К тому же, это было её немного странным, но довольно действенным способом забыть, что случилось что-то плохое. Лукреция много лет пользовалась им, и он ещё ни разу не подвёл. Неважно, кто оказывался с ней в одной постели, главное — на время забыть, что существует остальной мир, который катится в хаос всё быстрее и быстрее. Дело, с которым Лукреция помогала Фройтеру, лишний раз напоминало о жизни, превратившейся в кошмар. Ненадолго отвлечься — это даже полезно, как считала Лукреция.

— Через полчаса я должен быть в тренировочном зале, — пробормотал Энцелад, одной рукой толкая дверь позади себя.

Лукреция всегда поражалась устройству этого особняка — он будто обладал разумом и знал, когда и куда нужно направить кого бы то ни было.

— Я сказала Фройтеру, что вернусь буквально через двадцать минут, — ответила Лукреция, запуская пальцы под одежду Энцелада. — Но двадцать минут закончились почти час назад.

Что-то подсказывало ей, что Гилберт, в отличие от своего особняка, не обрадовался бы, увидев их сейчас. Вряд ли это вообще кому-либо понравится. Энцелад, как слышала Лукреция, никогда не искал серьёзных отношений, любые попытки Дионы свести его хоть с кем-нибудь проваливались, даже не начавшись. Две недели назад Лукреция хотела убить его за то, что он не отпускал её и не позволял приблизиться к горящему магазину, но теперь она считала его идеальным вариантом и целовала так, что ей не хватало воздуха.

Какая разница, кто с ней, если ей помогают забыть о мире, катящимся в хаос всё быстрее и быстрее.

На самом деле Энцелад её не привлекал. У него было потрясающее тело, — чертовски потрясающее тело, и Лукреция была готова повестить только на него, — и он мог быть даже смешным, если бы только в то же время не был чрезвычайно серьёзным и ответственным. Лукреция не понимала, как эти противоположные качества уживаются в нём, но и не хотела понимать. Он согласился переспать с ней, и это было единственным, что могло волновать её в ближайшее время.

К тому же, не так-то просто найти парня, который будет соответствовать её требованиям и при этом вообще будет живым. Рыцари постоянно были при деле, и передышки у них случались крайне редко — это Лукреция хорошо знала, ведь в последнее время стала чаще интересоваться делами коалиции. Её первостепенной задачей было узнать, кто виновен в смерти Ирен и как скоро она сможет оторвать руки этому засранцу и запихнуть их ему в глотку. Но для этого, разумеется, ей следовало снять напряжение.

Она была уверена, что, не попадись ей Энцелад, она бы предложила секс даже Гилберту или кому-нибудь из искателей, в последнее время всё чаще шатавшихся по этому особняку. Предложение убило бы Гилберта на месте, а с искателями могли возникнуть проблемы — все они были настороже из-за Твайлы, живущей с ними под одной крышей, и вряд ли планировали в ближайшее время ослаблять внимание.

Энцелад — другое дело. Он умел правильно использовать те небольшие отрезки времени, выделенные рыцарям на отдых, отлично целоваться и быть настойчивым ровно настолько, что это не надоедало Лукреции и у неё не появлялось желание сжечь его кожу. Хотя она и так была очень горячей.

Лукреция очень любила получать подтверждения того, что она желанна и прекрасна, и была без ума от долгих прелюдий, но сегодня поддалась совершенно другому виду страсти. Энцелад опустил её на кровать и едва не прижал собой, целуя и кусая её шею. Лукреция одной рукой вела по его прессу, — этот засранец что, родился с ним? — другой крепко держала за немного влажные русые волосы. Лукреция даже не хотела гадать, из-за чего они влажные, хотела только Энцелада, изучить каждую частичку его тела и почувствовать его внутри себя. Только так напряжение и боль ко всему, копившиеся в ней всё это время, могли исчезнуть.

Энцелад провёл языком по её ключице, после чего потянул её рубашку вверх. Лукреция не успела даже высвободить руки из рукавов, когда Энцелад опустился ниже и коснулся губами её живота. С каждым мгновением его губы и язык оказывались ниже, пока, наконец, не коснулись внутренней стороны бедра — перед этим, правда, пришлось повозиться, чтобы снять чёрные брюки, но Лукреция была слишком возбуждена, чтобы позволить Энцеладу действовать самостоятельно.

Он избавился от своей одежды быстрее, чем она ожидала, и требовательно поцеловал её, едва она только сняла нижнее бельё. Лукреция ни на какое влечение, кроме физического, не рассчитывала, но отдала Энцеладу должное — целовался он так, будто хотел не только её тело. Даже удивительно, что у него не было девушки. Лукреция бы задумалась над тем, чтобы ухватить такого потрясающего парня, но он привлекал её исключительно как партнёр по сексу.

Энцелад целовал её и, кажется, даже улыбался. Он точно издевался над ней, помня, что у обоих есть дела, которыми следует заняться, и всё же растягивая каждое действие. Лукреция, впившаяся ему в плечи ногтями, была готова взять инициативу в свои руки, но элементарно не успела. Когда дверь с грохотом открылась, она едва почувствовала, что Энцелад наконец вошёл в неё — удивлёнными глазами Лукреция смотрела на Диону, стоящую на пороге.

— А ты, значит, веселишься, — отпустила она, дёрнув уголком губ.

Энцелад опустил голову на плечо Лукреции, крепко обнявшей его, и пробормотал, опаляя её кожу горячим дыханием:

— Твою же мать…

— Новая брешь, Энци! — насмешливо бросила Диона. — Чтобы через минуту был внизу, иначе Гилберт будет очень недоволен.

Вопреки опасениям Лукреции, Диона всё же вышла, нарочито громко смеясь, и так же громко захлопнула дверь.

— Твою же мать, — повторил Энцелад совсем тихо.

Он будто разом обо всём забыл: отодвинулся, провёл рукой по лицу, словно сгоняя все следы эмоций, и через долю секунды Лукреция увидела того самого рыцаря, о холодности и расчётливости которого ходили многочисленные слухи.

— Не сегодня, — только и сказал он, после чего начал быстро одеваться.

— А Диона постоянно так врывается? — уточнила Лукреция, ничуть не стесняясь того, что лежала на чужой кровати совершенно голой.

— Нет, только в экстренных ситуациях, — ответил Энцелад, подняв с полка рубашку.

Лукреция тихо рассмеялась, пытаясь представить, сколько раз Диона врывалась в самый неподходящий момент. Мстил ли за это Энцелад или просто не обращал внимания на выходки сестры, предпочитая и дальше оставаться максимально серьёзным?

— Новая брешь… — задумчиво повторила Лукреция, смотря на потолок. — Может, вам помочь?

— Займись лучше делом, которое тебе поручил Фройтер.

Лукреция едва слышно передразнила его, стараясь не отвлекать. Энцелад практически вылетел в коридор, как-то неопределённо махнув ей ладонью, и дверь за ним закрылась. Лукреция растянулась на кровати, думая, что надо всё-таки встать и заняться своими делами. Фройтеру, работающему в школе, она пообещала, что одолжит у Шераи несколько магических книг в обмен на другие, и те до сих пор были где-то в библиотеке, лежали на одном из столов, где Лукреция оставила их, узнав, что вернулись Эрнандесы. Желание вспыхнуло в ней так внезапно, что она даже не успела хорошенько подумать, но теперь, когда всё сорвалось, не чувствовала себя униженной или обделённой. Она всегда может предложить Энцеладу не столько повторить, сколько начать заново. Он вряд ли откажется. Осталось придумать, как не дать Дионе помешать им.

Но для начала — магические книги, ждущие её в библиотеке.

***

— Мне просто… интересно… — тяжело дыша, с трудом выдавила Диона. Стрела, пущенная ей мгновение назад, вошла точно между глаз ноктиса. Энцеладу даже не нужно было оборачиваться и проверять — он просто знал это. — Почему Лукреция?

Он бы отреагировал, если бы демоны не атаковывали их со всех сторон. В отличие от Дионы, у него не было привычки постоянно болтать, комментировать каждое своё действие или задавать дурацкие вопросы.

Почему Лукреция? Ответ прост: она предложила переспать, и всё. Вопрос можно считать закрытым.

Энцелад почувствовал, как Диона коснулась его спины своим локтем и спустя долю секунды выстрелила. Свист стрелы был заглушён треском чужих костей и диким воем. Ещё один ноктис, сумевший порваться к ним, был убит.