– А чего ты ожидала? Парень злится. Его можно понять.
– Да знаю, – хмурится, снимая с себя мокрый пиджак. – Громовы, оказывается, отказались от помощи отца. Сами оплатили операцию.
Я почему-то так и думал, хоть и не говорил об этом подруге.
– Вот что за глупая позиция? Они явно с копейки на копейку перебиваются. Квартирка, размером со спичечный коробок, мать-пенсионерка. К чему эта дурацкая гордость, м? Что и кому хочет доказать?
– Что он сказал тебе?
– Взъерепенился, – недовольно отвечает она.
– А если дословно?
Подозреваю, что там прозвучало то, что серьёзно её задело.
– Мол думаешь, бумажки могут решить все проблемы? – цитирует она Громова, вскакивая с пуфика. Мечется туда-сюда по коридору, чересчур активно жестикулируя. – Могут конечно! Вон ему наделали уже по полису в городской больнице! Осложнения какие-то теперь.
– Осложнения – это плохо… – искренне сочувствую парню я.
– Крючит всего от боли, но нет, храбрится! Сидит с невозмутимым покер-фэйсом. От помощи отказывается. Говорит всё, что могла, ты уже сделала! Ничего от тебя и твоего папаши не нужно.
Что ж, этот парень мне уже заочно нравится. Явно с характером, не даром, что спортсмен.
Я иду вслед за Ариной на кухню. Замечаю на спинке барного стула свою рубашку. А ещё на глаза попадается оставленная Ксюхой тарелка…
Так и не притронулась, какого чёрта я вообще извращался!
Снова вспоминаю тот неприятный эпизод, который произошёл на лестничной клетке, и опять по новой накатывает злость.
– Его мать, Галина Юрьевна, разоткровенничалась со мной. Ну пока не знала, что я это я, – уточняет Арина, встретившись с моим скептическим взглядом. – Плакала. Никак не могла успокоиться. А я… стояла, смотрела, слушала и не знала куда себя деть. Такое чувство страшное захлестнуло! Я вдруг подумала о том, что Громов мог не выжить…
– Но он выжил, слава богу.
– А если бы нет? – открывает кран, моет руки и прикладывает их к шее. – Всё это время я думала только о себе. О своих страхах. Тюрьма, огласка… это разве сравнится с тем, что… человека могло не стать. Как бы я потом смотрела в глаза его матери?
Дышит часто. Руки трясутся, когда она достаёт с полки бутылку виски и наполняет стакан. Я знаю Арину со времён сопливого детства и в таком состоянии как сейчас видел её лишь пару раз.
– Галина Юрьевна сказала, что отец предлагал ей деньги за молчание, а когда она отказалась, начал угрожать. Можешь себе представить?
Могу естественно. Я про Виктора Сергеевича много чего знаю. Они с моим отцом вместе начинали строить бизнес. Не совсем легальный, если уж совсем откровенно. Арина в эти подробности никогда вникать не хотела. Девчонкам оно ведь как, особо и не надо… трать папины деньги беззаботно и не задавай лишних вопросов.
– Арин, давай успокаивайся. Сейчас-то ты чего разнервничалась? – подхожу к ней сзади, заключаю в кольцо рук.
Дрожит вся. Оно и понятно, всё-таки встреча с Громовым для неё – глубокий стресс. Рассматриваю её профиль и прямо чувствую, что сейчас происходит у неё внутри. Буря. Она сбита с толку. В смятении. Я тоже через это проходил.
– Когда я была там, к нему домой пришли парни и тренер. Попрощаться перед поездкой на олимпиаду, – рассказывает она, понуро опустив голову. – Пытались приободрить, шутили, желали скорейшего выздоровления… – делает паузу. – Но ты бы видел его лицо, Захар…
– Арин…
– Если бы не я, – поворачивается ко мне и прижимается щекой к моему плечу.
– Ариш, – обнимаю её покрепче и поглаживаю по волосам.
Сердечко стучит так гулко, тело напряжено до предела, а ещё она, кажется, плачет. Что вообще этому человеку несвойственно.
Тихо, почти беззвучно роняет слёзы на мою футболку. Мне жаль её… В ситуацию, подобную этой, мог попасть любой из нас.
– Ариш… Это просто стечение обстоятельств, слышишь?
– Захар… – шепчет, судорожно вдыхая носом воздух. – Пожалуйста… скажи, как мне всё исправить? Я очень хочу.
Исправить… Иногда обратного пути может и не быть. Но к счастью, выхода нет только с того света.
– Исправить вряд ли получится, Ариш, – целую её в макушку, – а вот помочь ему ты в силах...
Глава 23 Захар
Арина уезжает к Игнату, когда за окном уже полночь, и я остаюсь один на один со своими беспокойными мыслями. Они разъедают мозг и травят кислотой душу. Пишу и звоню Ксюхе, но тщетно… телефон вне зоны доступа, и всё, что мне остаётся – смиренно дожидаться утра.
К счастью, я не обременён работой. Доля акций, которую оставил мне отец, приносит постоянный ежемесячный доход, поэтому я свободен во всех смыслах этого слова. Мои будни не расписаны по минутам и нет никакой необходимости в том, чтобы «просыпаться с петухами». Однако сегодня уже в восемь утра мой мотоцикл мчится навстречу ветру.
Девчонка на связь так и не выходит, и я понимаю, что чёрная туча тревоги, нависшая надо мной, сама по себе никуда не денется. Мне нужно срочно убедиться в том, что с Ксюшей всё в порядке. Мало ли что могло с ней произойти? Я не доверяю этому олуху абсолютно.
Сперва еду домой к её родителям. Но, увы, Самойловой там нет. Её мать, Наталья Сергеевна рассказывает, что дочь не пришла ночевать, из-за чего накануне состоялся громкий скандал. Ксюша вроде как серьезно поругалась с отцом, заявила, что в свои двадцать два имеет право жить как хочет, после чего отключила телефон и больше не звонила.
Ксюша – домашняя девочка, и мне всегда казалось, что семья для неё в приоритете. Подобное поведение – точно не норма, да и на моей памяти крупных ссор с родителями никогда не было. Во всяком случае, мне об этом ничего неизвестно.
Мысль о том, что Ксюша провела эту ночь у Дорохова отзывается колючей болью под рёбрами.
Не могла она остаться у него после всего, что произошло! Не могла! Просто не могла!
Однако после того, как выясняется, что в институте она тоже не появлялась, сомнения рассыпаются в пыль – девчонка у него. И её машина, припаркованная на стоянке элитного жилого комплекса – лишнее тому подтверждение.
Здороваюсь с консьержкой и вызываю лифт. Пока еду на двенадцатый этаж, пытаюсь успокоить оголённые нервы. Её нахождение здесь – не укладывается в голове. Она ведь сама говорила, что ноги её здесь больше не будет.
Пару минут стою в холле и тупо смотрю в окно. Собираюсь с мыслями, наблюдая за тем, как вереница машин длинной змейкой движется по Ленинградке. Вздыхаю. Подхожу к дорогой дубовой двери. Стучу и отчего-то начинаю нервничать ещё больше. Наверное потому что дурацкая интуиция никогда меня не подводит.
Настырно мучаю звонок. Ещё вчера меня бесил Игнат, но уже сегодня я сам веду себя ровно также.
Когда дверь, наконец, открывается и на пороге показывается сонная Ксюша, я испытываю некоторое облегчение.
По крайней мере, с ней ничего не случилось, уже хорошо.
– Захар? – потирает кулачком глаза. – Ты чего здесь?
– А ты? – переспрашиваю, уже не пытаясь изображать из себя всепонимающего друга.
– Я… – она теряется на секунду.
Открывает рот. Закрывает. А потом краснеет.
– Я войду? Этот твой кобель тоже тут? – наплевав на этикет, прохожу мимо неё.
– Нет, Егор уехал на работу, – тихо отвечает она, закрывая за мной дверь.
– Ты зачем выключила телефон, Ксюха? – качаю головой.
– Захотелось мне так, – мгновенно ощетинивается она.
– Я тебя везде искал. Дома! В институте! Друзей обзвонил! – высказываю недовольно.
– Не стоило так переживать! Я уже давно взрослая девочка, Захар!
Опять та же пластинка.Взрослая девочка! Куда там! Дитё!
– С родителями поругалась? Он того стоит, а? Скажи, – кладу руки на хрупкие плечи и заглядываю ей в глаза. – Зачем ты вообще здесь осталась? Это же та самая квартира, в которой он…
– Не надо, – плывёт её голос.
– Мне тут даже стоять противно, не говори, пожалуйста, что ты…