Возможно, если бы Стефан сейчас был рядом, он бы придумал, как сгладить все острые углы и успокоить принцессу. Он странствовал достаточно долго, чтобы понимать, какой подход нужно применять к разным людям.

Если бы Стефан сейчас был рядом.

Успехов у Марселин не было. Она продолжала искать способ развеять сомнус, но теперь ещё и уделяла внимание Эйсу — тот отказывался сообщать коалиции о том, что с ним произошло, до тех пор, пока не научится управлять открывшимся даром. Будучи последним магом, — до самого Эйса, разумеется, — Марселин взяла заботу о нём на себя. И, что вероятнее всего, этому так же поспособствовала Шерая, лишь бы переключить внимание Гарсии на что-нибудь другое.

Гилберт чувствовал себя отчасти виноватым, когда ловил себя на мысли, что Марселин изучает произошедшие с Эйсом изменения и учит его основам магии. Будь на то воля Гилберта, он бы пригласил для этого нескольких крайне опытных магов, но даже Джонатан не сумел убедить Эйса в том, что это необходимо. О появлении нового мага пока что знали только те, кто жил в этом особняке, и Эйс, в котором Гилберт прежде не замечал столько упрямства, не был намерен это исправлять.

Не то чтобы Гилберт имел право осуждать его. Со своей магией Эйс мог делать всё, что ему заблагорассудится, но сам факт появления этой магии был слишком волнующим и даже пугающим. Лишь Геирисандра могла даровать источник настоящей магии, но она почему-то молчала больше двухсот лет — с тех самых пор, как выбрала Марселин.

Почему богиня дала знать о себе сейчас и почему выбрала именно Эйса?

— Вы меня даже не слушаете!

Гилберт встрепенулся и уставился на Сонал — она подошла едва не вплотную и, кажется, действительно озвучивала свои претензии, которые он прослушал, погрузившись в свои мысли. С его стороны это было непростительным, но Гилберт до того устал, что вместо извинений улыбнулся, стараясь копировать немного издевательскую улыбку принца Джулиана, и ответил:

— Вы учли, что я не намерен бегать за вами, как собачка?

Сонал возмущённо топнула ногой.

— И вы ещё называете себя королём! — процедила она, расправив плечи и выпрямив спину, будто того, что она стоит, было недостаточно, чтобы возвышаться над до сих пор сидящем на своём месте Гилбертом.

— А вы со мной не согласитесь? Рокси, — обратился он к искательнице, мгновенно поджавшей губы и испуганно уставившейся на него, — разве я не король?

— Король, — едва не пропищала Рокси.

— Вот, Рокси со мной согласна. Почему же вы упрямитесь, Ваше Высочество? Вы же знаете, что я могу вам помочь, но лишь в том случае, если вы пойдёте мне навстречу.

Будто Гилберт действительно хотел решать её проблемы и во всём ей угождать. Но, к сожалению, за эти несколько минут количество людей в коалиции, способных противостоять демонам и участвовать в поисках не только сальваторов, но и убийц короля Джевела, господина Илира и Ровены, не прибавилось. Даже несмотря на то, что Орден всё чаще привлекал совсем юных искателей, — хотя Джонатан, разумеется, пытался оградить их от опасностей, с которыми им не справится, — людей было слишком мало.

Лэндтирсцы затерялись среди людей, но Гилберт знал, как их найти. Почти все маги это знали, но никому из них ещё не удалось убедить лэндтирсцев присоединиться к ним. Грубая сила и подчинение в этом случае загубили бы всех их старания на корню: коалиция была сурова, но не настолько, как кэргорская армия в период её расцвета.

Коалиция нуждалась в Сонал, но Сонал, похоже, не нуждалась в них, раз продолжала упрямиться и строить из себя страдалицу.

Даже сейчас она с вызовом смотрела на Гилберта и будто ждала, когда он уступит, признает её превосходство и откажется от своего. Возможно, в прошлом, ещё в Ребнезаре, он бы так и сделал. Будучи ребёнком, он восхищался не только её красотой, но и умом, который она демонстрировала, прибывая к их двору. Она никогда не задерживалась дольше, чем на пару недель — будучи главной наследницей лэндтирского трона, её внимание требовалось на родине. Однако она также была обручена со вторым принцем Ребнезара, и потому была обязана изредка появляться у них. Её визиты начались, должно быть, когда Гилберту было десять: впервые войдя в тронный зал, она сияла, будто была с ног до головы украшена золотом, и напоминала настоящую королеву, даже не принцессу, коей и являлась на тот момент.

Впервые оказавшись при дворце Ребнезара в качестве гостьи, Сонал очаровала едва не каждого. Она сумела найти подход даже к их не особо общительному дяде Киллиану, и Гилберт думал, что это хороший знак. Сам он никогда не слышал от Сонал ни одного дурного слова: она сама сказала ему, что всегда мечтала о младшем брате, и его, Гилберта, она так и воспринимает. «В конце концов, мы совсем скоро породнимся», — с улыбкой сказал она, когда Гилберт хотел обнять её, но не решился, посчитав, что эти действием оскорбит её. Он не знал её так долго, как Марию: та практически выросла при дворе и с четырнадцати лет была обещана Алебастру, тогда как Сонал было уже двадцать на момент заключения брачного договора между Ребнезаром и Лэндтирсом. Его старший брат, которому тогда было всего девятнадцать, говорил, что какая-то нужда толкнула Лэндтирс на принятие столь резкого решения, но тогда Гилберт не понял, что конкретно за нужда это была.

Сонал ему нравилась. Он считал, что его брату повезло: хоть ему и придётся оставить Ребнезар и в Лэндтирсе быть королём-консортом, чем полноправным королём, рядом с ним будет действительно мудрая королева. Вот только он сам этому почему-то не был рад.

Фортинбрас объяснил ему, что Сонал не идеальна. Она умеет притворяться милой и любезной, умеет очаровывать всех и каждого, но она также умеет кричать так, что дрожат стёкла в окнах, и бить слуг за то, что они посмели ей перечить. Фортинбрас сам остановил её, когда она швырнула подушку в одного из слуг, приставленных к ней в ребнезарском дворце.

Гилберт не понимал, как это возможно, и не поверил Фортинбрасу. Но потом он стал замечать детали, которых раньше совсем не понимал: взгляд Сонал, направленный на кого-либо, поджатые губы, движения рук, будто она отгоняла мелких сошек, едва видимый наклон головы, который был знаком её стражникам. Гвендолин, единственная принявшая Сонал достаточно холодно, повторно объяснила Гилберту, что Сонал лишь поддерживает образ любящей и заботливой принцессы. «Какое ей дело до нашей страны? — говорила Гвендолин, отвечая на сбивчивые вопросы Гилберта на тему того, что Сонал не может быть такой двуличной. — Она вернётся в Лэндтирс и будет править. Она королева, Гил, а Фортинбрас даже не будет иметь реальной власти. Ей достаточно поддерживать образ, и всё».

Гилберт думал, что его просто дурачат. Но потом, в день, когда двое сальваторов явились к их двору и сказали, что пришли за Третьим, он увидел, как Сонал сорвалась. Ещё даже не отойдя от тронного зала на достаточное расстояние, она кричала на лэндтирского советника, прибывшего вместе с ней, и требовала встречи с королём и королевой для подписания нового брачного договора — первый перестал действовать в тот самый момент, когда король Роланд с помощью короны великанов засвидетельствовал связь Фортинбраса с Арне.

Гилберт испугался. Ему было одиннадцать, и его вполне могли поставить перед фактом быть обручённым с Сонал. Разница в возрасте её даже не волновала — Гилберт понял это давно, когда до Ребнезара всё чаще доползали слухи об истериках принцессы и её переменчивом настроении.

Возможно, в прошлом Гилберт бы и признал её превосходство. Либо из-за того, что был ослеплён её совершенством, либо из-за страха, который появился позже. Но Вторжение научило его не отступать даже в самых сложных и, казалось бы, безвыходных ситуациях.

— Ваше Высочество, — старательно удерживая улыбку на лице, сказал Гилберт, — нам незачем спорить. Как насчёт прогуляться по моему саду? Уверен, вам…

— Свет Арраны не гаснет, — практически выплюнула Сонал, перебив его, и, развернувшись, стремительно вышла.