— Чт…

Его рука приземляется на моё бедро, притягивая меня к нему. Потеряв дар речи, я стою прижатая лифом платья к ткани его рубашки.

— Drops of Jupiter, — обращается он к диджею, плотнее прижимая меня.

— На подходе.

Эдоардо морщит лоб. На секунду мне кажется, что Зорци сожалеет, но затем под нежные ноты фортепиано, которые вырывают из реальности, он тянет меня в центр зала, крепко обхватив за талию.

Он кружит меня на месте, обнимая за бёдра.

Моё длинное платье вращается, скользя по полу в сказочной обстановке, и наши коллеги присоединяются к нам на танцполе. Задумываюсь о побеге, но не понимаю, как я могу это сделать, когда ребята танцуют вокруг нас.

Чувствую, как его рука поднимается и удерживает меня на спине, между лопаток. Другой рукой Эдоардо ловит мою руку и подносит к своему плечу.

— Комплимент за сценографию. Десять баллов за помещение, — бормочу я.

— Спасибо.

— Пожалуйста. И мои поздравления за постановку. С твоим талантом ты мог бы обмануть самого параноидального скептика.

Он опускает глаза к моим. У него они тёмные и пылают непроницаемыми эмоциями.

— Приму это как комплимент.

Я перевожу взгляд на мягкий, чувственный рот. С трудом сглатываю. Кажется, я снова ощущаю неописуемый вкус его губ между своими. Было бы так легко попробовать ещё раз… мне достаточно просто сдаться, устранив несколько болезненных сантиметров, разделяющих нас.

Но нет. Я не причиню себе вреда.

Ни за что.

Эдоардо крепче обхватывает мою талию.

— Подари мне эту песню. Только эту, — умоляет он. — Потом, если ты на самом деле ничего не можешь с собой поделать, возвращайся меня ненавидеть. Но эту оставь мне.

Неохотно я опускаю голову на его плечо. Я следую ритму его тела, дыхания, поднимающему грудную клетку вверх и вниз. Я теряюсь в учащённом биении его сердца, которое преследует моё.

Оказавшись в его объятиях на момент, который кажется вечностью, я закрываю глаза и позволяю фантазии ненадолго вытеснить реальность.

Я сдаюсь.

И отдаю ему частичку себя, которую вряд ли когда-нибудь верну.

Эдоардо

— В этот уик-энд ты будешь в Венеции? — спрашивает Ник с другой стороны стола в клубе Doll.

Сегодня вторник последней рабочей недели перед рождественскими каникулами, и пунктуально закончив в Videoflix, я недавно присоединился к нему в эксклюзивном клубе на панорамной террасе одного из зданий рядом с Порта-Нуова.

Обычно Ник посещает клуб со своими коллегами, но сегодня их нет.

Как и его работодателя, моего отца.

По традиции синьор Зорци отправился в свой ранний зимний отпуск на какой-нибудь курорт с прекрасными пляжами, где песок белый, море кристально чистое, а юрисдикции оффшорные.

— Я приеду в субботу. В пятницу вечером у меня рождественский корпоратив.

Подходит официантка, лет двадцати с небольшим, и так часто моргает, уставившись на меня, словно я последняя креманка клубники со сливками, оставшаяся со всех столичных баров, и протягивает нам наши Спритцы.

— А когда приедешь ты с Каролиной и детьми? — спрашиваю я, отмахиваясь от девушки.

— Притормози и отмотай назад. Рождественский корпоратив? Надеюсь, я неправильно понял!

Я напрягаю плечи.

— Боссу не всё равно.

— Боссу, — язвит он, потягивая свой напиток. — Маленькой глупой компании с ужасной биржевой котировкой?

Я невозмутимо качаю головой.

— Videoflix имеет очень высокий потенциал. Фирме нужна только правильная связь, чтобы вырасти раз в десять. А затем увеличится и во сто крат. И так далее. Так получилось, что я обнаружил эту связь две недели назад.

«В день, когда я уходил из офиса один, а когда вернулся, то поцеловал Камиллу», кажется. Но я продолжаю не уточняя.

— Очень известное стриминговое приложение хочет перенести свои сервисы. Я потратил шесть часов на согласование между встречами, презентациями и обедами. Я в одном шаге от финальной подписи, которая сделает меня членом Совета директоров. — Делаю большой глоток спритца. — Компания, в которой я сейчас работаю, — одна из немногих в Милане занимается моей любимой сферой — развлечениями. Она находится в том же штате и всего в двух с половиной часах езды от Венеции, что позволит мне сделать карьеру и быть рядом с семьёй.

— Ты мог бы согласиться на должность в компании своего отца! Мы были бы коллегами, более того, ты был бы моим начальником и каждый день рядом с членом твоей семьи…

— Я имею в виду, мою настоящую семью, Николо. А не мона, который числиться как мой родитель. (Прим. пер: mona — универсальное ругательство в регионе Венето)

Хотя уверен, если бы Камилла сидела сейчас с нами, она бы сделала мне эпический подзатыльник, подчеркнув, что в качествах мона я слишком похож на него.

— А женщина в красном с вечеринки?

Своевременность вопроса застаёт меня врасплох.

— Прости что?

— Ты сказал, что это не всё равно твоему боссу. Ну а женщине в красном? Коллега с музыкального вечера, которая обращалась с тобой так, будто ты истребил её семью. Ты ещё танцевал с ней ту песню и которая бегает с пузырьком слабительного на этикетке которого нацарапано твоё имя, и на которой ты непонятным образом зациклился. Ей не всё равно?

— Отвали. Ни на ком я не зациклился.

— Ты говоришь совсем как Каро, — бормочет друг. — И кстати, парень, ты зациклился на многом. Виктория тоже так считает. Четыре дня назад ты разбил ей сердце. На вилле, которую она для тебя арендовала, на званом вечере, который она — опять же — устраивала для тебя, оставив на несколько дней свою распланированную жизнь в Лондоне, только потому, что ты попросил её о срочной личной услуге, с которой не мог справиться сам.

Я хмурюсь и решаю заглотить одним махом полстакана. Заведение может быть эксклюзивным и крутым сколько они хотят, но искусством спритца здесь овладеть не могут.

— И почему у неё должно быть разбито сердце? Мы просто дружим…

— Эту чушь оставь для твоей дорогой бабушки, которая хочет видеть тебя остепенившимся и с потомством, а не для меня, — перебивает Ник. — Я думал, что ты априори исключаешь идею панибратства на работе. Учитывая то, что произошло с… с…

— Ты можешь назвать её имя, — отвечаю спокойно. Хотя эта тема вызывает у меня сильный приступ крапивницы. — Лекси.

— Именно. Лекси, чёртова сука, она же живой пример того, что строить интриги с конкурентом — всё равно что надеяться, что вор не украдёт у другого вора!

— Поздравляю с подведением итогов.

— Эдо, как давно мы знакомы? — раздражённо фыркает Ник.

— На первом детсадовском спектакле я сидел в ряду за тобой, — отвечаю по памяти. — Значит, тридцать два года или около того.

— Тридцать два года, — подчёркивает мой друг. — Мы были соседями по парте в начальной, средней и старшей школе. Я увидел тебя в нижнем белье раньше любой девушки. Я впервые наклюкался с тобой на крыше дома твоей бабушки, в те выходные, когда наши родители уехали неизвестно куда, и она позволила нам устроить первую частную вечеринку нашего класса. Ты был моим шафером и крёстным отцом моих детей. Обоих! Сколько раз за эти тридцать лет я не понимал тебя?

— Точно не скажу, но боюсь, что это очень, очень низкое число.

— И с каких пор ты перестал следовать своим абсолютно точным правилам спасения жизни?

— Я не перестал, — заверяю его.

— Значит, ты её не трахаешь?

— Нет.

— Но ты бы хотел.

После поцелуя? Ещё как.

— Нет.

— Перевожу это как «да». Значит, это она не хочет? Невероятно.

В этот момент я мог признаться ему, что после поцелуя с Камиллой я хотел делать это каждый раз, когда видел её в офисе. Просто чтобы опять почувствовать опьянение.

Я мог добавить, что сорок пять часов в неделю, быть запертым с ней в кабинете площадью десять квадратных метров, — это ад. Тем более что Камилла, на несколько минут поддавшись натиску моих губ, укрылась за привычной стеной сарказма и дистанции.