– Противно стоять – уходи! – перебивает Ксюша, и та злость, с которой она это произносит, поражает до глубины души. – Я тебя сюда не звала. Чего вы все ко мне пристали?

– Ксюх, – делаю шаг ей навстречу. – Я же переживаю за тебя, не понимаешь?

– Вы допекли меня уже своей заботой! – убирает от себя мои руки, но я снова ловлю её, не позволяя отойти.

– Зачем ты здесь осталась, скажи? – только и могу выдавить из себя я.

Невольно замечаю, что она одета в мужскую рубашку. Не трудно догадаться, кому она принадлежит.

– Ксюх…

– Мы помирились, ясно? – вздёргивает подбородок и смотрит на меня с вызовом. – Ну давай, начинай! Ты же для этого сюда явился! Пришёл поиздеваться? Очередной раз ткнуть меня носом как несмышлёного котёнка?

– Ксюх, да чего ты, малыш, – не позволяю ей отойти. Только крепче цепляюсь за неё.

Мы помирились…стучит кипящей кровью в ушах.

В груди невыносимо печёт, дышать не могу, лёгкие скрутило. Будто нырнул и иду ко дну.

– Нельзя прощать такое, понимаешь ты или нет? – встряхиваю её, не в силах сдержать порыв затопившей меня ярости.

– Достали уже учить меня жизни! В своей бы сначала разобрались! Что ты, что Арина! – начинает кричать. – Оставьте меня в покое!

– Ксюх, – дёргаю девчонку на себя.

Обнимаю, не реагирую на её истерику и протест. Прижимаю к себе, не обращая внимания на то, как она спешит высвободиться из моих объятий.

– Он же не любит тебя, Ксюш, не любит! – повторяю громче.

Хочу, чтобы она пришла в себя. Опомнилась.

Помирились. Как же так…

– Отпусти, Захар! Ты делаешь мне больно! – отклоняется назад, предпринимая очередную попытку вырваться.

– Больно? – хватаю её за щёки. – Больно мне, Ксюш. Смотреть на то, как ты позволяешь вытирать о себя ноги! Он другую бабу трахал на протяжении полугода! Здесь! В Вашей постели! И ты готова закрыть на это глаза?

– ЗАМОЛЧИ! – мотыляет головой.

– Из-за него ты оказалась чёрт знает где! Тебя ведь могли убить!

– ОТПУСТИ МЕНЯ! – надрывно хрипит она.

Слёзы ручьём текут по лицу, а глаза полыхают ненавистью.

Вот то единственное, что мне уготовлено.

– Ксюх, – сглатываю через силу. В горле ком, и у самого постыдно жжёт веки. – Я ж люблю тебя, дура! Люблю, слышишь? А ты…

Пока до неё доходит смысл мною сказанного, я в порыве глухого отчаяния прижимаюсь своими губами к её, и тут же ощущаю солёный привкус. Привкус боли и страданий. И от этого моё сердце рвётся на куски.

– М… – борется со мной, яростно сопротивляется.

Отталкивает, как и предполагал. Не отпускаю, сжимаю пальцами скулы, продолжаю целовать: напористо, горячо, исступлённо. Вот только такие поцелуи не приносят удовольствия… потому что нет ничего хуже, чем принуждение. И я прекрасно это понимаю.

Ксюха до крови прокусывает мою губу. Вынуждая отодвинуться, отпустить её.

– Сдурел совсем? – пятится к стене и обнимает себя за плечи.

– Прости меня, я просто…

– Да пошёл ты! – рыдает.

На лице проступают пятна смущения, и слёзы по новой бегут ручьём.

– Уходи, Захар, пожалуйста, уходи! – просит тихо, едва слышно. – Ты же для меня как брат! Зачем ты это делаешь!?

– Потому что люблю тебя! – отвечаю спокойно.

– Бред… глупости.

– Ксюш, – нерешительно подаюсь вперёд, но она тут же выставляет в защитном жесте руку. – Уходи, Захар! Уходи!

– Ксюха, ты очень дорога мне. Я не хочу, чтобы ты страдала. Он тебя не достоин.

– Перестань!

– Да приди ты в себя! Кто всегда был рядом, когда тебе это нужно было? Скажи мне, кто? – повышаю голос. Хотя никогда не позволял себе этого.

Она качает головой.

– Теперь я понимаю, почему ты так ненавидишь Егора! – прищуривается. — Ты с самого начала был против него!

– Мои чувства к тебе не имеют к этому никакого отношения! – спорю я. – Твой Егор – ничтожество, вот и вся причина!

– Замолчи. Просто уходи. Пожалуйста!

– Самойлова, ты совершаешь большую ошибку! – стискиваю зубы и склоняю голову.

Почему-то есть ощущение, что сейчас происходит что-то очень нехорошее. То, что не позволит нам остаться прежними. То, что навсегда разобьёт на осколки тёплую, нежную дружбу, имевшую место быть между нами.

– Это моя жизнь, не лезь в неё, ясно? ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ! Я хочу быть с Егором! ХОЧУ БЫТЬ С НИМ! – срывая голос, переходит на крик.

Я не могу это слушать. Хочется завыть, настолько мерзко звучит это её «хочу быть с ним».

Сползает по стене, роняет голову в колени.

– Уходи, Захар, – разрезает резонирующую тишину её просьба.

Сжимаю пальцы в кулаки, глядя на то, как подрагивают плечи девчонки.

Бессмысленно. Она меня не слышит.

Гашу в себе очередной неуместный порыв подойти к ней. Открываю дверь и ухожу прочь из этой квартиры.

Такой жизни она для себя хочет? Что ж, ладно. Я не стану мешать.

Холл. Нескончаемые ступеньки. Бегу вниз до тех пор пока не начинает кружиться голова. Нормально вдохнуть получается только на улице, да и то воздух кажется неимоверно сухим и душным.

Складываюсь пополам и приседаю на тротуар.

Что я чувствую? Гнев. Злость. Обиду. Столько лет я был с ней рядом и теперь всему конец. Конец ведь?

Сердце под рёбрами страшно ноет, а на губах вперемежку с металлическим привкусом крови до сих пор ощущается вкус её слёз. Слёз, которые принадлежат не мне. Как и вся она.

В кармане оживает телефон. Ненароком всё равно проскальзывает глупая надежда на то, что это Ксюха. Но это, разумеется, не она.

– Алло, Захар, минут через десять я буду у твоего дома. Всё в силе? – трясущиеся пальцы прижимают к уху телефон.

Арина. Я и забыл, что мы договаривались о встрече.

– Алло… – обеспокоенно повторяет она.

Не могу произнести и слова. Мыслями я всё ещё там, наверху. В той отвратительной квартире.

– Захар, у тебя всё в порядке?

Да ни черта у меня не в порядке, Арин…

Сбрасываю вызов и направляюсь к своему мотоциклу.

По Ленинградке я мчусь как умалишённый. Машины, строения, люди – всё сливается в сплошное, смазанное пятно. Мотор ревёт, в груди нещадно ноет и настроение такое, что только убиться.

Мы помирились… Хочу быть с Ним. Хочу быть с Егором.

Слова Самойловой, всё ещё эхом стучащие в моей голове, едкой субстанцией растекаются по венам, отравляя кровь.

Да как она может находиться в этой квартире? А уж как подумаю, что в постель к нему ложилась – так и вовсе тошно. Мерзко, гадко, противно. Разве не должна она чувствовать тоже самое? Как вообще можно любить Его после всего того, что произошло? Он ведь предал, унизил, растоптал её. Я бы никогда себе этого не позволил.

В висках пульсирует, злость раздирает на части, подстёгивая всё набирать и набирать скорость. На повороте меня опасно заносит. Сердце сперва замирает, пропуская удар, а затем делает кульбит, падая куда-то вниз. Кажется, что неприятностей не избежать, но, к счастью, я успеваю справиться с управлением.

Доли секунды – и летел бы я очень далеко. Ещё и без костюма сегодня, про шлем вообще молчу. В последнее время совсем расслабился относительно собственной безопасности. Не поймай я удачно момент, соскребали бы меня потом с асфальта…

Эта ситуация неожиданно моментом приводит в чувство. Будто прозрение находит. Уже заезжая во двор, начинаю осознавать, что творил на дороге какую-то откровенную херню. Притормаживаю. Дышу часто-часто, силюсь успокоиться и унять тревогу, успевшую вцепиться в меня своими острыми когтями.

Придурок… Час пик, люди кругом.

– Ты с ума сошёл? – сквозь рокот двигателя слышу встревоженный возглас Барских.

Я и не заметил, как она подъехала на своём бмв. Появилась словно из ниоткуда. Глушу мотор и дёргаю шеей. Перенапрягся аж весь, думал всё, конец…

– Троицкий, ты спятил? – Арина открывает дверь и выходит из машины. – Эй…