Камилла на самом деле осталась снаружи.

Какого хрена она делает на парковке? Неужели ей нужно пятнадцать чёртовых минут, чтобы очиститься от меня?

Женщина за барной стойкой спрашивает меня, не проездом ли я. Она добавляет, что пропустила встречу, интересуясь, не хочу ли я произнести утешительный тост. Первый шот мгновенно попадает мне в горло. Заказываем ещё один.

А потом ещё один.

Желудок горит, но огонь приносит успокоение. Мне нравится ощущение того, что можно вот так просто всё стереть. Мне также нравится, как женщина улыбается мне. Она делает это в вызывающей прямой манере. Никаких саркастических замечаний, никакой тарабарщины, никаких покраснений.

Она спрашивает меня, один ли я. Отвечаю, что вроде как.

Я уточняю, останется ли она здесь, она отвечает, что нет. Она спрашивает, не возражаю ли я, я отвечаю, что да.

Она спрашивает, не сожалею ли я; я отвечаю, что это уничтожает меня.

Она смеётся. И я смеюсь вместе с ней.

По ткани брюк женщина касается моего бедра, я глажу её по спине, где между лопаток она обнажена.

Провожу с ней десять минут, в течение которых я не я. Десять минут, в течение которых могу обманывать себя, что я не сделал ничего плохого. Я бы хотел, чтобы прошло хотя бы десять часов, но едва думаю об этом, как меня хватают за плечо и возвращают к реальности.

Камилла.

В элегантной обстановке бара отеля она сдержанна, удивлена и представляет собой сочетание вещей, которые я не хочу анализировать. Просто не хочу.

— Эдоардо? Может, поднимемся?..

Я хочу сосредоточиться на чём-то другом, на тоне, на губах, на неуверенности; но всё, что я вижу, это обвинение в её глазах. Они утверждают, что она не заслуживает ничего из того, через что я заставил её пройти за время нашего знакомства. Ни одного доброго слова. Никогда даже не попытался проявить хоть малейшее человеческое внимание.

Глаза, которые становятся совсем большими, когда я встаю со стула в помятой рубашке и протягиваю руку женщине за барной стойкой. И долгие секунды они не моргают, пока не приходит понимание, что я веду незнакомку в наш номер.

Без слов обхожу Камиллу и провожаю мисс Деловой костюм на ресепшен для проверки документов.

Я даже не уверен, что Камилла следует за мной, хотя должна, поскольку ключ от номера находится в кармане моих брюк.

Нахожусь в состоянии полного отключения, когда кто-то хватает меня за руку. Поворачиваюсь. Камилла со всей силы оттаскивает меня в сторону. Ошарашенный, я ей поддаюсь. К мозгу добирается алкоголь, замедляя моё восприятие. Камилла останавливается между стеной и папоротником, окаймляющим стойку ресепшен, а я пытаюсь не врезаться в неё, но неудачно. Впечатываюсь на полной скорости, и просто чудо, что мы не падаем.

За ужином я думал, как недалеко она сидит, но теперь мы реально близки. Между мной и ею больше ничего нет. Ни пространства, ни чувств, ни определений. Невидимый барьер, который обычно разделяет нас, только что был разрушен. Всё её тело прижато к моему. Бл*дь. Этого хватает, чтобы я возбудился. Я вижу, как поднимается моя рука, словно стремясь к эффективному отрицанию реальности. Ладонь плавно ложится на приветливый изгиб её бедра.

Она настоящая.

Камилла вздрагивает, словно я только что ударил по ней током.

«Но она не двигается».

В сантиметре ото рта девушки я упираюсь лбом в её лоб и лениво шевелю пальцами, поглаживая платье-футляр, в котором она была в тот день, когда мы встретились в кафетерии. Тепло её кожи под кончиками пальцев — это искушение, которому нет объяснения.

Я бы отдал свой дом в Венеции, только чтобы узнать: она тоже пленница того трагического эффекта, который мучает меня. Моя грудь вздымается на расстоянии вдоха от её потрясённого лица. Камилла прилагает сверхчеловеческие усилия, чтобы перестать смотреть на мой рот и переводит взгляд на глаза, регулируя дыхание. Я бы тоже хотел сделать так, но соблазн сильнее меня. Ощущаю себя не в своей тарелке, не контролирую себя. Единственный запах, который существует, — запах Камиллы. Мята и ваниль. Слышу этот запах повсюду, но теперь я точно знаю, что исходит он от её губ.

Интересно, вкусно так же, как кажется?

Думаю, я никогда не узнаю.

— Твоя… подруга… — внезапно прочистила горло она.

Я поворачиваю голову в сторону ресепшен. Женщина, с которой я познакомился ранее, стоит у стойки. Она ждёт, пока клерк вернёт ей удостоверение личности, после того как зарегистрирует.

— Прелесть, не правда ли?

— Она… останется с нами на ночь?

Я стараюсь сконструировать улыбку, похожую на её.

— Конечно.

— Т-ты шутишь?

— Ками, милая. Я генетически не создан для шуток. Меня забавляют только смертельно серьёзные вещи.

Она моргает.

— Ты…

— Я. Её. Положу. В. Кровать, — смеюсь я, спокойный, как море в безветренный день. — Не ради словца, но думаю, мы будем очень заняты. Она почти расстегнула мои брюки, пока мы сидели в баре, — понижаю я голос, чтобы открыть ей секрет. — Синьора хочет скорее снять с меня одежду и трахнуть.

Камилла бледнеет.

— Со мной в другой комнате?

Я восхищаюсь шедевром добрых чувств, которые появились у неё на лице: выражение, омрачённое удивлением и отвращением.

— Ты заставила меня ждать раньше, я заставляю тебя ждать сейчас. Тебе нельзя входить в номер, пока мы не закончим, — наклоняюсь я, чтобы прошептать, переполненный синтетического, фальшивого ненужного удовлетворения и вдыхая её запах, как кислород перед погружением на дно океана. — Маленькое уточнение! Это займёт гораздо больше времени, чем пятнадцать минут. Я люблю делать всё основательно.

Обещаю ей, и это то, что я сделаю.

Я оставляю Камиллу в фойе и поворачиваюсь спиной, протягивая руку своей спутнице.

И позволяю Камилле презирать меня, как никогда раньше.

Камилла

Как только открываю глаза на следующее утро, в моём списке дел на первом месте значится: «Подать в суд на отель за не звуконепроницаемые стены».

Вторым: «Отругать Адель за то, что она подставила меня со смежными комнатами».

И третьим: «Поблагодарить администратора за то, что в последний момент он нашёл мне другой номер (пусть и оплаченный из моего собственного кармана), в котором я скоро приму горячую ванну, чтобы утопить неприятные воспоминания о только что проведённой ночи».

Эдоардо так хорошо сдержал своё слово, что я чуть не пересекла разделяющий нас этаж, чтобы поздравить его лично.

Вчера вечером он был на волосок от того, чтобы поцеловать меня за папоротником в фойе — а я оказалась на волосок от того, чтобы совершить провал века и позволить ему это сделать, — а через полчаса уже был с женщиной, снятой в баре. Буквально. Когда я против воли дотащила себя до номера, симфония между ними звучала очень жизнерадостно.

Происходило активное и бурное спаривание, которое я имела честь слышать несколько долгих минут. Вздохи, крики, мольбы к небесам. Они ничего не упустили.

А я, за полчаса до этого, в порыве серьёзного отсутствия ясности, после того как он обошёл меня с клиентом, подставил с моей командой, со всеми… я перестала что-либо понимать после нашего столкновения. Я хотела поцеловать его. Хотела этого с интенсивностью, которая разрушала любую логическую оппозицию.

Я собиралась позволить ему.

Бедная, глупая, легкомысленная Камилла, которая всегда и во всём ищет светлую сторону.

Я не знаю, почему мне было так трудно увидеть Эдоардо таким, какой он есть. Почему я искала оправдания, не сдаваясь перед сомнительной маской, которую он без проблем выставляет на свет.

Дело в том, что пока Эдоардо вёл незнакомку в Страну Оргазмов, а я скрючилась на корточках в коридоре перед дверью в наш номер, тщетно пытаясь не чувствовать себя дерьмово, всё неожиданно стало совершенно очевидно.

В этот самый момент гиря на весах переместилась с одной чаши на другую, кардинально сменив их положение.