Знания Дионы в области магии и хаоса были значительно уже, чем у настоящих магов, однако она знала, что из такого пожара никому не выйти живым. И Салем, спустя мгновение появившаяся возле её ног, только подтвердила это.
Заметив застывшую кошку, прижавшую все три хвоста к лапам, Лукреция истерично закричала и забилась ещё интенсивнее. Как бы долго ни угрожал Энцелад, он бы не навредил ей, Диона это знала, и оттого смотреть на его попытки было ещё сложнее. Физически он был намного сильнее Лукреции, даже слабые вспышки её лазуритовой магии не причиняли ему вреда, зато это делали хаотичные удары ногами и руками, длинные ногти Лукреции и её зубы, которыми она пыталась укусить его.
Диона присела на корточки возле Салем и пробормотала:
— Ты нашла что-нибудь конкретное?
Салем подняла на неё голову и шевельнула хвостами, возле которых будто из пустоты появился пластиковый бейдж красно-жёлтого цвета. Сглотнув, Диона взяла его, удивляясь сохранности, отряхнула от пепла и сажи и прочитала имя, написанное на нём.
Лукреция затихла, заплаканными глазами уставившись на неё. Краем глаза Диона заметила, что никто не решает приближаться к ним — никто и не умел правильно преподносить печальные новости так, как Эрнандесы. Рыцари привыкли думать, что Энцелад всегда знает, как правильно сказать о чьей-либо гибели, и Диона была уверена, что эта их общая черта, привитая ещё отцом, всегда бывшим больше командиром, чем родителем, но теперь сомневалась.
Лукреция выжидающе смотрела на неё и, кажется, не обращала внимание даже на Энцелада, крепко державшего её и не позволявшего броситься в огонь. Заметив, как он медленно кивнул, Диона сделала неуверенный шаг вперёд и тихо сказала:
— Мне жаль, но Ирен не выжила.
Лукреция смотрела на неё, не мигая, и будто ждала продолжения. Но Дионе больше нечего было говорить. Пластиковый бейдж с надписью «Ирен» был не только в пепле и саже, но и крови. Будто кто-то намерено оградил его от огня, чтобы он не пострадал и был найден.
Лукреция всхлипнула и тяжело осела на землю. Энцелад отпустил её — он, если быть совсем уж честным, и пытаться остановить её не должен был, не говоря уже об утешении. И теперь, когда Лукреция оставила попытки добраться до горящего здания, ему не обязательно следить за ней, как за малым ребёнком.
Диона не представляла, что ей делать. Она так часто встречалась со смертью, что привыкла к ней — и только раньше, ещё в Кэргоре, когда была недостаточно зрелой, она плакала, получив известие о смерти близкого человека. На похоронах дяди Тороса она плакала так сильно и долго, что Энцеладу весь вечер пришлось быть рядом и успокаивать её. Они редко виделись с дядем Торосом, но Диона плакала так, будто знала его всю жизнь.
Вторжение и коалиция научили её держать эмоции под контролем и жить с мыслью, что смерть всегда рядом. Рыцари, искатели и эльфийские охотники погибали чаще остальных, ведь они всегда были в первых рядах и никогда не уклонялись от сражений. За двести лет Диона видела столько смертей, что они уже не должны были её трогать, но почему-то трогали. А ведь она даже не знала, кто такая Ирен.
Переборов себя, Диона подошла к Лукреции и протянула ей бейдж. Маг вцепилась в него, прижала к груди и тихо заплакала, опустив голову.
Дионе потребовалась почти минута, чтобы взять себя в руки и отойти от Лукреции.
— Йозеф нашёл источник, — тихо сообщил Энцелад.
Диона обернулась к зданию и увидела, как огонь начал утихать. Становились видны обвалившиеся конструкции и тела демонов, которых рыцари оттеснили внутрь.
— У тебя кровь.
Диона фыркнула, когда Энцелад провёл рукой по её виску. Вне зависимости от ситуации или окружения, он всегда проверял, не пострадала ли она, и делал всё возможное, чтобы оказать помощь. На свои раны он никогда не смотрел, и потому Дионе приходилось контролировать его самого и его состояние. Не хватало ещё, чтобы большой и страшный рыцарь упал без чувств из-за какой-нибудь царапинки, которую он посчитал незначительной.
— Я хочу пролежать в ванной сто часов, — пробормотала Диона, стараясь максимально расслабить свои напряжённые мышцы, но при этом не ощутить тяжести тела и не упасть в грязь лицом.
— Ну-у, — протянула Шерая, — попробуй. Завтра вы сопровождаете Гилберта на обед у принца Джулиана.
Диона тихо чертыхнулась и обернулась к подошедшей женщине. И как она только умудрялась всегда выглядеть так идеально, будто только-только принарядилась? Не то чтобы Диона уж сильно хотела сражать всех своей красотой, — стоит признать, что она была прекрасна даже в доспехах, залитых чужой кровью, — но Шерая всегда была до того безупречной, что Диона начинала думать о существовании какой-то скрытой и таинственной магии, поддерживающей лоск.
— Завтра? — проворчал Энцелад. — О, боги…
— Ещё и у принца Джулиана, — добавила Диона, посмотрев на него. — Неужели мы сегодня не настрадались?
— Вы уже устали? — уточнила Шерая, собрав руки на груди. В левой руке Диона заметила смятый листок — наверняка письмо, в котором и говорилось о завтрашнем обеде.
— Да, мы устали, — ничуть не теряясь под её суровым взглядом, ответил Энцелад. — Нас было слишком мало. Чудо, что мы никого не потеряли.
Обычно Энцелад не позволял себе спорить или высказывать недовольство. Ещё с Кэргора он был тем самым командиром, который всегда держал на лице маску непоколебимой уверенности и спокойствия; способный одним взглядом внушить не только веру в успех какого-либо дела, но и ужас тем, кто сомневался в нём или его методах. Спорить с Шераей ему не было смысла — они были на одной стороне и всегда действовали в первую очередь на благо своего короля, и уже во вторую — на благо коалиции. Но сейчас он был бесконечно прав.
Рыцари работали день и ночь, являясь не только к месту появления брешей, но и участвуя в поисках сальватора (что уже в прошлом) и демоницы, убийц короля Джевела и наследницы Ровены. Они, как и вампиры, почти не отдыхали, были везде и всюду, и даже ещё совсем неопытные принимали непосредственное участие в делах коалиции. Энцелад никогда бы не позволил необученным рыцарям соваться в пекло, но Фроуд, фактически являвшийся третьим командиром, — почему-то абсолютно все рыцари и воины, находящиеся под командованием Энцелада, в качестве второго командира воспринимали Диону, что ей, стоит признаться, очень даже нравилось, — не обладал той же стойкостью. Он не был глупым, однако решения, которые он принимал, порой шли вразрез с теми, которые, теоретически, мог принять Энцелад.
За последнюю неделю это стоило им жизней пятерых рыцарей, Фроуд же лишился двух пальцев на левой руке.
Энцелад лишь хотел получить гарантию, что пока они будут сопровождать Гилберта на совершенно бессмысленном обеде у эльфийского принца, их людей не отправят туда, где они могут погибнуть.
Как бы долго и упорно Диона ни убеждала себя, что жить бок о бок со смертью для неё привычно, она сама нуждалась в подобной гарантии. Не для себя или других рыцарей. Хоть она и ценила людей коалиции, на первом месте для неё всегда стояли Энцелад, Артур и Гилберт с людьми, которых он принимал в своём особняке. Небольшая и странная, но семья, которой Дионе так не хватало после Вторжения.
Когда она почти пять лет искала Энцелада в этом ужасном мире, пытавшемся убить её всеми возможными способами, она поклялась, что не позволит кому-либо навредить ему даже на психологическом или эмоциональном уровне. Его спокойствие за рыцарей — это залог её спокойствия.
Шерая так ничего и не сказала — обычно Энцеладу было достаточно взгляда. Они давно научились общаться без слов, чего Диона никак не могла достичь с кем-либо ещё, кроме Энцелада и Артура. Иногда она совершенно искренне не понимала, как её брат, не такой уж и чуткий, примерно двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю напоминающий скорее статую, чем живого человека, общался с людьми. Он даже с девушками флиртовал совсем не так, как его учила Диона. В плане взаимодействий с людьми Энцелад был катастрофой, но при этом справлялся лучше, чем Диона. Это постоянно ставило её в тупик.
