Ветер снова принес заливистый и громкий смех, а я улыбнулся. На душе теплее стало. Красиво смеется, как‑то невинно, что ли?

Я улыбнулся шире, представляя очередное собрание во дворе старосты, которое наблюдал иногда украдкой. Асфи выходила с друзьями по утрам и вечерам в поле: то мечами помахать, то кинжалами, то просто кулаками. В последние рассветы приобщила даже беловолосого шан’ниэрда, хоть исследователь и казался далеким от воинского дела. А после таких боев они дружно шли обедать к старосте, рассаживались на топчане под виноградником и могли просидеть целый шаг Солнца.

В сарае сырость застоялась, плесень порог разъела. Все пока не так страшно. Животина все равно всю жизнь Солнца на пастбище, а дышит дрянью только при Луне. В этот раз порог опять заменю, а там с отцом поговорю, чтоб сарай новый построить, с высокими полами. Может, под скос, чтобы вода стекала? В стене слив устроить, и пусть в землю уходит. А если отец сошлется на другие заботы – сам займусь.

Я постучал по дверному косяку, прислушиваясь и присматриваясь – сверху дерево хорошее, еще не прогнило, и термиты не завелись. В соседней пристройке не нашел нужного инструмента, поэтому воротился к дому, и почти дошел, но посреди двора остановился и невольно сжал кулаки. Беловолосый шан’ниэрд, на забор облокотившись, что‑то у нас высматривал.

– Вам чего, уважаемый? – спросил я.

– С тобой поговорить хотел, – он улыбнулся, клыки показывая.

Я нахмурился, злость в себе несправедливую ощутил, но решил потерпеть и уступить. Подходя к нему, не знал, чем руки занять, а хотелось, поэтому ладонями потирать и бить стал, словно от грязи отряхивая. Остановился в метре от калитки и, большие пальцы за пояс зацепив, поинтересовался еще раз:

– Ну, чего вам?

Он внимательно рассматривал меня волчьими глазами, голову медленно к плечу склонял, точно оценивая. Пу гало во мне увидел?

– Не надоело тут? – махнув хвостом и прищурившись, спросил он.

– Где – тут?

– В деревне. В город не тянет?

Мне даже отвечать на этот вопрос не хотелось. Вечно такие, как он, приедут с больших обителей с видом знатоков истинной жизни… А жизнь она тут, рядом. За ней идти никуда не надо.

Не дождавшись ответа, шан’ниэрд продолжил еще более дружелюбно:

– Я Ромиар. Прости, руку пожимать не стану. – И ладонь раскрыв, камень синий на веревочке показал. – Амулеты, притупляющие чувства, на исходе.

Я устыдился своей строгости к нему. Ему неприятно с людьми общаться, а он вот… и зачем, спрашивается?

– Кейел, – кивнул я. – Так о чем поговорить хотели?

– О скуке и хотел. – Он обвел насмешливым взором двор и часть улицы, затем пояснил: – Не знаю, чем себя занять. Как‑то не видел у вас никого, с кем можно было бы весело вечер провести.

– Вы слишком смело ходите, – заметил я. – Влюбиться не боитесь?

– Боюсь, – признался он, амулет крутанув на пальце. – Но в четырех стенах усидеть не могу. Да и девушки ваши… Я к ним приглядывался, пока амулет новый был – что‑то у вас с девушками туго.

– Немного, – согласился я и взгляд ненадолго отвел. Девчонки наши не заслужили, чтобы их вот так за глазами оценивали.

– Фангру заметил, – шан’ниэрд скривился, – безглазую и со шрамом на пол‑лица. Это кто ее так?

– Нечисть в лес увела. – Я руки на груди скрестил и подбородок приподнял. Не нравится мне этот разговор. – Давно было.

– Ясно. Нечисть – это проблема всех фадрагосцев. А эльфийка? Мне показалось, что она полукровка.

Я покачал головой.

– В ней только четверть эльфийской крови, а остальное разбавлено человеческой и эльфиорской.

– Смесок, в общем.

И ухмыляется чужак нехорошо…

– Вы бы на нее не засматривались, – предупредил я.

– Из‑за дружков ее?

Я скривился. О дураках высокомерных вспоминать не хотелось еще сильнее, чем этот разговор поддерживать. Надо бы сослаться на дела и уйти… Но я отчего‑то глянул на дорогу, в сторону дома старосты, и беседу продолжил:

– Не друзья они ей. Есть у нас тут один эльф, родом не местный…

– Из обители?

– Да. – Чуть не скривился сильнее, а внутри все омерзение охватило, дрожью противной по телу прошлось. Старые синяки разболелись, будто не прошли за долгие десятки периодов. – Мнит себя главным, порывается других ребят своего возраста учить, как жить. Онкайла с ним давно, но они то сходятся, то расходятся.

– Чего ж мирно не живут?

Я фыркнул и с усмешкой сказал:

– Так она же смесок.

– Брезгует, выходит? – Шан’ниэрд белые брови высоко поднял и, удерживаясь за забор, назад отклонился.

– Он отрицает, говорит, что это просто у нее характер невыносимый.

– Скандальная?

– Есть немного.

– Но собой неплоха, да? – он мне подмигнул.

Я плечами пожал, улыбаться перестал. Онкайла хоть и высокомерная, как и вся эта компания, но никогда ничего плохого мне не делала.

– Я за ней не слежу, мне Лери хватает.

– Любишь ее? – серьезно спросил Ромиар.

– Люблю.

– И как давно?

Как давно? Что за вопросы? Смешной он. Мы с ней еще с детства то у нее во дворе, то у меня играли. Чуть подросли и к речке выбираться стали, и в лес вместе, и повсюду, пока урод этот в деревне не поселился.

Моя хмурость Ромиара не смутила, и он, не дождавшись ответа, полюбопытствовал с полуулыбкой:

– А она тебя?

– А вам зачем?

– Интересно, – беспечно ответил он и стал когтем забор царапать. – Тут только изувеченная фангра, гордая деревенщина‑полуэльфийка и твоя Лери…

И на меня, не поднимая головы, желтыми глазами сверкнул.

Пальцы хрустнули от силы, с которой я кулаки сжал. Во рту сухо стало, а сердце застучало словно глубже. И Лери, смеющаяся громко, как назло, привиделась в объятиях этого шан’ниэрда. Будто нам с ней мало испытаний выпало. А затем зажмуриться пришлось и жгучую злость перетерпеть – зачем она с уродами связалась? Ничего… Опомнилась, ко мне пришла вовремя и теперь хорошо все будет. Наконец‑то.

– От нее держись подальше, – открыв глаза, твердо произнес я. И пусть он уважаемый, но Лери обидеть не позволю. – Я люблю ее.

– Любишь… – протянул шан’ниэрд, с грустной задумчивостью в ноги мне уставившись.

– Я пойду.

– Постой, Кейел, – тихо окликнул он, когда я уже развернулся. – Поговорить нам надо.

С почтением смотрит? С чего вдруг?

– Мы уже все обсудили, уважаемый. Мне больше нечего вам сказать.

– На «ты», раз уж начал, – поправил он мягко. Спину выпрямил, руки за спину заложил и серьезно добавил: – Это важно, Кейел. Я расскажу тебе кое‑что о твоей прошлой жизни. Уверен, тебе будет очень любопытно послушать о себе. Ведь я знаю, – улыбнулся одним уголком губ и покосился в сторону ворот, – что тут произошло с тобой и Лери.

Конечно, хотелось его увидеть напоследок. Очень сильно хотелось.

– Что‑то ты сегодня слишком веселая, – заметил Нард, подпирая ногами походный мешок.

Я набросила заплечную сумку на спину и рассмеялась, чувствуя при этом собственную нервозность на грани истерики. А может, не поправилась я вовсе? Но знахарка говорила, что мои душевные силы восстановились, хоть прежними никогда уже не станут.

– Наконец‑то уходим из этой дыры! Какой же еще мне быть?

Роми, проходя мимо меня, показательно хмыкнул и с насмешкой покосился в мою сторону. Меня передернуло. Вот уж точно нервы – натянутые струны, и каждый с легкого прикосновения играет на них, как хочет.

Конечно, хотелось еще разок его увидеть…

– Елрех, ну скоро ты? – крикнула я, нетерпеливо перетаптываясь у крыльца и заглядывая в открытый дверной проем.

Раскаленные угли жгли камень в груди, кололи стопы, подгибали колени, ворошили мысли. Кейела видеть нельзя – хуже будет. Необходимо уйти быстрее и забыть сюда дорогу раз и навсегда.

– Елрех!

– Иду я, нетерпеливая человечка!