Когда движение рязанских и северских городов под начальством Ляпунова окончилось неудачею, опасность чужеземного польского ига, преданность православию и нелюбовь к латинской вере (угрожавшей вместе с польским игом) пробудили в народе потребность более единодушного действия и не допустили до окончательного разъединения. Православное духовенство и важнейшие монастыри (которые в то же время были и крепости) явились сильною опорою для поддержания единства и для спасения Московского государства. В особенности Троицкая лавра обнаружила в это бедственное время необыкновенную деятельность. Архимандрит лавры Дионисий с троицкой братией всеми силами старался поддержать упавший дух народа и неутомимо рассылал увещательные грамоты по областям, призывая ратных людей на защиту православной веры и отечества. Грамоты эти передавались из города в город и возбуждали в народе сильное воодушевление, особенно в северо-восточных городах России, которые менее других пострадали от польских и казацких шаек. По голосу нижегородского гражданина Козьмы Минина там собралось новое ополчение; начальство над ним принял князь Пожарский.

В октябре 1611 года одна из троицких грамот явилась в Нижнем Новгороде. Протопоп прочел ее в соборной церкви пред всем народом; слушая ее, народ пришел в умиление. Тогда земский староста Козьма Минин Сухорукий (промышлявший мясной торговлей) начал уговаривать сограждан вступиться за православную веру и помочь Московскому государству. «Не пожалеем ничего, — говорил он, — продадим дома свои, заложим жен и детей и соберем казну на жалованье ратным людям». Речи его понравились нижегородцам, и они начали готовить ополчение. Но прежде всего надобно было найти искусного воеводу; Минин указал на князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который в то время жил в своем поместье Суздальского уезда и лечился там от ран, полученных им в битвах с поляками. Пожарский согласился на просьбу нижегородцев, но потребовал, чтобы они выбрали достойного человека заведовать общественной казной, и в свою очередь указал на Минина, который и был действительно выбран.

Как скоро разнеслась весть о движении в Нижнем Новгороде, со всех сторон стали сходиться служилые люди, т. е. дворяне и дети боярские; многие города присылали и ратников, и деньги; составилось многочисленное ополчение, которое наконец двинулось на освобождение столицы. Поход Пожарского встревожил находившихся в Москве поляков и русских изменников. Последние потребовали от патриарха Гермогена, чтобы он уговорил нижегородское ополчение воротиться назад. Гермоген отвечал благословением русской рати и проклятием изменников. Тогда оскорбленные враги, как говорят, уморили старца голодом. Казаки, оставшиеся под Москвою и успевшие уже присягнуть псковскому Лжедимитрию, сделали несколько попыток открытою силою помешать походу восточного ополчения. Когда же эти попытки не удались, Заруцкий подослал убийц, и в Ярославле, где Пожарский некоторое время промедлил с главным войском, один казак хотел ударить князя ножом, но промахнулся и ранил другого. Заруцкий после того удалился со своими шайками на юго-восток.

Под стенами Москвы Пожарский вступил в битву с гетманом Ходкевичем, который привел значительные подкрепления польскому гарнизону. Целые три дня возобновлялось упорное сражение. Казаки Трубецкого отказались соединиться с нижегородским ополчением, но в решительную минуту троицкий келарь Авраамий Палицын уговорил их помочь русским; тогда Ходкевич был отбит и ушел от Москвы. Затем последовала осада польского гарнизона, который заперся в Кремле под начальством полковника Струся. Страшный голод заставил наконец поляков сдаться. Король Сигизмунд, шедший к ним на помощь, дорогою узнал об этой сдаче и воротился назад.

Так религиозным одушевлением русского народа и усилиями северо-восточного населения государство было спасено от внешних врагов. Оставалось теперь избранием царя положить конец тягостному для всех безначалию. Для этого в Москву собрались выборные люди от разных сословий со всего государства на Великую земскую думу. После трехдневного поста и молебствий приступили к совещаниям. Вначале обнаружились разногласия и происки партий. Наконец все партии примирились на одном имени: 21 февраля 1613 года единодушный выбор народа пал на шестнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова. Во время пребывания поляков в Москве он находился в их руках и переносил с ними все бедствия осады от нижегородского ополчения. После своего освобождения Михаил опять поселился со своею матерью, инокинею Марфою, в костромском Ипатьевском монастыре, между тем как отец его, митрополит Филарет, томился в плену у поляков. В Кострому прибыли послы из столицы и объявили Марфе решение Земского собора. Мать сначала не соглашалась отпустить сына в Москву, ссылаясь на его молодость, крайне расстроенное состояние государства и на измены русских людей своим последним государям. Но послы и духовенство упросили наконец Марфу благословить Михаила на царство. (Исторически достоверно предание о подвиге Ивана Сусанина, пожертвовавшего своею жизнью для спасения Михаила от искавшей его польской шайки.)

вошедшие в состав Польско-Литовского государства, распались на следующие области.

На севере, в бассейне Верхнего Днепра, Верхнего Немана и Западной Двины лежала Белая Русь (древние княжества Полоцкое, Минское и часть Смоленского); южная половина русского Приднепровья получила название Украины или Малой Руси (княжества Киевское, Черниговское и часть Северского). Потом следуют: Полесье — вдоль реки Припяти, Волынь — по рекам Стыри и Горыни, Подолия — по Верхнему Бугу, а далее к западу — Червонная Русь, или Галиция. Восточные уделы настоящей Гродненской губернии и соседние Минской носили название Черной Руси, а западная часть Гродненской называлась Подляхией (страна древних ятвягов).[63]

Когда Западная Русь была завоевана Литвою, завоеватели начали перенимать у покоренного народа его образованность; русский язык и православие уже сделались господствующими при дворе великих князей литовских. Но после соединения с Польшею и Литва, и Русь подверглись влиянию польской гражданственности. Дворянство Юго-Западной Руси, как и в Польше, делилось на высшее сословие, или панов, владевших обширными поместьями, и на мелкопоместных дворян, или шляхту. Сюда начали проникать польские нравы и обычаи, возникли дворянские сеймы и сеймики. Влияние польское проникло прежде всего, конечно, при посредстве двора. Ягайло еще не говорил иначе как по-русски, а сыновья его употребляли уже польский язык. Впрочем, в судебных и административных актах русский язык господствует в XVI и даже в XVII веках.[64]

Древние русские княжества были разделены на воеводства и поветы; прежних княжеских наместников, городничих и тиунов заменили королевские воеводы, каштеляны и старосты. Многие русские города получили распространенное в Польше немецкое городовое устройство, известное под именем Магдебургского права или Магдебургских привилегий.

Сущность этих привилегий заключалась в том, что граждане («мещане») освобождались от подсудности королевским воеводам, старостам, судьям и подсудкам. Они получали своего войта, который был назначаем королем из дворянского сословия; войт производил суд вместе с бурмистрами и райцами (т. е. ратманами), выбранными из самих жителей. Городу давался особый герб, печать, знамя (хоругвь); каждый ремесленный цех также получал свое знамя. Ремесленники освобождались от некоторых повинностей, например от обязанностей починивать королевские замки и давать подводы королевским чиновникам. Чужие купцы могли торговать в таком городе только оптом, а не в розницу.