Пришедший сделал шаг вперёд, и Клаудия едва заметно нахмурилась. Да, она не ошиблась — тот самый человек, который лишил её меча. Он выглядел ничуть не лучше и двигался всё так же скованно, будто не ощущал собственного тела. И почему только Гилберт доверил ему меч?
— Он тебе не принадлежит, — повторила Клаудия.
— Как и тебе.
Сигридский язык мог бы стать как бальзам для ушей, но только не сейчас. Вместе с возрастающей озадаченностью, которую Клаудия видела в глазах какого-то непонятного оттенка, голос за спиной становился всё громче. Невыносимее.
— Если на нём появится хотя бы одна царапинка…
— То что? — с лёгким намёком на вызов спросил он.
Клаудия, не сдержавшись, фыркнула и ответила на родном языке:
— Напыщенный идиот.
— Правда? — тут же отреагировал он на кэргорском. — Не напыщеннее тебя, полагаю.
Клаудия проглотила и секундное удивление, и раздражение. Надо же, кэргорец. Судя по мышцам и оказанному ему доверию, точно из рыцарей. Значит, может стать проблемой. Если, конечно, Нотунг не навредит ему раньше — Клаудия видела, что становилось с людьми, неугодными сокрушителями. И тот факт, что она всё ещё могла пользоваться руками, можно было считать настоящим чудом и милостью самого Нотунга.
Но если этот рыцарь пострадает из-за Нотунга, Гилберт может посчитать, что Третий наложил на него какие-то губительные чары. Клаудия была бы совсем не против убить одного из идиотов, ответственных за их заточение, но была не в том положении, чтобы поддаваться своим слабостям и желаниям.
— Ты можешь лишиться рук, — предупредила Клаудия по-кэргорски. Третий прекрасно владел им, но она сомневалась, что он вслушивался. Если в разговор вступала Клаудия, он мог полностью довериться ей.
— Сомневаюсь, — невозмутимо ответил рыцарь.
По крайней мере, он наверняка пытался ответить невозмутимо. Бледное лицо, глубокие тени под глазами и голос за спиной, не утихающий ни на секунду, помогали ей понять его состояние даже лучше, чем она того хотела.
— Когда это всё же случится, — продолжила Клаудия, — не говори, что я не предупреждала.
Она выждала, пока он вздёрнет бровь и, посчитав её умалишённой, отойдёт всего на метр. Клаудия выдавила улыбку и бросила напоследок:
— Была рада познакомиться, Энцелад Джорадан Эрнандес.
Он развернулся именно с тем выражением лица, на которое она рассчитывала. Значит, в этом Диона ей не соврала — её брат ненавидел, когда кто-то обращался к нему, используя и второе имя.
***
Из-за волнения, которое с каждой секундой становилось всё сильнее, Пайпер едва могла усидеть на месте. Она чувствовала себя предательницей и лгуньей, ведь всего час назад обещала Третьему, Клаудии, Стелле и Эйкену, что вытащит их, а теперь сидела на бархатном стуле в ряду, где оказалось подозрительно много пустующих мест, и ждала, когда начнётся суд.
Гилберт был непреклонен, и единственное, с чем он согласился, так это с тем, что Пайпер может присутствовать на суде. Странно, что ни Лерайе, ни Арне до сих пор не вмешались — хотя, может, просто ждали более удачного момента, чтобы предстать перед всем во всём своём великолепии, способном ослепить. Если это окажется правдой, Пайпер за себя не отвечает.
Буквально за несколько минут до того, как за Третьим явились рыцари и маги, Пайпер с помощью Николаса, существование которого до сих пор казалось ей чем-то нереальным, пробралась к нему и вновь начала убеждать его, что обязательно со всем разберётся. Она повторяла это снова и снова, обращаясь к каждому, и только после поняла, что никто и не брал с неё обещаний — то ли знали, что она справится, то ли просто не верили, что она хоть на что-то способна. Пайпер была намерена доказать обратное и всё это время мысленно готовила речь на два случая. Первый: она использует свои потрясающие ораторские навыки и убеждает всех, что Третий милашка и никому не навредит. Второй: она использует эти же самые навыки, но уже после того, как с помощью магии вытаскивает его из ямы, куда сама же и толкнула, а также надирает задницы всем, кто пытается её остановить.
Второй вариант казался более реалистичным, но Пайпер хотелось верить, что в жизнь воплотиться именно первый.
Третий ей ничего не говорил. Он лишь молча слушал, как она едва не со слезами на глазах обещает всё исправить, и медленно кивал. Тонкая нить магии, натянувшаяся до предела, приносила жгучую боль, ярость и даже страх, причём с того самого момента, как они оказались в этом мире, и вплоть до этого.
Третий, что странно, не предпринимал попыток к освобождению. Пока какой-то рыцарь под руководством Шераи надевал ему на руки кандалы, соединённые цепью и слабо поблескивающие из-за чар, — впрочем, ощущение, исходившие от них, доказывало их силу, — Третий даже не шелохнулся. Стелла бесновалась в своей камере, громко рычала и царапала стены и барьеры когтями. Тени Эйкена вились вокруг него, пока он сам напрочь игнорировал присутствие Марселин, пытавшейся заговорить с ним. Только Клаудия холодно наблюдала за происходящим и будто бы знала, что задумал Третий.
Однако когда Пайпер встретилась с ней взглядом, она прочитала в глазах Клаудии страх: она, как и все остальные, понятия не имела, чего Третий хочет добиться.
Может, он просто устал постоянно сражаться, рисковать собой и терять тех, кого любит. Может, он просто сдался, оттого и позволял рыцарям и магам, окруживших его со всех сторон, вести его вперёд.
Пайпер была готова пойти за ним и напомнить каждому, что они будут иметь дело с ней, если попытаются навредить Третьему, но Николас успел перехватить её. Он не использовал порталы, чтобы перемещаться из одной точки в другую, а делал то же, что и Арне, когда нашёл её в снежном лесу. Казалось, что мир просто распался и собрался заново за считанные мгновения, за которые они успевали переместиться в зал суда. И Пайпер удивилась бы, — боги, она бы, наконец, и на Николаса полноценно обратила внимание, — если бы не страх всего и сразу. Николас, казалось, целиком и полностью разделял её настроение, и потому молча уселся рядом, закинув пятку на колено. Дядя Джон расположился слева всего через несколько минут, чем сильно удивил Пайпер.
Он пытался расспросить её о том, что означали слова об «убить, отравить и прирезать», но Пайпер не отвечала. И теперь они прекрасно делали вид, что она вовсе не говорила об этом.
— Ты разве не представляешь Орден?
— Не сегодня, — тихо ответил он.
— Почему? — не отставала Пайпер. — Тебя успели разжаловать, или что?
— Я добровольно отстранился от участия в сегодняшнем суде ради тебя, Пайпс. Все знают, что я твой дядя, и потому ко мне не будут прислушиваться.
— Но ты мог помочь! — возмутилась Пайпер, вцепившись в подлокотники с такой силой, что дерево громко скрипнуло. — Если бы ты был среди них…
— Я буду поддерживать тебя, а не его. Пойми, Пайпс, это ради нашей же безопасности.
— Ага, да, конечно. И поэтому вместо тебя… — она пригляделась к трибунам, напоминавшем квадрат, где, предположительно, должны были расположиться главы коалиции. — Кто вместо тебя?
— Август, — ответил Джонатан.
— Кто?
— Август Гривелли. Он отец Себастьяна, Алекса и Рокси. Вон, смотри туда, — дядя Джон наклонился к ограждению из светлого камня и указал на противоположную сторону, на какого-то молодого человека со светлыми волосами, разговаривающего с тёмнокожей эльфийкой. — Это Себастьян. Он умён и всегда действует на благо коалиции, так что, возможно, встанет на твою сторону. Если ты сумеешь предоставить достаточно убедительные доказательства, разумеется.
Пайпер с шумным вздохом откинулась на спинку стула и ещё раз оглядела огромный зал. На первый взгляд — шедевр античного зала суда с высокими трибунами, двумя лестницами, расположенными по обе стороны от центральных, и таким большим количеством белого камня, что он начинал рябить в глазах. И, конечно, люди. Много людей, большую часть которых она не знала. Эйса, Кита или Марселин, которая так и не смогла добраться до её ран, не было — дядя Джон сказал, что их просто не пустили. Пайпер считала это несправедливым: значит, какого-то там Себастьяна и эльфийку, которую она впервые видела, на суд пустили, а тех, кто действительно мог помочь — нет? Бред какой-то.
