Гилберт обнаружил её в саду, под огромным кедром, окружённым фиолетовыми кустами каких-то сигридских растений. Стелла лежала в своём человеческом обличье, собрав руки на груди, и хмуро смотрела на раскинувшиеся над ней ветви. Зен стоял всего в метре от неё и выглядел так, будто его сейчас стошнит.

— Доброе утро, — на всякий случай повторил Гилберт, сцепив руки в замок, лишь бы ненадолго унять злость.

Стелла ему не ответила. Зен кивнул, давая понять, что заметил его, и вновь посмотрел на девушку.

— Стелла, — обратился к ней Гилберт.

Она не ответила, только вздохнула, задумчиво глядя на ветви. Белая футболка уже была испачкана землёй и травой, но брюки, что странно, оставались чистыми.

— Стелла, — настойчивее повторил Гилберт.

Она приподнялась и посмотрела на него так, будто планировала сожрать живьём. Гилберт улыбнулся, напоминая себе, что эта девушка лишь стала жертвой обстоятельств и вряд ли по доброй воле связалась с Третьим, следовательно, он должен быть очень осторожен и…

— Доброе утро, — буркнула Стелла, ложась обратно.

— Я очень рад, что в наших отношениях такой прогресс, — старательно удерживая волнение и раздражение в узде, сказал Гилберт.

Стелла подняла голову и удивлённо уставилась на него. Солнце, пробивающееся сквозь качающиеся ветви, бросало на её лицо блики света, из-за чего жёлтые глаза казались ещё ярче, пронзительнее, внимательнее. В уголках её глаз что-то блестело.

— Могу я поинтересоваться, чем ты занята?

Стелла продолжала удивлённо смотреть на него. Не перестала даже после того, как поднялся ветер, бросивший часть светлых волос ей в лицо.

— Лежу, — наконец ответила таким тоном, будто разговаривала с неразумным ребёнком.

— Вижу, что лежишь. Кровать в твоей комнате недостаточно мягкая? Мне распорядиться, чтобы её заменили?

— В комнате? — повторила Стелла, во все глаза смотря на него. — А. В комнате. Как угодно, Ваше Высочество.

Уголок рта Гилберта дёрнулся. Стелла не выглядела довольной своей колкостью, обозлённой или готовой идти в наступление. Казалось, она говорила совершенно искренне, с верой в собственные слова и даже не думала о том, насколько они на самом деле чудовищны.

Просто невероятно. Насколько же железные нервы Зена, раз он всё это время терпит её?..

— Может быть, мы прогуляемся? — предложил Гилберт, когда молчание затянулось.

— Зачем? — не отрываясь от разглядывания ветвей, спросила Стелла.

— Просто так. Погуляем, подышим свежим воздухом. Познакомимся поближе. Я думаю, что мы могли бы стать друзьями, Стелла.

Она села, всё ещё держа руки собранными на груди, и сощурилась, вглядываясь в его лицо. Гилберт бы стойко выдержал её внимание, как и ощущение, будто её взгляд пробирает до костей, если бы Стелла вдруг не пожала плечами и не бросила:

— Ну ладно.

Она быстро подскочила на ноги и, не отряхиваясь, пошла по каменной дорожке вперёд. На её футболке сзади отпечатались грязные пятна, в волосах запуталась трава и даже несколько крохотных веточек. Гилберт подавил иррациональное желание убрать их и, лишь поднятой ладонью приказав Зену оставить их, последовал за Стеллой.

Всего через два метра она остановилась и резко обернулась к нему.

— Что-то не так? — надеясь звучать миролюбиво, уточнил Гилберт.

— Когда люди гуляют, они идут рядом, — проворчала Стелла. — Даже великаны. Форти мне рассказывал.

У Гилберта едва не выбило землю из-под ног. Что за фамильярность, что за дикость?.. Лишь Розалии называла так Фортинбраса, и Третий, который сейчас жил под одной крышей с Гилбертом, уже давно не был тем самым Фортинбрасом, который допустил бы подобную вольность.

Но вместо того, чтобы указать Стелле на её ошибку, — в конце концов, он вознамерился завоевать её доверие, — Гилберт сказал:

— Разумеется.

Более абсурдной ситуации и не придумаешь. Чтобы не мучится, Гилберту следовало сразу попросить Стеллу стать волчицей и засунуть руку ей в пасть.

Впрочем, это и интересовало Гилберта едва не в первую очередь: как Стелла научилась менять обличье? Гилберт ни разу не слышал о подобной магии, как и Шерая, более просвещённая в этом вопросе. Во всех мирах лишь боги могли представать в облике, который выберут и сочтут подходящим, да перевёртыши умели красть чужие. Неужели хаоса в Стелле так много, что и она способна на это? Будь она настоящим перевёртышем, барьеры и клятвы убили бы её. Столь сложная магия всегда распознавала признаки враждебности по отношению к Гилберту и любому его гостю, так что Стелла уж точно не могла стать исключением. Будь с ней что-то не так, магия особняка давно бы сообщила об этом.

Странно, что этого не произошло, потому что со Стеллой определённо было что-то не так.

Её поведение не вписывалось в представления Гилберта. В один момент она могла быть серьёзной и грозной, выглядеть так, будто способна без труда перегрызть глотку любому, кто косо посмотрит на неё или её спутников. В следующую секунду она могла улыбаться, показывая клыки, и предлагать Эйкену совершенно детские развлечения: догонялки, прятки, охоту на птиц или «исследование неизвестной территории» — так она называла изучение особняка. При этом и Зен, и рыцари, и драу, по доброй воле живущие в особняке и любезно докладывавшие Гилберту о различных странностях, подтверждали, что Стелла и Эйкен и впрямь изучают особняк как нечто крайне интересное и незнакомое, но не представляющее для них опасности.

Гилберт хотел сказать им, что это не так. Особняк — его территория, пусть и не такая большая даже с учётом пространственной магии. Его слово — закон. Магия особняка связана с ним и Шераей, и Гилберт узнает, если кто-то попытается вмешаться в эту магию, изучить её или сломать. Он узнаёт обо всём, что происходит в этих стенах и на обширной территории, прилегающей к дому, он это контролирует, потому что он — король. Стелле не следует забывать об этом ни сейчас, ни после. Гилберта не радовала мысль, что, возможно, Стелла и остальные будут жить у него неопределённый срок, но если уж всё сложилось именно так, они должны понимать, в сколь шатком положении они оказались и как всё может измениться по одному его слову.

Стелла, однако, будто не понимала этого.

— Ты нервничаешь, — выпалила она, покосившись на него. И практически сразу же, не успел Гилберт даже осмыслить сказанное ею, Стелла испуганно пискнула и исправилась: — Ой, то есть… Вы. Вы нервничаете.

— Ты ведь не признаёшь во мне короля, — заметил Гилберт, решив сделать вид, будто этой заминки и не было.

— Король — это тот, кто был коронован, — с умным видом ответила Стелла. — У кого есть корона и королевство. У вас этого нет.

Гилберт громко фыркнул.

— Третий сальватор не желает возвращать мне корону. И где он её только прячет? — как бы между прочим спросил Гилберт, невинно уставившись на Стеллу.

Но она, к его разочарованию, только широко улыбнулась, обнажив клыки, и с гордостью сказала:

— Он имеет право обладать ей.

— Он был изгнан, — жёстче напомнил Гилберт. Играть в радушного хозяина становилось сложнее, когда собеседником был кто-то вроде Стеллы: ослеплённый образом Третьего, его магией и силой, которой он явно пользовался не во благо, раз до сих пор скрывал корону великанов и не передавал её Гилберт.

— Но принят Киллианом. К тому же, — Стелла вдруг помрачнела, свела брови к переносице и, как показалось Гилберту, даже шмыгнула носом, — он был коронован. Это правда. Он имеет право обладать короной великанов.

Гилберт остановился. Ветер, вдруг ставший ледяным, ударил ему в спину, бросил волосы вперёд, на лицо.

— Что?

— Что слышали, — уже без всякой беспечности ответила Стелла, идя вперёд.

— Когда люди гуляют, они идут рядом.

Стелла повернулась к нему со злым взглядом. Гилберт ответил ей точно таким же. Выстраивая примерный план этого разговора, он не предполагал, что уподобится Стелле в её простых эмоциональных выражениях и скачках настроения, и потому был разочарован в себе.