Погружённые в тусклый свет светильника в коридоре, среди вековых украшений, одетые, как в сказке, мы перестаём дышать.

Я пригласил Камиллу в Венецию в момент отключки. Она сделала сюрприз, приехав, я даже не знаю почему. И я выплеснул на неё самую ужасную, трусливую часть себя.

Склонив голову в сторону, я отступаю к стене.

— Проклятье, Феррари, я эксперт в том, как испортить настроение, да? — Камилла возвращает мой взгляд, обхватив ладонями моё лицо и рисуя по нему пальцами. Её заботливость сводит с ума. Потому что она реальна.

— Ты мне доверяешь?

Большим пальцем я провожу воображаемую линию по центру её губ, испытывая желание поцеловать, которое граничит с невероятным.

— Не чувствуй себя обязанным, — дразнит она.

— Не чувствуй себя обязанной ты.

— Перемирие?

— Перемирие, — киваю я. И тогда я не могу больше сопротивляться.

В свою очередь, заключаю её лицо в ладони. Целую.

Камилла отвечает мгновенно.

Она вкладывает всю себя, я вкладываю всего себя.

Рот, руки, языки, зубы. Кожа, пальцы, тела, с отчаянием ищущие друг друга за одеждой. Каждое прикосновение Камиллы ко мне, я чувствую в своём сердце. Это происходит, когда она дёргает меня за пиджак и заставляет исчезнуть рубашку. Когда мои руки тянутся к её горячей коже, поднимая и снимая платье. Когда я опускаю Камиллу на кровать и осыпаю поцелуями от шеи до бёдер, заставляя её выгнуть спину.

В тишине ночи гостевая спальня наполняется стонами и несбыточными обещаниями: моим именем, которое она шепчет и ругает, пока целую её между ног; затруднённым дыханием её оргазма, переполняющим Камиллу, заставляя её лицо светиться от наслаждения. Проклятиями, которые я сдерживаю, когда она, лёжа передо мной, сотрясаемая последними волнами наслаждения, притягивает свой таз ближе и приветствует меня, бросая в мир, слишком прекрасный, чтобы существовать на самом деле.

Мы обнажены, открыты, беззащитны, жадно ищем интимности друг друга, чтобы украсть их и сделать своими, пока они не исчезли. Мы не даём себе покоя даже после оргазма. Продолжаем искать друг друга, пока не засыпаем в одной постели, кожа к коже и её запах повсюду.

И последняя осознанная мысль настолько далека от того, кто я есть, и очень близка к тому, кем я был, что создаётся впечатление падения в бесконечный парадокс.

Камилла

Запах моря и свободы покалывал мои ноздри, пока я постепенно выныриваю из сна и начинаю осознавать реальность.

Устраиваясь уютнее в постели и радуясь приятному теплу одеял, я вытягиваю ноги и врезаюсь в горячее мужское тело рядом.

Я открываю глаза, возвращаясь к реальности.

Мягкий солнечный свет, проникая сквозь бежевые шторы в комнату, напоминающей номер исторического отеля, сглаживает очертания королевской обстановки.

Наступило рождественское утро. Я в Венеции. Я в постели с Эдоардо.

Вот. Прежде всего «я в постели с Эдоардо».

Сдвигаю одеяло и сажусь, жмуря глаза, пока они не привыкают к свету.

Эдоардо спит на животе, спина обнажена, а лицо наполовину утонуло в подушке. Тёмные волосы создают невероятный контраст с чистой белизной простыней.

Прошлой ночью у нас был секс. Снова. Можно ли определить, как «занятие сексом» необыкновенное единение двоих во власти обезоруживающей искренности после того, в чём он признался, вручая мне всяческую защиту и доверие?

— Наслаждаешься видом? — Он лукаво приоткрывает один глаз.

— Достаточно.

— В таком случае. — Эдоардо переворачивается на спину, давая мне полное представление о том, как он великолепен, даже едва проснувшись, и хватает меня за талию, притягивая к себе. — И тебе доброе утро.

Я оказываюсь на нём, прижимая руки к его голой груди.

— Следует запретить дышать друг на друга ранним утром.

— Никакой спешки. У нас целый день.

— Весь день? — удивляюсь я.

— Конечно. Ты только что приехала и ещё ничего не видела.

— В городе?

— В городе. В доме… Наверху замечательная мансарда. Оттуда можно увидеть всю Венецию, насколько хватает глаз. — Он размышляет и добавляет: — Может, приготовим завтрак там?

— Приготовим? — повторяю я.

Эдоардо приподнимается на локтях, чтобы я лучше скользила по его очень отзывчивому паху.

— Сегодня утром ты выглядишь растерянной. Я думал, что моё приглашение было ясным.

Да, было ясно, по крайней мере, вначале. Но чем больше времени я провожу на его территории, тем больше подозреваю, что вернуться обратно целой и невредимой мне будет сложно, если таково содержимое пакета, который я приняла вслепую и с безумной дозой безрассудства.

— Сегодня Рождество — разве у тебя нет других планов?

Его рука поглаживает моё бедро. Я верхом на Эдоардо. Над его возбуждением, давящим на меня. И я ни за что не поцелую его, пока не воспользуюсь зубной щёткой.

— Вообще-то, они у меня есть. Но ничего такого, куда нельзя было бы включить ещё одного человека.

— Хочешь снова отвести меня к своей бабушке? Я не готова к предложению руки и сердца. Я бы предложила тебе классические фразы типа: «это не ты… нет, если подумать, это действительно ты».

— Тебе ничего не угрожает, Феррари. Моя фабрика предложений прогорела ещё до того, как открылась. — Эдоардо проводит пальцем по моему животу до пупка, вызывая прилив мурашек между ног. — У нас перемирие, или я ошибаюсь?

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не застонать или, что ещё хуже, не умолять взять меня.

— Да…

— Тогда оставайся. Через несколько дней я отвезу тебя обратно в Милан.

Я сходила с поезда с убеждением, что проведу в Венеции всего два часа, побуду туристом и вернусь обратно, поджав хвост. Тем не менее перед отъездом я полностью набила чемодан. В глубине души, очень глубоко, я питала надежду.

— Сколько дней? — спрашиваю я.

— Я останусь до второго января. Это…

— Девять.

Девять дней. Вместе с Эдоардо в этом невероятном дворце, вне повседневности, вне реального времени, занимаясь невообразимыми вещами, скорее нагишом, чем одетыми. Хочу ли я этого? И почему только «да, помилуйте, тысячу раз да»?

Я с любопытством оглядываюсь вокруг. И днём комната не утратила ни грамма вчерашней ночной магии.

— Я бы не хотела злоупотреблять, — колеблюсь я.

— Ты не занимаешь много места, Феррари, — забавляясь, подкалывает он. — Я мог бы разместить под этой крышей половину наших коллег.

— Но ты их не пригласил.

— Боже, нет. Довольно и того, что приходится терпеть их в рабочие дни.

Я ухмыляюсь ему.

— Терпеть тебя тоже пытка.

— Была, — поправляет он.

— Есть.

— Не после сегодняшней ночи. Или через десять минут.

Я задумываюсь.

— Окей, про ночь понятно, — соглашаюсь с ним. — Но что произойдёт через десять минут?

Эдоардо хватает меня за бёдра и опрокидывает на спину на кровать, рассыпая мои волосы между смятыми простынями.

Я понимаю, что на мне нижнее бельё, только потому, что в следующий момент его уже нет.

— Это, — шепчет он, сгибая мою ногу и проводя бородой по чувствительной коже внутренней поверхности бедра. Его дыхание сгущается на мне. Я откидываю затылок назад, погружая в царственные подушки.

— И сказать, что ещё два дня назад я тебя ненавидела…

***

Венеция — поистине уникальный город.

Мозаика калли, кампи и мостов, мелькающих между небом и водой вдали от мира и времени.

Однако если вызывающая панорама за окнами достойна самых титулованных аристократов, то внутри ресторана я чувствую себя как оборванка в королевстве.

Вид деятельности в Videoflix хороший, зарплата более чем достойная, по работе я привыкла иметь дело с состоятельными людьми, но здесь мы находимся на зашкаливающем уровне. Каждая деталь зала, от мебели до подаваемых блюд, создаёт впечатление, что даже дыхание продаётся на вес золота.

— Значит, ты решила остаться, — радуется бабушка Эдоардо с другой стороны стола.