— Держись. Оно будет отлично смотреться на полу в твоей спальне.

Я смеюсь. Каролина и Вики удаляются в толпу гостей, подавая знак, чтобы мы следовали за ними. Ник подчиняется. И мы делаем то же самое.

— Мисс Инглиш, кто она?

— Леди Виктория Миллингтон. Она друг, — уточняю я. — Как Ник.

— Ник не хочет засунуть свой язык тебе в рот. По крайней мере, надеюсь на это.

— Виктория тоже. Мы знаем друг друга с детства. Дружили семьями.

— Да. Окей. Нет. Поверь мне. Эта хочет засунуть свой язык тебе в рот. И поцеловать тебя. Облизать твои губы. Расстегнуть твои сексуальные модные рубашки со слишком большим количеством пуговиц, раздеть тебя, прикасаться…

— Пожалуйста, остановись. Это жутко! Мы с ней просто друзья.

— Но…

— Просто. Друзья, — повторяю я. Мы присоединяемся к остальным за отдельным столиком. Неожиданно для Камиллы, я подкрадываюсь к её лицу и целую у всех на глазах, чтобы развеять все сомнения.

Следующий поцелуй я дарю Камилле в миг между старым годом и новым, на эксклюзивной панорамной крыше, под пологом венецианского неба, пронизанного фейерверком, который разрывается над нашими головами.

А следующий я краду уже за пределами здания отеля, когда помогаю ей забраться на мою лодку.

Наплыв туристов на площадь Святого Марка ослабевает, калли постепенно опустошаются. Устроившись в лодке, Камилла наблюдает за безмятежным вечным городом, поднимающимся из тёмной воды.

— Это сумасшедшее место, — резюмирует она вполголоса, наблюдая, как корпус лодки разрезает поверхность канала. — Ты тоже безумный.

Не думал, что она выпила сегодня так много.

— Ты опьянела?

— Не от алкоголя, — уточняет Камилла, поднимая подбородок к ночному небу. — Боже, у меня никогда в жизни не было столько секса. Ноги до сих пор покалывает.

Точно, немного пьяна.

Я проверяю ситуацию в канале. Движения почти нет, а отсюда открывается хороший вид на здания и небо. Я глушу двигатель.

— Что происходит? — беспокоится Камилла.

Чертовски верно. Что происходит?

«Что с нами происходит?»

Прежде чем схватить мягкий плед и потянуться к ней, я убеждаюсь, что мы не окажемся в воде. Затем сажусь на скамейку и прижимаю спину Камиллы к своей груди. Камилла не протестует. В моих объятиях она прижимается ко мне. В следующий момент мы качаемся на месте, укутанные теплом посреди венецианской ночи.

— Вау, — изумлённо произносит она, натянув одеяло до подбородка и устремив взгляд на звёздную панораму.

И я понимаю, что Ник прав: я в серьёзном дерьме.

Камилла

— Ты должна рассказать мне всё! — Протестуя, Грета бросает в меня попкорн, который оказывается в моих волосах.

Я аккуратно вынимаю его и кладу на журнальный столик.

— Даже не знаю, с чего начать. — Сидя на ковре, прислонившись спиной к дивану, я делаю глоток апельсинового сока, полученного из крошечных ручек начинающего пятилетнего бармена.

— Например, почему ты завтра возвращаешься на работу после десяти дней отпуска и не захотела позвать свою подругу Беатриче на наше рандеву под названием — тысяча семьсот двадцать четвёртый раз, когда в домашнем кинотеатре показывают «Аладдина»?

— Я не сержусь на неё, — отвечаю, разведя руками. — Я поговорю с ней завтра, в офисе.

— Итак? Как всё прошло? Я хочу знать подробности. Чем больше ты делаешь меня розовой, тем я счастливее. Скажи мне — дом? Город? Новый год?

— Это было… — «идеально». Нет, чёрта с два я это скажу. — Мило.

— Лгунья! — протестует Грета, бросая ещё один попкорн мне в щёку.

— Полиция, полиция, мама бросает еду в тётю Камиллу! — кричит её дочь, ставя на пазу фильм и откидываясь на спинку дивана.

— Мы тоже хотим! — вторит за ней близнец.

— Конечно, дети. Кидайте в тётю Камиллу, она это заслужила!

— Окей, окей, я сдаюсь.

Подруга в последний момент поднимает миску, и дети неохотно опускаются обратно на диван, возобновляя просмотр фильма.

— Итак… Похоже, я ошибалась насчёт него.

— О боже. Ты уехала. Готовая. Потерянная.

— Нет! Я… он… он был другим. Вёл себя безупречно. Познакомил меня со своими друзьями и бабушкой. В рождественское утро принёс мне капучино и веганский бриошь с клубничным джемом. Мой любимый вкус, но я никогда не говорила ему об этом. И мы… э…

Я киваю на детей, которые любуются джинном из лампы в версии Уилла Смита, появляющимся из облака синего дыма.

— Вы, гм, работали? — приходит мне на помощь Грета.

— Именно! Мы работали. Много. Во всех комнатах, на живописном чердаке, в ванной…

— В ванне можно работать? — Из-за подлокотника вскакивает малышка.

— Лиза, почему бы тебе не вернуться к фильму, тот единственный раз, когда тебе не приходиться умолять посмотреть телевизор? — отчеканивает Грета ровным тоном.

— Но я видела это миллиард раз!

— А ты просила у меня в миллиард первый! Может, выключим и попрощаемся с кино?

— Не-е-ет, — ноет малышка, возвращаясь к потрёпанному принцу.

— Мы говорили, что ты работала как никогда раньше в его нереальном доме в безумном городе любви, и он познакомил тебя со своей бабушкой, друзьями и всем венецианским высшим светом. Что-нибудь ещё?

Да.

Его друг на предновогоднем ужине проговорился, что песня, под которую Эдоардо заставил меня танцевать на вечере, организованном им для наших команд, была не случайной.

Это была последняя песня, которую мать Эдоардо посвятила ему.

И я увидела глубину его души, когда мы вернулись к нему домой в ночь на Рождество. Не могу выбросить из головы его грусть. Красота оказаться обнажёнными во всех смыслах в первый раз.

С тех пор, когда он рядом, моё сердце пульсирует, как инфицированная рана.

Глупый предательский орган.

— Ну, был Новый год.

— А потом, наверняка, ты снова очень усердно работала.

— Да! Это было так интенсивно, чувственно и… — Я закрываю лицо руками. — Грета, я не знаю, что буду делать завтра.

— Как не наброситься на него, пока ты работаешь по-настоящему?

— Относиться к нему так же, как я относилась до Венеции. Все всё прочитают по моему лицу.

— Может быть, они прочитают это и на его лице.

На полу вибрирует телефон. Пришла смска.

«Как проходит твой киносеанс для несовершеннолетних? P.S. Я нашёл в чемодане уцелевшую бомбочку для ванны… надо бы использовать, как думаешь?»

Ещё один попкорн отскакивает от моего лба.

— Грета!

— Я передумала, если всё, что тебе нужно, это сообщение от Сексуального Аристократа, чтобы превратиться в лужицу, то завтра в офисе тебя вычислят на раз!

— ДГБ не имеет ничего против личных отношений, если мы остаёмся профессионалами в работе.

— Да! Такими же профессионалами, как и в прошлый раз, когда вы пользовались столом…

«Твою мать!»

— Эдоардо признался мне, что та, с кем он познакомился на своей первой важной работе, разбила ему сердце и растоптала его катком, потому что он слишком доверял ей. Это случилось, когда Эдоардо потерял свою мать.

— Ты выиграла джекпот, подруга. Человеческий эквивалент по всем правилам.

— Мы все люди, если внимательно нас проанализировать — не спасётся никто.

— Ну, тогда давай скажем, что секрет в том, чтобы найти кого-то, чьи патологии совместимы с нашими.

Я прижимаюсь к плечу Греты, а затем беру горсть попкорна из миски. Остаток дня проходит за просмотром фильма. Лиза накручивает мои волосы, когда я сижу на полу, а её близнец засыпает бумажными конфетти голову матери, а та в ответ щекочет ему маленькие ступни. Грета играет роль жёсткой, саркастичной, с «каменным сердцем», но она любит детей так сильно, что иногда видеть их вместе очень больно.

Из квартиры Греты я выхожу с полным желудком, и многочисленными мыслями в голове, поставленными на паузу. На автопилоте, не замечая ничего вокруг, пересекаю город до парковки у дома.