От украинских или «городовых» казаков, проводивших жизнь оседлую и семейную, надобно отличать тех, которые обитали далее к югу, в низовьях Днепра, и носили название «низовых» или «запорожских». Последние хотя и причислялись к Польскому государству, но в сущности составляли сословие совершенно вольное и не подчинялись никакой посторонней власти. Это была колыбель и рассадник настоящего казачества.

К югу от Самарского устья, посреди глухих степей, Днепр на пространстве нескольких десятков верст отчасти запружен рядами огромных камней (порогов), которые скрываются под водою или чернеют над ее поверхностью, отчасти стеснен в своем течении крутыми берегами и множеством каменистых островов. Пробившись сквозь каменные теснины, река вступает в широкое русло с ровными отлогими берегами к плавно, тихо течет потом до самого лимана; на этом течения она усеяна архипелагом низменных островов, покрытых густым высоким камышом. Эти-то косматые, тинистые острова служили для казацкой вольницы самым лучшим убежищем. Одни только плоскодонные челны запорожцев могли ходить по неглубоким протекам между островами, где они скрывали награбленную добычу. Запорожцы мало-помалу образовали род военного братства, имевшего свои оригинальные уставы и обычаи. На одном из островов обыкновенно располагался главный притон запорожцев или Сечь (особенно на острове Хортице). Она имела вид укрепленного лагеря. Верховная власть находилась в руках казацкого веча или рады. Рада избирала главного («кошевого») атамана, который во время похода пользовался неограниченной властью над войском. Сечь разделялась «на курени», которые выбирали себе куренных атаманов. Запорожцы жили в шалашах («коливах»), сплетенных из хвороста, и сходились обедать за общественные столы. Число запорожских казаков не было определено: в Сечь принимался всякий пришелец православной веры; он оставался здесь столько времени, сколько хотел. Запорожцы вели жизнь холостую, и женщины в Сечь не допускались под страхом смертной казни.

Запорожье наполнялось обыкновенно людьми самого беспокойного, воинственного характера; сюда уходили из соседних польских и московских областей те, которые не хотели сносить угнетение в отечестве или отыскивали простора для своей деятельности. Запорожцы находились в тесной связи с донскими и малороссийскими казаками. Вместе с теми и другими они нередко на своих легких челнах («чайках») выплывали в Черное море и грабили турецкие берега; а в соседних степях происходили постоянные стычки запорожских отрядов с татарскими наездниками[72].

Польское правительство, побуждаемое угрозами турецкого султана, старалось силою удерживать казаков от походов в Черное море и строило крепости около порогов, ко такие меры только усиливали дух неудовольствия в казацком сословии. Когда же к этим метам присоединились введение унии в Западной России, гонение на православие и угнетение народа от панов, тогда открылся целый ряд казацких восстаний на Украине. Из вождей казацких (в эпоху от 1592 до 1638 года) особенно прославились борьбою с поляками Нализайко, Тарас, Павлгак и Остраница. Только один из малороссийских гетманов этой эпохи, Конашевич Сагайдачный, оставаясь усердным приверженцем православия, умел приобрести уважение польского правительства и ужиться в мире с дворянской партией. (Он умер в 1622 году.) Восстания казаков сопровождались страшной жестокостью с обеих сторон, причем во владениях польских панов преимущественно свирепствовали мелкие шайки холопов или так называемых гайдамаков. Но мало-помалу дворянская партия обыкновенно при помощи наемных регулярных войск брала верх над толпами мятежников; начальники восстаний подвергались лютым казням, и Малороссия подпадала еще более тяжкому гнету, чем прежде. После неудачного восстания под начальством Гуни и Остраницы, в 1638 году, казалось, силы казаков были сломлены и Украина затихла, но спустя десять лет чрезмерный гнет вызвал уже восстание всего народа (при Хмельницком).

Итак, обе унии, политическая и религиозная, не достигли своей цели, т. е. окончательного отделения Западной Руси от Восточной и слияния с Польшею в одно государство, в одну нацию. Напротив, они породили жестокую борьбу между двумя религиями и двумя народностями. Эта борьба пробудила в Юго-Западной Руси стремление к воссоединению с Северо-Восточной и приготовила падение Польши.

В июле 1613 года совершилось в Москве царское венчание Михаила Феодоровича. Во время этого торжества, по обычаю, объявлены разные милости: князь Пожарский, бывший прежде стольником, получил сан боярина, а Кузьма Минин пожалован в думные дворяне и награжден поместьем. Но правительство не могло наградить жалованьем ратных людей или предоставить народу льготы от податей, потому что казна была совершенно пуста. От имени царя, духовенства и всего Земского собора посланы были в главные города (между прочим, к богатым купцам Строгановым) грамоты с просьбою о присылке в Москву денег, хлеба и разных запасов на жалованье войску. Последнему предстояло еще много дела, потому что внешние и внутренние враги продолжали пользоваться расстроенным состоянием государства. Новгородская область находилась в руках шведов, Смоленскую занимали поляки, Псковскую разоряли наездники Лисовского, на юго-востоке господствовал атаман Заруцкий, а внутри на всем протяжении государства, от южных пределов и до самых северных, свирепствовали казацкие шайки. Казанские, ногайские татары и волжские черемисы также бунтовали и грабили русских жителей.

Первые усилия правительства были обращены против Заруцкого, который вместе с Мариною Мнишек засел в Астрахани и заставлял народ присягать ее маленькому сыну (от Лжедимитрия II), объявляя себя правителем государства. Он созывал к себе на службу казаков, ногайских татар и просил помощи у персидского шаха. Но еще прежде, нежели подоспел с войском князь Одоевский, отправленный из Москвы, астраханские жители восстали против Заруцкого и прогнали его с помощью терских казаков. Заруцкий бежал на Яик (Урал), но здесь настигли его стрельцы, посланные Одоевским, и взяли его в плен (1614). Заруцкий и сын Марины подверглись позорной казни, а сама Марина умерла в тюрьме[73]. К концу того же года и северная часть государства была очищена от казацких шаек; успешным преследованием этих шаек отличился князь Лыков; недалеко от Москвы он разбил главные толпы казаков и взял в плен наиболее свирепого из атаманов, Баловня.

Между тем самый знаменитый из московских воевод, князь Пожарский, напрягал свои силы, чтобы уничтожить хищную дружину Лисовского, составленную из отчаянных удальцов разных наций. Необыкновенно быстрыми переходами Лисовский долго спасался от преследования князя. Когда Пожарский заболел, дело его продолжали другие воеводы, но они также не могли настичь неутомимого наездника, который описывал круги по всему государству, обозначая свой путь грабежом и опустошением. Наконец, он перешел за литовскую границу, и только внезапная смерть избавила Россию от ее злейшего неприятеля (1616)[74].

Одновременно с очищением государства от казаков шла борьба с двумя западными соседями России, Швецией и Польшей, которое не хотели возвратить захваченные ими русские области. Московское войско, отправленное против шведов под начальством князя Трубецкого, потерпело поражение от Делагарди под Бронницами. Сам король шведский Густав Адольф явился на место военных действий и лично осадил Псков; но псковитяне и на этот раз прославили себя мужественною обороной против одного из величайших полководцев своего времени, чем и способствовали скорейшему прекращению войны. Переговоры со шведами производились при содействии Англии и Голландии, которые хлопотали о мире, имея в виду свои торговые интересы. Наконец заключен был мир в селе Столбове (недалеко от Ладоги, в 1617 году), шведы возвратили Москве Новгород, Ладогу и некоторые другие города, но обязали ее заплатить 20 000 рублей и удержали за собой все захваченное ими прибрежье Финского залива. Таким образом, русские были совершенно отрезаны от Балтийского моря[75]. Впрочем, московское правительство считало Столбовский мир довольно выгодным, потому что получало теперь возможность обратить все силы против врага еще более опасного — против Польши.