— В чём дело, Эдоардо? Что ещё ты хочешь забрать у меня?

— Я…

Я так много всего хочу ей сказать. От бессмысленной чепухи до разговоров о топовых системах, от больших планов на будущее до «что мы делаем сегодня вечером». Они имеют вкус начала, простых вещей. О ней, как прижимается ко мне, а её волосы щекочут меня в дрёме.

Но единственное, что я произношу, это наименее разумное из всего.

— Почему ты всё время таскаешь с собой эту коробку?

— Потому что у меня день рождения, — насмешливо бормочет она. — С днём рождения меня.

Камилла толкает боком дверь и выходит.

Я сбился со счёта, сколько раз видел, как она уходит. Но этот случай будет непревзойдённым. Потому что на этот раз я знаю, — она не вернётся.

Камилла

Путь от лифта до машины преодолеваю вслепую, только вместо повязки использую слёзы, чтобы ослепить себя.

Я убегаю, ни с кем не попрощавшись.

Унижение слишком сильное.

И злость тоже.

Мысль о том, что годы своей жизни спустила в унитаз, переполняет меня, когда я с силой дёргаю дверь фиата и благополучно укрываюсь в салоне. Мы растём с убеждением, что если не стремимся реализовать себя в своей работе, если не выполняем её хорошо, если не производим, то мы ничего не стоим.

Будто ценность человека измеряется его зарплатой или количеством людей, которых можешь убедить, насколько ты достойный и значим.

Несколько месяцев назад я бы сказала, что мне нравится то, чем занимаюсь.

Я не представляла себя без этой работы.

Возможно, это была простая зависимость от успокаивающей скучной привычки, смешанной с «щепоткой осторожности и без дополнительных изменений, спасибо».

Возможно, вместо этого мы можем посадить что-то своё практически везде, в надежде, что рано или поздно найдём подходящую почву, в которой сможем пустить корни и расцвести.

Нервотрёпка, совместный кофе, страх не уложиться в срок. Медленный служебный рост, мимолётная дружба и та, что рождается случайно и остаётся на всю жизнь. Неизбежные разочарования, полные веры ободрения и неожиданности, когда я не знала, в какую сторону повернуть. Удовлетворения, которые каким-то образом находили способ прорасти между неудачным обедом до позднего вечера.

Я бросаю подаренный настольный пылесос на пассажирское сиденье и упираюсь лбом в руль «Фиата».

Оставаться больше не для чего.

И хуже всего не то, что я беспомощно наблюдала за фиаско, не то, что предстала в образе привилегированной профурсетки, которая чего-то добилась, потому что раздвинула ноги перед нужным человеком в нужное время, и не то, что все, кого я нанимала, потеряли работу из-за мужчины, которого я люблю.

Хуже всего осознавать, что он, осознанно или нет, разрушил мой мир.

И в глубине души я знала, что так и произойдёт.

Я влюбилась в единственного мужчину, с которым у меня никогда не будет будущего.

Эдоардо

— …Уважаемые пассажиры, говорит капитан. Наш рейс из Линате в Лондон приземлится в запланированное время. Температура воздуха...

Объявление из колонок самолёта вместе с рукой, которая мягко давит на плечо, вырывают меня из сна.

Я открываю глаза и вижу, что в моё поле зрения вторгается лицо стюардессы средних лет, с аккуратной причёской и зелёными глазами, окружёнными сеточкой морщин.

— Сэр, мы собираемся совершить посадку. Пожалуйста, пристегните ремень безопасности.

Я киваю и автоматически смотрю в иллюминатор в поисках подтверждения.

Самолёт накренился, пролетая над Темзой, которая змеится через центр города. Сверху я узнаю Тауэрский мост, Лондонский глаз, всю коллекцию достопримечательностей Сити, нарисованных вживую на земной поверхности. Я пристёгиваю ремень безопасности и поднимаю спинку широкого удобного кресла бизнес-класса, ожидая, когда смогу вернуться на землю.

Пройдя паспортный контроль, я быстро выхожу из автоматических дверей зала прилёта, и окунаюсь в шум аэропорта Хитроу.

— Эдо! — меня окликает голос из толпы.

Я останавливаюсь с чемоданом для ручной клади посреди прохода.

— Вики?

Виктория подбегает ко мне и бросается на шею. Я успеваю вовремя отпустить ручку чемодана, чтобы подхватить девушку на лету.

— Думал, ты будешь ждать меня в машине. Разве это не против политики вашей семьи — появляться в общественных местах, где слишком много народу?

— Большое дело, мы же не королевская семья! — говорит она, опустив лоб в ложбинку моего плеча и продолжая обнимать за шею.

Я обнимаю Вики в ответ, обхватывая тонкую талию, и позволяю себе долгий утешительный вздох, закрывая глаза и прижимая подругу ближе. Знакомый аромат «Шанель» проникает в мои ноздри. Я стараюсь не обращать на это слишком много внимания.

— Хорошо, что ты здесь, — бормочет она.

— Пришло время отдохнуть от Италии.

— Значит, у нас есть все выходные? — недоверчиво спрашивает она, приподняв бровь. Её лицо очень близко, я могу сосчитать веснушки у неё на щеках и даже заметить текстуру матовой розовой помады, покрывающей губы.

— Останусь до воскресенья, — подтверждаю, ослабляя объятия и забирая свою ручную кладь. — Я забронировал отель в Кенсингтоне.

— Ты мог бы остановиться у меня! Дома есть свободные комнаты для гостей.

— А ещё у тебя есть ухажёр, которому не терпится воспользоваться ими, — напоминаю я. — Сэр Чарльз не оценит вторжения.

— Сэр Чарльз смирится. Я никогда не уступлю. Только не с виконтом, который получил одобрение моих родителей!

— Ты бы предпочла привести в Миллингтон Хаус татуированного хулигана, чтобы довести свою мать до сердечного приступа? — насмехаюсь над ней, по пути к выходу.

— Мама никогда не позволит убить себя таким пустяковым способом.

— Она привыкла иметь дело с богатыми тамаринами, — тихонько смеюсь я.

Виктория берёт меня под руку.

— Скажем так, то, что мама выросла в Венецианской лагуне среди рыбаков и гондольеров, а не в лондонском высшем обществе как папа, помогает ей помнить, как обращаться со всеми слоями общества, а не только с одним процентом людей, в чьих жилах течёт голубая кровь.

— Но за эти годы она очень хорошо вписалась, — замечаю я.

— О, да. Почти лучше меня.

— Тебя трудно превзойти, леди Виктория. Ты безупречна, что бы ты ни делала.

— А у тебя талант выдавать всё, что ты произносишь, за чистое золото, — гримасничает она, но едва сжимает рукой мой локоть.

Мы переходим из здания аэропорта в зону для остановки автомобилей, и я сразу же узнаю «Мерседес» семьи Миллингтон. Водитель забирает мой багаж и загружает в багажник, а я открываю заднюю дверь, чтобы впустить Вики.

— Можешь отменить бронирование? Я буду рада, если ты остановишься у меня. Это всего две ночи, а пентхаус просторный для нас обоих.

— Вики… — начинаю, вскинув брови.

— У нас будет меньше проблем с перемещением, если выедем из одного и того же места, — продолжает она, откидываясь на сиденье. — Твоя любимая экология останется довольна уменьшением выбросов в атмосферу.

Моя улыбка мгновенно исчезает.

Я не хочу каких-либо сравнений.

Это исключается в любом случае.

Машина выезжает с территории аэропорта, выбрасывая нас на дорогу в сторону Лондона.

— Итак? Ты в деле? Кроме того, у меня заказан столик в Galvin на вечер. Мы опаздываем к чаю, но ужин не пропустим ни за что на свете.

Я в деле? Да, чёрт возьми. Всё что угодно, лишь бы не думать.

Что угодно.

— Считай, что бронь отеля отменена.

Виктория хлопает в ладоши, как ребёнок.

— Я так рада. Ещё и потому, что, не сочти за замечание, но ты мне должен. Ты бросил меня во время рождественских каникул.

Рождественские каникулы.

Сочельник с Камиллой в гостевой комнате у меня дома.

Её пальцы на моём лице на грани слёз.

Новый год.

— Давай забудем последние каникулы, — качаю я головой, прежде чем меня захлестнёт сожаление, ностальгия, всё то, что властно вторгается в меня, когда вспоминаю о ней, и с чем не могу справиться.