Музыкальный вечер — и даже этот танец, твою мать, — ни на миллиметр не сдвинул её с твёрдой позиции.

Меня отвлекает вибрация телефона, лежащего на столе.

Это рабочая электронная почта. Отправитель — Гецци Брамбилла.

— Проблемы?

Я провожу по экрану большим пальцем.

— Босс хочет, чтобы мы проанализировали для клиента план действий в чрезвычайных ситуациях. Они хотят отправить его для утверждения на заседание совета директоров завтра в девять утра.

— Проанализировали в смысле ты и я?

— Нет, идиот, в смысле я и Камилла.

— О, женщину в красном зовут Камилла, — выводит он меня из себя. — Эй, что ты делаешь?

— Звоню ей, — отвечаю я очевидное, поднося телефон к уху.

Ник вздрагивает.

— Ты шутишь?

— Нет. Сегодня она ушла раньше обычного, её нет в рабочем чате, и она не читала письмо.

— Чертовски верно. Золотая возможность! Сделай это сам, поставь своё имя, и к Новому году босс даст тебе повышение, которого ты так жаждешь.

— Он повысит меня в любом случае, — отвечаю я, но тут же замолкаю, когда в телефоне пропадают гудки, и в динамике раздаётся шорох, за которым следует серия отчаянных криков, оглушающих мои барабанные перепонки.

— Эдоардо, я занята!

— Проходишь стажировку в детском саду?

На другом конце линии Камилла вздыхает.

— Ты побеспокоил меня в нерабочее время только для того, чтобы услышать звук моего голоса, или есть ещё какая-то причина?

Мой друг бросает мне скептическую гримасу. Отцовская школа у него эффективнее, чем у меня.

— Нам нужно переписать план. Хорошо бы встретится.

— Не может быть и речи! — визжит она, чтобы перекричать беспорядок. Где она, чёрт возьми? — Завтра будет много времени.

— Нет, завтра утром клиент хочет, чтобы этот файл был на его столе. Альтернативы — сейчас или ночью. Где ты?

— Я еду к родителям.

— Идеально. Встретимся там.

— Со мной новорождённый! — протестует она.

И снова я улыбаюсь.

— Ты занялась контрабандой детей? Камилла, ты падаешь…

— Он Беа!

— Поправка, ты крадёшь новорождённых у своих друзей. Ещё хуже. Ну, я тебя предупредил. Тогда ты не сможешь ныть, что я «иду по головам». Для справки, я не против сделать всю работу сам. Думаю понятно, что на окончательном варианте я поставлю только своё имя.

В течение нескольких мгновений в трубке вибрирует только тишина.

— Хорошо. Я приеду к тебе. Алессандро тоже едет.

— Алессандро, это кто?

— Ребёнок, который кричит.

— Ни за что. Разве у тебя нет проверенной няни?

— Если ты ещё не понял, ребёнок не мой. Сегодня я в роли проверенной няни.

— Значит «нет». Без проблем. Напротив меня мой лучший друг, и он родитель. Я возьму его список экстренных случаев. Давай поговорим через пять минут.

— Забудь об этом. Я не отдам Але незнакомцу в первый раз, когда Беа доверила мне настолько, чтобы оставить малыша со мной! Я могу работать и следить за ним.

— Ну, я не знаю. — Усмехаюсь я.

— Одна вещь, которую ты не можешь сделать, Зорци? Я почти записываю разговор и сохраню его на память.

Неужели я когда-то на самом деле считал её нежной и милой?

— Чёрт возьми, Камилла… хорошо, приходи с новорождённым. Я пришлю тебе адрес.

Внезапно у меня возникает острая потребность в алкоголе. Я заканчиваю звонок и начинаю делать ещё один глоток аперитива. Жаль, чёрт возьми, что бокал пуст. Убираю телефон в нагрудный карман и проверяю, в порядке ли костюм, а затем снова поворачиваюсь к своему лучшему другу.

— Что? — Я хмурюсь, глядя на его искажённое лицо.

— Чувак, — качает головой Ник, — ты не представляешь, в каком ты дерьме.

***

— Я…

На лестничной площадке перед моей квартирой в CityLife, рядом с ультрасовременной коляской тёмно-синего цвета, огромной сумкой через плечо в тон пальто и кричащим малышом, лежащим в переноске, который не замолкает несмотря на то, что она качает его взад-вперёд, Камилла — это портрет мучений, написанный художником на грани самоубийства.

— Я… я не уверена, что это хорошая идея.

Я думал, что уже несколько раз видел её в худшем виде, но сегодняшний превзошёл их все.

Она стоит на пороге, но не решается пройти дальше.

Камилла внимательно изучает меня; я открыл ей дверь босиком и в джинсах. Позади меня безупречная гостиная. Опять я. И, наконец, маленький крикун.

— Чёрт, я совершила ошибку. Отлично, просто укажи своё имя в плане, не бери в голову. Я возвращаюсь.

— Возвращаешься? — хмурюсь я.

— Да. К моей маме.

— К твоей маме, — повторяю я не понимая.

— Посмотри на меня, Эдоардо.

Я повинуюсь. Смотрю на неё.

Каштановые волосы Камиллы в полном беспорядке, она сумбурна, наивна, воинственна в энной степени. Она человек, который сумел противостоять мне с упрямством, которого я не ожидал, и которому, понятия не имею, как, я позволил приехать в мою квартиру с новорождённым на буксире.

Она.

С новорождённым.

И моё одобрение.

— Хорошо, давай сделаем шаг назад. Дай мне несколько ссылок. Скажи, что привело тебя сюда переполненную отчаянием.

— Ну, я… я гостила у Беатриче, решила использовать один из двадцати тысяч накопленных отпусков, чтобы провести с ней некоторое время и помочь. Мы были у неё дома, и её телефон постоянно звонил. Другие мамы из группы оказывали на неё давление… и вот, в очередном фотографическом доказательстве того, насколько идеальны другие дети и супермамы, в то время как она уже несколько месяцев не может принимать душ дольше пяти минут, я приказала ей отключить эти уведомления из WhatsApp, забрала ребёнка, детское питание и сумку для пеленания и дала ей три часа абсолютного покоя. Это первый раз, когда она приняла мою помощь.

— По-моему, звучит неплохо.

— Нет! Беа согласилась только потому, что я пообещала ей, прямиком направиться к маме! Доценту педагогики с десятью сертификатами по неонатологии и гуру по уходу за детьми, ничего тебе не говорит? — Она закрывает лицо руками и сокрушённо вздыхает. — О чём я думала, приходя сюда? Я даже не знаю, как поменять подгузник!

— Ну, я знаю.

Камилла растопыривает веером пальцы перед лицом. — Как?

Я хватаю коляску за ручки и закатываю внутрь. По крайней мере, мы избежим оглушения всего здания. — Давай, заходи.

Она переступает порог, закрывая за собой дверь.

Я освобождаю младенца от ремней безопасности и, крепко удерживая, поднимаю его.

— У тебя есть имя, маленькая ручная граната?

— Его зовут Але, — отвечает Камилла всхлипывая.

— Але, — повторяю я, — детка, мне жаль говорить, но от тебя пахнет, как от засорившейся канализации. — В отчаянии я вырываю у неё короткий смешок. — Теперь мы вдвоём пойдём переодеваться. Мой помощник последует за нами с самым необходимым.

— Твой помощник в твоих мечтах, — приподнимает бровь Камилла.

И всё же она меня слушается. Она снимает с плеча сумку и роется в ней, пока не находит чистый подгузник, мягкую пелёнку и детский крем для попы.

Я веду её по ультрасовременному коридору в ванную комнату.

К счастью, в центре двойной мраморной раковины достаточно места, чтобы уложить и перепеленать ребёнка.

— Кажется, у меня есть новый ответ на вопрос «что мне больше всего в тебе нравится», — бормочет она, созерцая обстановку с широко раскрытыми глазами.

В частности, пол из керамики, имитирующий линии дерева. И отделку огромной впечатляющей душевой кабины из цельного стекла, которую мне продали как идеальное сочетание воды, света и дизайна — и которую, если бы не стоящий на пути новорождённый, я бы попытался использовать как место, чтобы раздеть Камиллу и возобновить некоторые незавершённые дела.

— Лестно, Камилла. Пелёнку.

Прекратив осматриваться, она стелет ткань на мраморе. Я кладу на неё малютку. Он продолжает плакать, как отчаявшийся человек, и, действительно, у него есть для этого все основания.

— Ужасно, — приговариваю я, глядя на бесформенное, вонючее содержимое подгузника. — Воду.