и тем, кто страдает. Через поведение мы узнаём право на власть.

Это различие необходимо поощрять, но Камилла, кажется, не обращает на него внимание.

Она приветствует пару секретарей с обычной изнуряющей жизнерадостностью, которую могла бы приберечь для своей сестры (если та у неё есть), и, прежде чем войти в зал для совещаний, девушка заправляет волосы за ухо и пристально смотрит на меня своими большими глубокими глазами. Дрожь возбуждения пробегает по моему позвоночнику. Она совершенно ничего не знает. Она даже не представляет, что её там ждёт.

Боже, она понятия не имеет.

Как только мы переступаем порог, шум в комнате стихает. Наши подчинённые выпрямляются в своих правильно выстроенных стульях. Один за другим я сканирую команду.

— Доброе утро, — приветствую всех.

Очевидно, что утро будет совсем не добрым. Я ловлю ужас, промелькнувший на лицах нескольких человек в первом ряду. Соломенные хвосты.

— Вчера мы уже имели удовольствие встретиться неофициально, поэтому я не буду останавливаться на формальностях. Я принял наследие синьоры Мацци как вызов, и за последние несколько часов смог изучить ситуацию и обсудить с господином Гецци Брамбилла некоторые данные по главному проекту, за который отвечаете вы. — Делаю стратегическую паузу и листаю на экране планшета, задерживаясь на отчётах за последние три месяца. — Вы уже знаете, что происходит заметное падение производительности, — уточняю я, оглядывая их через край устройства.

Из зала раздаётся лёгкий ропот. Кто-то сглатывает, кто-то опускает глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом, словно мы на школьной линейке.