– Привет, Ксюш.

– Ариш, – она будто выходит из некоего оцепенения, в котором пребывала.

Подскакивает со своего места как ужаленная и несётся мне навстречу.

– Ты меня пугаешь, у тебя всё в порядке, милая? – сразу отмечаю про себя и мешки под глазами, и нездоровую худобу.

Самойлова отрицательно качает головой и боязливо косится в сторону коридора. Словно не хочет, чтобы нас услышал Захар.

– Я на нервяке. Есть что-нибудь расслабиться? – ловлю её многозначительный взгляд. – Есть, м?

Она снова стреляет глазами направо.

– Нет, зай, с таблетками и прочей дрянью я давно завязала, – обеспокоено смотрю на девчонку.

По реакции вижу, что моим ответом она явно расстроена, и это серьезно напрягает.

Где это видано, чтобы Ксюша Самойлова сама выпрашивала такое. Я что-то пропустила? Да, в последнее время мы видимся нечасто и довольно редко общаемся по телефону, но всё же…

– Что у тебя случилось? – мне удаётся поймать её за руку в тот момент, когда она начинает расхаживать по комнате туда-сюда.

Пальцы такие холодные… Ледышка просто.

– Зачем тебе так срочно понадобились деньги, Ксюш?

Она освобождает руку и снова садится на кожаный диванчик. Подтягивает колени к груди и обнимает себя, будто замёрзла.

– Арин, – понуро опускает голову, и по её лицу тут же начинают катиться слёзы.

На кухне появляется Захар. Отходит к окну, убирает руки в карманы шорт.

– Да в чём дело, Ксюх? – присаживаюсь рядом и осторожно касаюсь её худенького плеча.

– У меня проблемы. Большие проблемы…

– Это я уже итак поняла. Зачем тебе девятьсот тысяч? – терпеливо, но с нажимом повторяю ранее заданный вопрос.

– Миллион, – отзывается она, вытирая ребром ладони слёзы, потоком хлынувшие из глаз.

Вскидываю бровь, вопросительно глядя на Захара. Как-то не спокойно на душе. Тревожно.

– Захар, дай ей посмотреть.

Троицкий тяжело вздыхает и протягивает мне большой жёлтый конверт, который до этого лежал на холодильнике.

Не нравится мне всё это. Очень не нравится.

– Утром мне в инстаграм пришло сообщение, – начинает рассказывать Ксюша. – Там было написано следующее: «Проверь почтовый ящик своего друга-блондина, там кое-что интересное. Если не найдёшь до вечера лям, это увидит твой жених».

Персик, косматый питомец Троицкого, запрыгнув на высокий барный стул, издаёт жалобное «миу», но сейчас на него никто не реагирует. Не до него.

– Я срочно поехала к Захару. Полезла в почтовый ящик. Так, на всякий случай, надеялась, что это всего-навсего чья-то нелепая шутка, но нет…

Наконец решаюсь взглянуть на содержимое конверта. Ещё раз смотрю на Троицкого, но тот отворачивается к окну и стискивает челюсти так, что зубы того и гляди рассыпятся в мелкую крошку.

– Я сразу проверила свой счёт, написала тебе и Ренате, поднялась к Захару, чтобы попросить денег. Троицкий, как обычно, начал этот свой допрос и пришлось… рассказать про шантажистов. Он не поверил, – недовольно замечает она. – Подумал, что я всё это выдумала для того, чтобы взять деньги для Егора. Тогда я показала ему это…

– Лучше б не показывала, – отзывается он.

– Ариш, они… они… отправят это Егору, если я не заплачу, – задыхаясь, в панике сообщает мне Самойлова.

Её прямо трясёт. Ксюше явно становится плохо только от одной мысли, что драгоценный Дорохов получит этот конверт.

– Займите денег, пожалуйста! – в голосе Самойловой такая мольба, что мне становится не по себе, как будто я уже заведомо знаю, что ничего хорошего там не увижу.

Опускаю глаза на глянцевые снимки. Так и есть… Но даже я, уже казалось бы готовая ко всему, сижу и в немом шоке смотрю на фотографии, которые достала секундой ранее. Фотографии весьма неплохого качества. Фотографии, на которых наша Ксюха. Не одна. С мужчинами… И то, что там происходит – это полный кошмар.

В ужасе поднимаю растерянный взгляд на подругу.

– Это было в ту ночь, Ариш, – поясняет она, рыдая белугой. – Эти люди… они… засняли всё, что происходило… а я… я…

– Успокойся, мы что-нибудь придумаем, – тихо произносит Троицкий.

– Успокойся? – переходит на крик девчонка. – А если это увидит мой Егор? У нас ведь свадьба в следующие выходные!

Её лицо искажается в гримасе словно от физической боли.

– Егор… Лучше о родителях подумай, – злится Захар, поворачиваясь к нам.

– Какой стыд, какой позор! – ревёт навзрыд Самойлова. – Нет, нет, нет... Я не позволю этому случиться. Дай мне денег, прошу! Мне не хватает ещё триста тысяч. У тебя же есть!

– Это, чёрт возьми, не выход! – горячо спорит парень.

– А какой тогда выход? – раздражается она.

Троицкий потирает шею и какое-то время напряжённо вглядывается в моё лицо. Подходит и выдёргивает из моих рук злосчастные снимки, а я всё ещё вижу перед глазами обнажённые тела и стеклянный взгляд Ксюши, несколько раз взятый крупным планом. Так чтобы сомнений не оставалось – на этих кадрах, напоминающих какую-то порнографическую вакханалию, действительно она. Ксения Самойлова.

– Ты почему мне сразу не рассказала про то, что там происходило! – орёт сорвавшийся с цепи Троицкий.

Трясёт перед её носом снимками, а затем в порыве гнева рвёт их на мелкие кусочки.

– Я… мне… мне было стыдно, – оправдывается перед ним она. – Я была под чем-то и… почти ничего… почти ничего не помню.

– Ты должна была рассказать мне! – кричит он. – Ты же уверяла, что тебя просто обокрали!

На пару минут в квартире воцаряется тишина, которую нарушает лишь мяуканье неугомонного Персика.

– Даже не помню, как ушла из клуба, – растерянно говорит Ксюша. – Вроде тот парень, Рустам, обещал, что отвезёт меня домой. Якобы моя подруга не может приехать.

Я внутренне напрягаюсь. Речь обо мне… Он солгал ей, разумеется. А она, будучи в неадекватном состоянии, поверила.

– Чёрная машина, дорога, лес. Меня накрыло… я вообще не понимала, что происходит. Тело не слушалось, хотелось спать и я вроде как отключилась. Пришла в себя уже в чьём-то доме. Лежала на кровати. Кто-то смеялся. Мужчины, их было много. Один из них меня раздел…

– Хватит! – Захару явно очень неприятно всё это слышать. Он тяжело дышит и сжимает пальцы правой руки в кулак.

– Я ничего не могла поделать. Ни рукой двинуть, ни ногой. Их лиц не помню тоже. Только знаю, что они делали со мной все эти грязные, мерзкие вещи и…

– Мать твою! – всегда уравновешенный Захар сейчас сам на себя не похож.

Сметает с кофейного столика посуду, которая тут же с громким «дзинь» звонко разбивается о плитку, и роняет голову на сложенные перед собой руки…

Я думала о том, что рано или поздно он узнаёт, но, если честно, о возможном шантаже не было и мысли.

Троицкий поднимает голову, внимательно смотрит на меня, прищуривается.

Сейчас и мне достанется.

– Ты ведь была в курсе, да? – скорее утверждает, нежели спрашивает.

Опускаю глаза. Ну не могла я рассказать ему те детали, которыми поделилась со мной Ксюша! Даже её родители не посвящены в подробности той роковой ночи. Мелкая поделилась этим только со мной.

– Почему ты не рассказала, Арин? – уже громче обращается ко мне он.

А ведь Захар пытался выведать у меня как больше информации о произошедшем в ту ночь, но я сдержала слово и промолчала. Просто отвела Самойлову на приём к хорошему женскому врачу. Нужно было убедиться в том, что она не приобрела наряду с психологической травмой травму физическую, в сочетании с букетом всевозможных венерических заболеваний…

– Почему не сказала, Арин?! – смотрит на меня острым как бритва взглядом.

– Потому что не имела на это права, – глухо отвечаю я.

Захар качает головой и несколько раз стучит кулаком о стол. Ксюха жмурится и продолжает выть. Он вскакивает с дивана и принимается расхаживать по кухне взад-вперёд

Я отлично знаю своего лучшего друга. Троицкий итак пытался искать тех парней, с которыми в ту ночь проводила время Самойлова. Его возмутил тот факт, что после ограбления эти парни просто выкинули девчонку в лесу. Боюсь, если бы он знал всю правду, то точно наделал бы беды. Слишком дорога ему Ксюша.