Для обучения морскому делу царь отправил до 50 молодых людей из своих стольников и спальников в Венецию, Англию и Голландию. Вслед за тем он сам решил ехать за границу, чтобы видеть европейскую гражданственность и научиться искусству строить корабли. С этою целью снаряжено было торжественное посольство, во главе которого поставлены генералы Лефорт и Головин, а в числе дворян, составлявших посольскую свиту, отправился сам царь под именем дворянина Петра Михайловича. Управление государством во время своего отсутствия он поручал трем вельможам: своему дяде Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Борису Голицыну и князю Прозоровскому (1697). В Риге шведский комендант недружелюбно принял послов и не позволил Петру осмотреть городские укрепления; зато в Северной Германии посольство повсюду встречало ласковый прием[113]. В Голландии Петр остановился, и несколько мебяцев с топором в руке работал на корабельных верфях сначала в городке Саардаме, потом в Амстердаме. Отсюда он переехал в Англию, чтобы усовершенствовать себя в искусстве мореплавания. Из Англии Петр отправился в Вену, ко двору императора Леопольда, откуда уже хотел ехать в Венецию, когда пришла весть о новом стрелецком бунте, и царь поспешил в Москву.

Еще до отъезда Петра за границу был открыт заговор на его жизнь, составленный стрелецким полковником Циклером, окольничим Соковниным и другими приверженцами старины; заговорщики подверглись казни. Во время же отсутствия Петра четыре стрелецкие полка, стоявшие на литовской границе, будучи недовольны разлукою со своими семьями и тяжелою службою, возмутились и пошли к столице, изъявляя намерение перебить бояр и немцев. Говорят, царевна Софья из своего монастырского уединения звала стрельцов в Москву, распуская слух, будто бы Петр умер за границею. Боярин Шеин и генерал Гордон с регулярными полками встретили мятежников около Воскресенского монастыря и рассеяли их несколькими пушечными выстрелами. После обычного розыска (пыток) главные зачинщики были повешены, а остальные мятежники рассажены по тюрьмам. Таким образом, прежде нежели царь успел приехать в Москву, мятеж был усмирен.

Первым делом Петра по возвращении из путешествия (в августе 1698 года) было запрещение носить бороду, служившую наружным отличием русских от западных европейцев. Бояре и вообще придворные лица прежде всех должны были пожертвовать этим почетным украшением; оно оставлено только духовенству и крестьянам, а люди других сословий за право носить бороду должны были платить пошлину. В то же время служилым людям и горожанам приказано переменить свою старинную долгополую одежду на короткое европейское платье. С началом XVIII столетия царь велел праздновать начало нового года не 1 сентября, как прежде, а 1 января, как у других европейцев. Эти быстрые перемены не обошлись без сильного ропота со стороны народа. Между тем недовольный розыском Шеина Петр приказал снова допрашивать стрельцов под страшными пытками. Убедившись в участии Софьи, он наконец прекратил розыск. Последовали многочисленные казни; все стрельцы, замешанные в бунте, казнены, за исключением несовершеннолетних[114]. Стрелецкое войско потом мало-помалу было уничтожено.)

Весною 1699 года Петр со своим воронежским флотом ходил в Азовское море; но в следующем году он заключил мир с турками и отложил дальнейшие предприятия на юг. В то время главное его внимание и энергия устремились на борьбу со шведами: он задумал воротить принадлежавшие некогда России берега Балтийского моря, от которого она была отрезана Столбовским договором. Берега эти были теперь необходимы для России, чтобы морем вступить в непосредственные сношения с Западной Европой: Балтийское море представляло к тому гораздо более удобств, чем Азовское, отделенное от образованных стран владениями невежественных турок. Обстоятельства благоприятствовали стремлению Петра: короли датский и польский заключили с ними наступательный союз против Швеции. О заключении союза преимущественно хлопотал ливонец Паткуль, который принадлежал к партии дворян, недовольных шведским правительством за отобрание у них в казну многих земель (за «редукцию»). По его плану польский король Август решился отнять у шведов Ливонию; между тем как русские должны были захватить Ингрию и Карелию, а датчане — герцогство Голштинское.

Начало войны, открывшейся весною 1700 года, было несчастливо для союзников. Молодой шведский король Карл XII, победив датчан и принудив их к миру, поспешил в Лифляндию, а оттуда пошел против русских, которые осаждали Нарву. Русская армия заключала от 35 до 40000 человек, большею частию новобранцев, и состояла под начальством иностранного генерала, герцога де Кроа; Карл имел войско, вчетверо меньшее числом, но опытное и отлично устроенное. Быстрым, неожиданным нападением шведы разбили русских под Нарвою и захватили артиллерию (19 ноября). Храбрый полководец Карл, однако, не был дальновидным политиком и не воспользовался своею победою: он оставил русских в покое и несколько лет провел в Польше, увлекаясь своим торжеством над ленивым, изнеженным Августом. (Петр искусно старался задержать там Карла, помогая Августу войском и деньгами.) Этим временем русский царь воспользовался как нельзя лучше. После Нарвского поражения он принял энергичные меры: начеканил медной монеты, перелил старые церковные колокола в пушки и, устроив новую армию, предпринял завоевание соседних шведских провинций, которые защищались незначительными силами. Фельдмаршал Шереметев разбил в двух битвах шведского генерала Шлиппенбаха и занял восточную часть Лифляндии, причем русские, по старому обычаю, сильно опустошили неприятельские земли. Между тем сам царь завоевал Ингрию, взял шведские крепости на реке Неве, именно Нотебург (переименованный Петром в Шлиссельбург) и Ниеншанц, и таким образом пробился к давно желанному морскому берегу. На берегу Свири, в Лодейном поле, он устроил верфи для нового Балтийского флота, а на одном из островов в устье Невы (на Люст Эйланде) немедленно заложил город Петербург — свою будущую столицу (в мае 1703 года).

Пётр сам распоряжался работами по устройству гавани и крепостцы (Петропавловской). Он здесь жил в маленьком деревянном домике (который сохраняется теперь под каменным навесом). Первые обитатели, поселенные в новом городе, были жители разрушенной шведской крепости Ниеншанца. Из Калуги, Можайска и Вереи переселены сюда русские купцы. Уже в ноябре того же 1703 года к устью Невы прибыл первый иностранный (голландский) корабль с грузом вина и соли. Обрадованный царь выехал к нему навстречу, сам исполнял обязанности лоцмана при введении корабля в гавань, освободил груз от пошлин и щедро одарил хозяина корабля и всех матросов. С таким же радушием встретил он последующие иностранные корабли и охотно позволял угощать себя вином и кофе. Чтобы защитить с моря свой Балтийский флот и будущую столицу, Петр построил крепость Кроншлот на отмели подле острова Котлина, запирающего вход в устье Невы. На этом низменном острове и вокруг него возникли впоследствии укрепления Кронштадта. Первая морская победа Петра над шведами одержана одновременно с заложением Петербурга. Шведская эскадра, еще не знавшая о взятии крепости Ниеншанца, приблизилась к устью Невы и выслала два фрегата вперед, которые бросили якорь у самого устья. У Петра еще не было готовых кораблей на Неве; он посадил своих гвардейцев на лодки, ночью незаметно подплыл с ними к шведским кораблям, а на рассвете напал на неприятелей и после мужественной обороны взял оба фрегата. Царь был чрезвычайно доволен этим первым успехом на Балтийском море и собственноручными письмами известил о нем своих сподвижников, поздравляя их с «сею никогда бывшею викториею»[115].

Весною 1704 года Петр двинул часть русских войск в Литву на помощь своему союзнику. Но эта помощь не спасла польского короля: преследуемый Карлом в самой Саксонии, своем наследственном курфюршестве, Август отказался наконец от польской короны в пользу познанского воеводы Станислава Лещинского и выдал шведам несчастного Паткуля, который был ими колесован как изменник (1705). Теперь у Карла оставался только один неприятель — московский царь. Петр тщетно предлагал мир, требуя хотя одной гавани на Балтийском море: шведский король не соглашался ни на какие уступки и хотел в Москве предписать мир своему противнику.