— Если ты не начнёшь делать то, что должна делать королева и глава коалиции, я больше не буду тебя защищать.

— А ты меня защищаешь, да? По-настоящему?

— Нравится мне это или нет, но мы на одной стороне. Хотя ты, конечно, можешь поплакаться Гилберту и понадеяться на него. Он ведь ради тебя на что угодно пойдёт, да? Даже убедит всех, что бедной и несчастной королеве нужно отдохнуть от…

Бокал в руке Ариадны лопнул. Осколки и вино брызнули во все стороны, задев её полупрозрачное платье, кресло, ковёр и вообще всё вокруг. Королева тут же подскочила на ноги, как дикий зверь, и злобно уставилась на него из-под нахмуренных бровей.

— Я простил тебе, что ты не позволила расправиться с Кеменой, — начал он, но Ариадна, усмехнувшись, перебила:

— Нет, не простил.

Данталион втянул воздух сквозь зубы.

— Хорошо, не простил. Но я пришёл к тебе, принёс грёбанное вино и дал шанс объяснить, какого чёрта ты пренебрегаешь своими обязанностями. Мне плевать, что у тебя случилось, плевать на ваше Сердце и всю эту хрень со связью. Мне не нужна ни ты, ни твои чары, но в этом нуждается коалиция. Разницу чувствуешь?

Данталион ненавидел признавать свою неправоту, проигрывать и наступать себе на горло, но сегодня он именно это и сделал. Не ради себя, а ради вампиров и вообще всей коалиции. Все прекрасно знали, что гибель наследницы Ровены сильно ударила по королеве Ариадне, но все так же знали, что она не может вечно скорбеть. Кому-то придётся напомнить, что ещё есть недостигнутые цели, и Данталиону пришлось взять эту поганую роль на себя.

Он не хотел, но, случайно обмолвившись об этом в присутствии Марселин, она убедила его, что он точно справится. Даже сказала, какое вино предпочитает королева. Предательница.

— Чувствую, — наконец произнесла Ариадна, растянув губы в улыбке. — И это так прелестно, что ты решил сообщить мне об этом лично. Тебе совсем плохо в обществе Гилберта, Армена и Сибил?

— Разбирайся с ними сама, — отрезал Данталион. — Моё дело — вернуть тебя в строй.

— Отлично сказано! — бодро согласилась Ариадна. — Если бы ты ещё открыл душу, чтобы я проверила твою искренность…

Данталион инстинктивно сделал шаг назад.

— Не бойся, мои чары ещё слабы, да и лезть к тебе в душу мне сейчас совсем не хочется… Но у меня есть потрясающая идея.

Данталион фыркнул и, подумав ещё немного, сделал большой глоток. Даже если эта встреча стала провалом, он мог попробовать неплохое вино. Для вампира, насыщавшегося и наслаждавшегося лишь кровью тёмных созданий, это было роскошью и редкостью одновременно.

— Я вернусь к своим обязанностям сразу же, как только мои чары восстановятся. До тех пор по всем вопросам обращайтесь к Беро.

— Но? — требовательно произнёс Данталион, интуитивно чувствуя, что сейчас последует какое-нибудь глупое условие.

— И я позволю тебе присутствовать на суде над Махатсом. Когда мы его поймаем, разумеется.

Из лёгких Данталиона будто разом исчез весь воздух.

— Это не похоже на «но», — кое-как выдавил он, мысленно уговаривая себя быть более собранным.

— Но, — услужливо продолжила Ариадна, сделав ещё один шаг вперёд, — ты окажешь мне небольшую услугу. Душу открывать не придётся, не бойся.

— И что ты от меня хочешь?

Что вообще королева фей может хотеть от лидера вампиров? Тех самых, которые вроде как были частью коалиции, а вроде как держались особняком. За последние месяцы их положение только укрепилось и, судя по всему, ещё будет укрепляться. Как бы сильно Данталион ни ненавидел сигридцев и их дрянной мир, он любил вампиров достаточно, чтобы ради их принятия и благополучия идти на сделки с кем-либо из коалиции. Пусть отвергают и используют его, но только не других вампиров.

— Я принёс тебе долбанное вино, — произнёс Данталион, так и не дождавшись ответа. — Тебе что, мало?

— Вино мне не нужно.

Она приподнялась на носочках, положила ладонь ему на грудь, точно напротив сердца, и сказала, ядовито улыбаясь:

— И ты мне совсем не нужен. Разницу чувствуешь?

Данталион чувствовал только раздражение, но ответить не успел. Ариадна впилась в его губы так требовательно, что он сделал шаг назад, совсем не понимая этого.

Это было просто безумием.

Королева фей, уверенная в своей божественной красоте и отличавшаяся острым умом, обычно только издевалась над ним. Словесно, конечно, но это не означало, что Данталион терпел. Ариадна была требовательной, заносчивой, слишком многое о себе думала и считала, что весь мир может лежать у её ног.

Зачем ей какой-то вампир?

Не сказать, что Данталион никогда не задумывался о подобном исходе. Это могло быть мимолётной мыслью, вызванной раздражением из-за очередной придирки королевы. Всего на долю секунды, но Данталион мог представить, как сделает нечто, что поставит её в неловкое положение или даже унизит. Спустит с небес, на которое она сама себя возвысила, не землю, к «щенкам», с которыми ей приходилось сотрудничать.

Но это всегда было только мыслью.

— Расслабься, — выдохнула Ариадна ему в губы, зарываясь пальцами в его волосы. — Душой я тебе не клянусь.

— Сдалась мне твоя душа, — зло пробормотал Данталион в ответ.

— Рада, что мы пришли к соглашению.

Это не было соглашением, но Данталион почему-то не остановил её, когда она снова поцеловала его, на этот раз глубже и требовательнее, с большей страстью.

Он пришёл сюда для того, чтобы вытащить её из раковины, куда она сама себя затолкала, а не для того, чтобы трахаться с королевой.

Но Данталион решил, что одно другому не так уж и сильно мешает.

Вампиры, не любившие королеву Ариадну, частенько говорили о том, что ей следует снять розовое очки и признать, что она не так уж и уникальна. Данталион пресекал любые разговоры и слухи, основная суть которых заключалась к тому, что вампиры были уверены в себе и своей сексуальности, на которую королева точно клюнет. Ему были противны подобные разговоры, и он не думал, что сам окажется в похожей ситуации.

Клыки задели её нижнюю губу, но Ариадна только застонала, вцепившись в воротник его рубашки и потянув на себя. Кое-как дотянувшись до стола, Данталион поставил полупустой бокал, едва не опрокинув его, и, не переставая целовать Ариадну, положил ладони на её спину и поясницу, придвигая ближе к себе.

Это было просто безумием, но Данталион не планировал останавливаться. Он мог бы убедить себя, что делает это ради вампиров, если бы не понимал, что ему нравится.

«Нравится» — очень странное слово, на самом деле не подходяще для описания безумия, происходящего здесь и сейчас, но Данталион не мог подобрать другого. Он мог представить себя в одной постели с кем угодно, но только не с заносчивой и эгоистичной королевой Ариадной, умевшей ставить ультиматумы так, что на них соглашались, и контролировать ситуацию, практически ничего для этого не делая.

Если бы она не хотела, она бы не позволила не то что целовать, даже касаться себя. Она бы не позволила случайно задетому бокалу полететь на пол и разбиться, а Данталиону — оторвать её от пола так легко, будто она ничего не весила. Боги, в которых он не верил, она бы не позволила ему переступить порог спальни и не оказалась бы на кровати. Она контролировала каждое действие, каждое прикосновение, ничего не говоря, ограничиваясь только взглядами и быстрыми, резкими жестами.

Данталион понял это лишь после того, как опустился ниже и поцеловал внутреннюю сторону её бедра. Клыки царапнули нежную кожу, и спустя мгновение Данталион почувствовал, как сильные пальцы сжимают его волосы.

Королева Ариадна всегда умела добиваться желаемого, и Данталион почти ненавидел её за это.

Но он целовал её бёдра, и там, где клыки случайно касались кожи, проводил языком. Он чувствовал, как она наклоняет его голову, всё ещё держа за волосы, и касался там, где Ариадна того хотела. Даже если это было безумием, которое нельзя объяснить, это не означало, что Данталион не может наслаждаться им.