– Ты как? Держишься? – Громов привлекает меня к себе.

– Да, – утыкаюсь носом в сильную шею и зажмуриваюсь.

Я так сильно по нему скучала… И мне так важно, что он пришёл меня поддержать. По-дружески или как-то иначе, совсем не имеет значения. Иногда просто хочется, чтобы дорогой тебе человек был рядом. Его присутствие и объятия не дают упасть духом и отчаяться. Так происходит со мной. Не могу я позволить себе расклеиться. Не сейчас.

Максим по-прежнему обнимает мои плечи, и для меня это много значит. Даже слишком много, наверное.

– Спасибо, что пришёл.

Цепляюсь за его руку, и какое-то время мы молча смотрим друг другу в глаза.

– Паша и Саша уже подъезжают. Думаешь… пообщаться с ними – хорошая идея? – осторожно интересуется Захар.

– Я хочу посоветоваться. Мне нужен этот разговор.

– Ну смотри сама…

Троицкому такой расклад явно не по душе, но я всё равно намерена поговорить с ребятами.

– К Виктору Сергеевичу пока не пускают.

– Знаю, – сердце болезненно ноет. – Он очень слаб.

– Главное, что твой отец пришёл в себя, – успокаивает меня Максим. – Чуть позже, думаю, тебе позволят с ним увидеться.

– Надеюсь...

– Ты с Марго связалась? – Захар смотрит на дорогу.

– Да. Она страшно разволновалась, давление поднялось. Вылетают первым рейсом.

– А что там случилось у вас в ресторане? Женя сказала, что из сейфа исчезли деньги?

Вот чёрт… Зачем же ты, Максим, спросил об этом сейчас?

– Тебя обокрали? – Троицкий вопросительно вскидывает бровь, и сразу замечает мою реакцию. – Арина…

– Самойлова приходила, – признаюсь нехотя. Уж лучше сразу.

– На хера?

– Да как обычно. Денег попросить. Я не дала…

Наши взгляды пересекаются.

– И она взяла их сама, – заключает Захар ошарашенно. – Совсем ополоумела?

Да. Меня поступок Ксюши тоже шокировал. Но лгать не буду, я почему-то сразу подумала именно на неё в тот момент, когда утром мне позвонила администратор и сообщила, что платить поставщику нечем.

– Как она сейф открыла?

– Я по своей тупости забыла на столе ключи. Слишком торопилась в больницу. Мне ведь при ней позвонили…

– Ясно, – Захар растерянно качает головой. – Так воспользоваться ситуацией – даже для неё перебор.

Его взгляд выражает крайнюю степень презрения.

– Не до неё сейчас, вот честно, – рассматриваю асфальт под ногами.

Но всё же да, неприятно очень. Как она могла вот так поступить со мной? Неужели совсем совести нет?

– Парни припарковались вон там. Идём?

Уже знакомый минивэн навевает не самые приятные воспоминания, однако молодые опера Павел и Александр встречают нас вполне себе дружелюбно. Знакомятся с Максимом, справляются о состоянии Ренаты и сразу переходят к сути.

– Захар обрисовал ситуацию в общих чертах, но, честно говоря, мы так и не поняли, чего именно ты хочешь, Арин. Дело твоего отца ведёт Звягинцев, и мы вряд ли можем что-то предпринять. Не в нашей компетенции.

– Погоди ты, Саш, – перебивает его напарник. – Пусть расскажет всё с самого начала. Мутная ведь история, ты же сам так сказал.

Александр разводит руками. Пожалуй, это означает то, что он не против меня выслушать.

– Спасибо, что приехали, несмотря ни на что, – спешу поблагодарить их я.

– Ну а как иначе! – добродушно улыбается Паша, отчего на его лице появляются милые ямочки.

– В общем, в тот злополучный день я общалась сперва с Игнатом, а затем с отцом, – начинаю свой рассказ я. – мой… бывший жених Игнат Ахметов угрожал мне накануне, присылал недвусмысленные сообщения, к тому же, установил за мной слежку.

– А причина? – тут же любопытствует Александр.

– Мы расстались на неприятной ноте, но Игнат продолжал настаивать на том, что наша свадьба должна состояться.

– Значит, ты позвонила отцу.

– Да. Я выразила своё беспокойство по поводу происходящего, и он… успокоил меня, пообещав, что встретится с Игнатом.

– Ну вот, похоже, они и встретились.

– Так и есть. Вчера я ездила в офис. Секретарь Светлана поделилась со мной некоторой информацией. Она рассказала о том, что Ахметов появился в компании после двенадцати, и какое-то время они с отцом разговаривали в кабинете на повышенных тонах. Кричали, шумели. Думаю, папа пытался воззвать его к разуму.

– Какие-нибудь важные детали секретарша озвучила?

– Лишь тот факт, что лицо Игната было разбито, – пожимаю плечами я.

– Моё глубочайшее уважение Виктору Сергеевичу, – не может не прокомментировать Троицкий. – Прям от души!

– А ушли они из офиса вместе? – уточняет Паша.

– Да. Вместе.

– Хм…

Это его явно озадачивает.

– Сперва, когда мне позвонил Звягинцев, я решила, что в случившемся замешан Игнат. Скажем так, у него есть связи и люди, так что он вполне мог бы устроить папе неприятности.

– Плюс ко всему, Виктор не так давно сделал Игната своим замом, – добавляет Троицкий.

– Конфликт. Чем не мотив? – Паша чешет подбородок.

– Но учитывая, что Игнат мёртв, версия того, что он причастен к взрыву, отпадает сама собой, – подытоживает Александр.

– Именно.

– Арин, а твоему отцу поступали какие-нибудь угрозы? Он же бизнесмен. Мало ли…

– Если и поступали, то я ничего об этом не знаю, – сокрушённо качаю головой.

– Надо бы уточнить этот момент.

– Я спрошу у него обязательно.

– Это важно. Зачастую вот так работают конкуренты, вполне распространённое явление.

– Думаете, это кто-то из его рабочего окружения? – прищуриваюсь я и начинаю мысленно перебирать имена всех тех, с кем сотрудничает отец.

– Не исключено.

– Скажите, парни, – смотрю на экран своего телефона. – А мы могли бы понаблюдать за одним человеком? Я хорошо вам заплачу.

– Да не вопрос, если есть надобность, – с готовностью загорается Паша.

– Есть… – перевожу взгляд на Александра, но тот, кажется, энтузиазм напарника не поддерживает…

Глубокий вдох и я толкаю дверь палаты. Вхожу, делаю несколько маленьких, нерешительных шагов вперёд. Руки, в которых держу цветы, предательски трясутся. Кажется, что я вот-вот выроню букет.

– Привет, пап, – с трудом сдерживая слёзы, здороваюсь я.

Ставлю яркие хризантемы в вазу, пододвигаю стул и присев, испускаю горестных вздох.

Тишину нарушает только мерная работа аппаратов. Невыносимо видеть отца вот таким: слабым, изнеможённым, лежащим на больничной кровати. Трубки, капельница... Папа ведь даже дышать сейчас не может самостоятельно. Лишь то, что смотрит на меня, периодически моргая, говорит о том, что он в сознании.

Бедный мой!

Ожоги на лице и теле, рука и нога загипсованы.

От представшей картины сердце мучительно больно сжимается, а в горле застревает ком.

– Папа… – мои пальцы касаются его.

Такие холодные, боже…

Осторожно сжимаю их, а когда чувствую лёгкое движение в ответ, нервы всё-таки сдают. Не железная ведь.

Плачу, глотая солёные слёзы. Прижимаюсь дрожащими губами к тыльной стороне его ладони.

Знаю, надо быть сильной, но я… не могу. Элементарно не получается. Как представлю, что могла потерять его, так душа рвётся на части.

Самый близкий, самый родной мой человек! Я просто не пережила бы... Умерла бы вместе с ним, клянусь.

– Я так люблю тебя, пап. Прости, что редко говорила об этом, – отчаянно целую его руку и тихонько рыдаю. – Прости, что такая непутёвая у тебя. За всё прости! Только держись, умоляю! Не оставляй, пап. Я не справлюсь.

Осознание того, сколько проблем я принесла ему за прошедшие годы, раздирает грудь. Я – ужасная дочь. Взбалмошная, непослушная. Своенравная, вечно идущая наперекор. Избалованная донельзя, без царя в голове... Но несмотря на это, моя любовь к нему настолько сильна и безгранична, что я, не задумываясь, отдала бы свою жизнь за него. Если бы потребовалось. Если бы могла.

Зажмуриваюсь. Считаю про себя до десяти и обратно. Стискиваю челюсти до зубовного скрежета. Надо успокоиться и взять себя в руки. Ему сейчас нужна моя поддержка, а не эти бесполезные слёзы.