– Им всё про меня известно! Где живу, где учусь, с кем дружу, – захлёбываясь в слезах, шепчет подруга. – И про свадьбу, и про то, что отец работает в гос думе, мне конец…

Вспоминаю о том, что вместе с некоторыми вещами Самойловой также пропали документы и телефон. А это значит, что шантажистам не составило никакого труда выяснить её личность. Отследить соц сети, погуглить информацию о ней. Да я и сама пыталась пригрозить тому мужику отцом Ксюхи. Хотела испугать их… Хотела, чтобы эти парни оставили девчонку а покое. А они оказывается не просто развлеклись, но и приберегли козырь на будущее.

– Пожалуйста, давайте просто дадим им то, что они требуют! Егор бросит меня после такого! – вопит Самойлова, сползая на ковёр.

– Да и грош цена ему тогда! Если бы не твой конченый Егор, тебя бы вообще в этом проклятом баре не оказалось! – кричит Захар, уже совсем себя не контролируя.

Кажется, таким разгневанным как сейчас я его не видела никогда.

– Егор не причём, я сама туда пошла… – упрямо возражает она.

– Какая же ты глупая! – в его взгляде столько всего… И боль, и жалость, и раздирающее на части отчаяние.

– Дайте мне чёртовы деньги! – бьётся в истерике Ксюша. – Я не вынесу позора! Если это кто-то увидит… в институте или дома… Не вынесу! Руки на себя наложу, клянусь! Что-нибудь с собой сделаю!

– Ты спятила? – Троицкий тут же оказывается рядом с ней и, дёргая за руки вверх, поднимает девчонку с пола. – Слышишь меня? Совсем крышей поехала?

Ксюша отворачивается от него, но Захар хватает её за подбородок. Она вся дрожит. Плечи ходят ходуном, лицо красное, макияж безнадёжно поплыл.

– В себя прийди! Слышишь? Дыши глубже, – успокаивает её он.

– Захар, давай дадим им денег, прошу тебя! – хрипло просит Ксюша.

– Это ничего не решит. Стоит только раз пойти на их условия и всё… они не отстанут! – объясняет ей он.

Ксюша выбирается из его объятий и зло рычит, глядя в потолок.

– Арин, ну скажи ты ему! – цепляется за меня как за последнюю соломинку.

– Он прав, зай, – осторожно касаюсь её плеча.

– Вам наплевать! Наплевать на меня! Всегда было, есть и будет! – накрывается самой настоящей истерикой. – Я найду эти деньги сама, чёрт с вами! – резко поднимается с дивана и направляется в коридор.

– Куда ты собралась? – Троицкий естественно торопится догнать её. В таком состоянии отпускать девчонку просто нельзя.

До меня доносятся звуки борьбы. Выбегаю в коридор за ними следом.

– Отпусти меня! – кричит Ксюша.

– Ты никуда не пойдёшь! – ставит её перед фактом Захар.

Зажимает её в кольце своих рук и отодвигает от входной двери. Она уже и обуться оказывается успела.

– Отвали! Не хочешь помогать – не надо! Сама разберусь! – орёт громко Самойлова.

– Успокойся!

– Ты только рад будешь, да? Рад, что наша свадьба с Егором не состоится! – ядовито шипит она, предпринимая очередную попытку высвободиться из его рук. – Отпусти сказала!

– Уймись! – Захар скручивает её, тяжело дыша. – Будешь играть в неадекватную, мы с Ариной тебя закроем на дурке, поняла меня?

– Отпусти!

– Ребята, пожалуйста, давайте мы все успокоимся, – вмешиваюсь я, потому что стоять и тупо смотреть на то, как Самойлова дерётся с Захаром я не могу.

– Ксюша! Хватит, пожалуйста!

Но она как будто не слышит.

– Он меня бросит, бросит, – повторяет без конца. – Мой Егор меня бросит!

Кажется, что для неё нет ничего хуже, чем тот факт, что эти снимки может увидеть её будущий жених.

– У меня не будет ни свадьбы, ни счастья, – скулит, как побитая собака. – Захар, тебе удовольствие доставляет видеть, как я мучаюсь? Ты же даже не скрываешь своей неприязни к нему!

– Потому что он ничтожество! И тебе не разубедить меня в обратном!

– Сам ты ничтожество! – зло цедит она, устав трепыхаться в его руках. – Да ты… ты ещё хуже! Дружил со мной, а сам… только и думал о том, как…

– Ксюша, прекрати, ты не права, – повышаю голос.

– Он тебе рассказал о том, что было в моей квартире, Арин? М? Ты рассказал ей? – сбивчиво интересуется растрёпанная Ксюша.

Троицкий уже не держит её. Просто стоит и смотрит на неё исподлобья.

– Фу блин, я столько раз оставалась тут, даже не подозревая, какие мысли сидят в твоей больной голове! – продолжает она уничтожать всё то хорошее, что между ними когда-то было.

–  Ксюша, остановись, пожалуйста, – качаю головой.

– Пусть говорит, – прищуривается Троицкий.

– Да он же весь год лил мне в уши! Егор плохой, Егор тебе не подходит и всё такое!

– Потому что Захар переживает за тебя, как и все мы! – спорю с ней я.

– Переживает, – фыркает она. – Да он всё это время думал только о том, как бы меня поскорее трахнуть! Тоже мне друг называется!

Не выдерживаю. Отвешиваю ей добротную такую пощёчину. Самойлова явно не ожидает от меня подобного. Прижимает ладонь к покрасневшей в момент щеке и затравленно на меня смотрит.

– Да как у тебя наглости хватает говорить про Захара такое? Не ты ли всегда бежишь к нему по любому поводу? – зло спрашиваю я. – Что с тобой, Самойлова? Как подменили, честное слово!

Ксюша молчит. По щекам текут слёзы, глаза полыхают горячей обидой.

– Не видишь, что ли? Она же явно на чём-то сидит, – делится со мной своими предположениями Захар. – Не удивлюсь, если на пару со своим Егором.

– Да пошли вы! – в сердцах бросает Ксюша. – Удумали меня жизни учить? Своё дерьмо расхлёбывайте!

– Рот закрыла. В комнату зашла и села, – спокойно говорю я, в упор глядя на неё.

– Я ухожу! – заявляет, шмыгая носом. – Ноги моей здесь больше не будет!

– Давай… вали на все четыре стороны, но помощи тогда не жди, – предупреждаю я. – Идём, Захар, выпьем кофе, а она пусть делает, что хочет…

Моё пребывание в больнице имени Пирогова длится ровно неделю. Здесь мне проводят повторный остеосинтез, который, к слову, проходит успешно. Нестеров корректирует положение обломков, заменяет штифты и болты на более качественные, фиксирует так и несросшиеся кости. И вот я наконец-то начинаю чувствовать, что с ногой всё происходит как надо. Температуры у меня нет, отёк к воскресенью начинает спадать, да и в целом, ощущаю я себя довольно неплохо. Рёбра почти не болят, внутренние органы больше не беспокоят. Даже бодрость какая-то в теле появляется, а в душе – желание. Острое желание начать путь к восстановлению. Потому что до оскомины надоел медицинский запах и всё, что связано с больницами: врачи, кабинеты, процедуры, рентген и бесконечные капельницы…

– Макс, давай с нами, – предлагает Василич, мастерски перетасовывая колоду карт.

Игра в карты – излюбленное занятие моих соседей по палате. Только и делают, что рубятся в них. А вот со мной в нарды играть отказываются. Говорят, что постоянно проигрывать неинтересно.

– Сами мужики, ко мне сестра должна заглянуть.

– А та тёмненькая барышня ещё порадует нас своим визитом? – интересуется он, хитро улыбаясь.

– Без понятия, – бросаю я в ответ.

Достал уже. Позавчера все уши мне прожужжал и вот опять.

Ты видел её ноги? А декольте? Умереть можно!И всё в таком духе.

– Да, Громов, повезло тебе! Что не посетитель, то обязательно какой-нибудь красотка! Плохо завидовать, но я совсем чуть-чуть! Меня бы навещали такие куклы, – мечтательно вздыхая, произносит с явным кавказским акцентом Мурат.

– И не говори, одна другой краше, – поддакивает Василич, и глаза его снова загораются. – Но вот та тёмненькая – огонь, пожар! Вся такая ладная…

– Ходячий секс! – подсказывает ему Никита.

Этого парня к нам определили позавчера. Монтажник с производственной травмой.

– Это да, – кивает дядя Коля.

– Она тебе в дочери годится, а может даже и во внучки, – осуждающе качаю головой.

Старый извращенец, всё туда же…

– Так а я чё, – невозмутимо разводит руками дед. – Глаза ж они на то и даны, чтоб смотреть!