Через открытое окно в квартиру проникали детские вопли и смех. Солнце заливало комнату светом, и его лучи стелились по серому махровому ковру, обрываясь ровной полосой прямо у дивана. Я поерзала, устраивая одну руку удобнее под щекой, а второй дотягиваясь до тепла. В голове опять с трудом складывались самые примитивные мысли, а после долгих рыданий одолевало бессилие. К сожалению, когда‑то я говорила Елрех правду, но даже не задумывалась над масштабами озвучиваемой проблемы. Повышая собственную ценность в Фадрагосе, я обесценивалась на Земле. Хуже…

В первый же рассвет я едва проснулась, а уже громко пожелала родителям доброго утра, оценила ароматы завтрака и сказала папе, что надо провести день совместно. И ничего страшного в моем поведении не было бы, если бы только все это прозвучало на русском.

Оправдания или отговорки? У любой чуши есть предел… Однако мне повезло, потому что среди моих многочисленных знакомых, мама мгновенно отыскала виновницу. Я не сразу вспомнила Лизочку, практикующую гипноз, но ухватилась за ее увлечение, как утопающий за соломинку. Именно так! Именно Лизочка несколькими неделями ранее уговорила меня рискнуть и провести надо мной в дополнение к гипнозу какие‑то ритуалы. Высказав эту ерунду, я надеялась только, что никто не станет ни звонить этой Лизочке, ни искать ее.

С Женей пришлось еще раз встретиться, но благодаря строгости папы это произошло в родительской квартире. Мой парень в историю с Лизой не поверил, но на меня не наседал, а уже в понедельник с самого утра улетел из города. В понедельник же опустела и квартира: Егор уехал в запланированную летнюю поездку с классом, папа ушел на работу. Мама беспокоилась и хотела остаться со мной, но в школе потребовали ее присутствия.

Просидев полдня за телевизором, я отключила его и постаралась забыть о том, что видела. Люди – единственные разумные существа на Земле, господствующие существа в мире, но отчего‑то занимались публичным самоуничижением, так часто демонстрируя пороки и осуждая себе подобных, что редко упомянутые заслуги блекли и не задерживались в памяти надолго.

Новости на каналах напомнили о правителях Цветущего плато: о стремлении Волтуара решить любой вопрос без конфликта, о трезвомыслящем Акеоне, который готов был в любое мгновение задавить собственную гордость, переступить любые принципы и границы, лишь бы только положение его поданных не ухудшилось. Новости напомнили о Тиналь и Фираэн…

В Фадрагосе, несмотря на причисление людей к низшей расе, об их достижениях и преступлениях говорили так же, как могли говорить о представителях любой другой расы. Девочек казнили по прихоти шан'ниэрдки, связанной с влиятельной гильдией, но наказывали за проступок и угрозу обществу, которую они представляли, прельщаясь наживой и проявляя слабость перед шантажом, а не за то, кем они были.

В те долгие минуты я сидела на полу, сжимала пульт и смотрела на босые ноги. Невольно сравнивала два мира и твердо осознавала – у Фадрагоса гораздо меньше недостатков, чем я когда‑то ему приписывала. Как я могла не понимать всеобщего желания фадрагосцев отдавать обществу больше, чем оставлять себе? В их идеологии имелся лишь один недостаток – изгои. И если избавиться от него, общество этого мира вернется к гармонии, в которой жила до войны. Не об этой ли гармонии в своем письме говорил рассат из Энраилл?

После обеда такие мысли привели меня к осознанию потерь. Встреча с семьей потеряла восторженную радость и приобрела оттенки горечи. Ближе к вечеру я отыскала в своей сумке смартфон, разобралась в меню и увидела среди контактов номер такси. Там же отыскались паспорт, ключи, салфетки, косметичка, кошелек, тяжелая визитница и даже исписанный ежедневник. Пока ждала такси, пришлось повозиться с наличкой. Деньги вызывали легкое затруднение, но и его не хотелось показывать посторонним. Так и не дождавшись родителей, я уехала.

Когда‑то я была организованным человеком, что при нынешнем положении облегчало жизнь. Пока ехала в свою квартиру, наткнулась в смартфоне на онлайн‑органайзер, где было расписание на прошедшие недели и будущие месяцы с заметками, с перечислением имен и кучей ссылок на статьи и документы… Из него я узнала, что всего через три недели меня ждет собеседование, которое было отмечено как важное. Я смотрела на дату, а в нем видела лишь шанс. План созрел в голове, как само собой разумеющееся.

Быть может, раньше я бы тешила себя надеждами, что будет легко, но теперь многое изменилось. Осложнения в этом простом плане: дождаться нужной грозы и швырнуть кусок мяса в шаровую молнию, – появились с первыми днями моей новой‑старой жизни.

Два дня мне приходилось пить какие‑то успокоительные таблетки, найденные в аптечке собственной квартиры. Они не помогали избавиться от гнетущих воспоминаний, но позволяли держать себя в руках при маме, которая примчалась ко мне в тот же вечер, как я уехала от родителей. Она жила у меня эти два дня, пока не убедилась, что со мной все в порядке. И пока она была рядом, я не упускала шанса насладиться ее присутствием, смехом, заботой.

Всего несколько часов у меня ушло на то, чтобы изучить себя прошлую по перепискам в социальных сетях и фотографиям там же. И мне не нравилась та пустота и пренебрежение к окружению, которые я увидела.

Эта же переписка помогла мне в выстраивании общения с Женей. Он писал так часто, что иногда хотелось просто отключить телефон, но я не позволяла себе. Если у меня не получится вернуться в Фадрагос, придется привыкать к старой жизни. И в одном сомнений не возникало – рано или поздно я привыкну. Если человек хочет жить, он привыкает ко всему. А я в число суицидниц явно не входила.

Ночами было труднее всего, и моя ночь начиналась с закатом. Солнечный свет, напоминающий о пожаре, о войне, о Фадрагосе, учащал сердцебиение и разогревал гнев. Я злилась на Повелителей, переваривая в голове всю их историю, злилась на Кейела, сумевшего предать своего духа, злилась на себя… На закате сильнее всего чувствовалось собственное бессилие перед гневом и невозможность выплеснуть его на Земле. Нашлась лишь одна лазейка, как не позволить ему превратиться в неконтролируемую ярость – слезы. И я плакала… Вытаскивала на балкон стул, забиралась на него с ногами и, наблюдая за смертью Солнца, плакала.

И снова плакала, пока рождались первые звезды. Потом уставала – перебиралась в спальню и укладывалась на широкую кровать, позволяя сну мгновенно победить. Однако под утро подрывалась и высматривала в тенях неизвестной местности Кейела, пока не осознавала, что вокруг комната, а Кейел не обнимает меня не потому, что, почувствовав опасность, отошел проверить, а потому что его вовсе нет рядом. При удачном раскладе до рассвета мне еще удавалось подремать…

Вскоре с этой бессонницей и частыми кошмарами тоже нашелся метод борьбы – диван, подушки и свернутое в рулон покрывало. Я обкладывалась всем так, чтобы под утро возникало чувство, будто Кейел обнимает меня со спины, а рулон и вовсе клала поперек себя, будто это его рука. Метода хватило ненадолго…

И вот я снова злилась на самообман, на собственную жалость к себе, на нежелание борьбы с воспоминаниями. Это не могло продолжаться вечно. Возможно, с кем‑то другим, но не со мной.

Я потянулась на диване, потерла сухие глаза и посмотрела на часы. Еще несколько часов до записи в бассейне. Физические нагрузки лучше всего помогали облегчить существование на Земле и ускорить ожидание необходимой даты.

Умывшись, я заварила себе чай и вернулась в комнату. Мышцы ныли от вчерашних занятий на турниках школьного стадиона, и я, усевшись в кресло и поерзав, с трудом отыскала пятой точкой что‑то вроде удобства. На компьютерном столе высилась стопочка книг фэнтези о «попаданцах», которые я скупила в ближайшем книжном. Понятия не имею, что хотела в них найти, но закрывала каждую на середине, понимая, что эти истории не обо мне. Зато я вдохновилась смелостью героев и их широкими познаниями о родном мире. Например, сколько раз я жалела, что не училась на медика? А когда‑то еще ужасалась, что в Фадрагосе не придумали нижнего белья…