Челюсти заныли, и я постаралась разжать их и расслабиться.

Мужичок нашарил флакончик, быстро влил мутное зелье в воронку и отскочил. Фангр поспешно ушел, а верзилы, удерживая лиертахона, ждали, когда он проглотит все и задышит спокойнее. Когда они отпустили девчонку, ее голова просто рухнула на землю.

Кейел присел на корточки у моих ног и заглядывал в лицо. Я не сразу заметила, но как только посмотрела на него, он сразу спросил:

– Вам принести воды?

Кивнула и выдавила:

– Спасибо.

Мне нельзя было отходить от зверя, но я и не хотела. Руки тянулись погладить, успокоить. Айссия просила вернуть ему силу, и несколько неизвестных духов рвались защитить. Когда девчонка приоткрыла глаза, я набрала воздуха побольше и, сжимая подол платья, заговорила:

– Ты поправишься, и я заберу тебя отсюда, – зажмурилась, унимая дрожь в теле. – Соскучилась по лесу? Духи считают, что твои мышцы ослабли. Они хотят помочь, и я тоже…

Я говорила долго. Когда темы исчерпались, описывала все, что видела вокруг. Кейел это время простоял, вцепившись в решетку, и внимательно следил за тварью. Казалось, он готов был убить ее в любой момент, если заметит малейшую опасность.

Укротители, как тут называли надзирателей, вернулись и попросили подойти к лиертахону. Лысый Радг протянул ко мне кинжал.

– Немного отступите. После зелья у нее зверский аппетит.

– Зверский? – нервно хохотнула я.

Он полоснул по моей ладони; вокруг пореза запекло, задергало. Кровь быстро потекла вниз, собралась в капли. Я вытянула руку над мордой лиертахона. Девчонка низко зарычала, язык замелькал между зубов, зрачки за мгновение расширились, через секунду сузились и снова расширились.

– Отойдите, – посоветовал Радг.

Кровь испачкала морду. Тварь бросилась вперед, цепи зазвенели, крепления на столбах застонали. Слюна заблестела на зубах. Глухой удар не утихомирил голодную самку, и вскоре последовал еще один. На носу появились кровавые царапины. Она мотала головой, рычала, но неотрывно смотрела на меня. Радг бил наотмашь, потом его сменил второй укротитель.

Они проломят ей череп.

Я рухнула на табурет, с силой вцепилась в края и зашаталась вперед‑назад.

Казалось, избиение длилось вечно. Присев рядом со мной, Кейел что‑то шептал, но я не понимала его. Когда окровавленная девчонка заскулила, ее прекратили бить. Снова подозвали меня, нанесли очередной порез. И опять все повторилось. Ее били до тех пор, пока она не упала, закатив глаза.

Все расплывалось. Мир, голоса и даже запахи.

Ледяная вода немного отрезвила.

– Оклемается, – успокаивал Кейел по дороге к дому старосты.

– Это все обязательно?

Он опустил голову и едва слышно проговорил:

– Аня, пожалуйста, не заставляй меня жалеть.

До самого ужина я пробыла в летней пристройке, подобии бани, оттирая грязь. Вонь, казалось, въелась в кожу. Ночью в дверь комнаты поскреблись, и я без вопроса открыла. Кейел молча вошел и повел обратно к кровати. Уложил, лег рядом. Обнял и принялся ласково перебирать косички, так и не высохшие после купания.

Наутро в комнате я была одна.

Роми и Ив сделали вид, что поверили в какую‑то ерунду про ритуал вестницы на окраине поселения. На завтрак я только выпила молока и сразу отправилась к лиертахону.

Опоенная с рассвета самка тяжело дышала; голова лежала на бурых пятнах. Однако как только мне порезали ладонь, девчонка зарычала. Радг ударил.

Потом еще раз.

Я боялась, что не перенесу очередной визит, но в этот раз все происходило иначе. После нескольких сильных ударов тварь отвернулась и заскулила. Радг бил по морде ногой до тех пор, пока зверь не прижал голову к земле.

– Покормите ее, – сказал он, снимая кожаные перчатки.

Я поежилась и поднялась с табурета, проговаривая:

– Мясо стоит со вчерашнего дня, а тут жарко.

– Свежее получит, когда признает вас.

Кейел, вцепившись в решетку пальцами, повис на ней и смотрел на меня.

– Торвард, со мной все хорошо, – произнесла, вытаскивая из ведра липкий кусок мяса. Кровь смешалась с каким‑то зельем и приобрела зеленый оттенок. – Ты зря беспокоишься.

– Надеюсь, – глухо ответил и свесил голову.

Обнять бы его, успокоить, но при посторонних мы связаны лишь долгом. Вечером. Я поговорю с ним вечером.

Лиертахон давился, но жрал. Когда съел половину, Радг сказал отобрать мясо. За рычанием последовал удар. Намешанные зелья, в котором отмачивался кусок, не позволяли зверю потерять сознание, усиливали восприятие, затягивали раны и ускоряли обмен веществ.

Радг добрался до моей здоровой ладони, и как только самка тянулась на мою кровь, избивал ее. Малейшим отступлением она заслуживала награду.

Я кормила ее, но потом отбирала еду прямо из пасти. Рывок ко мне – удар. Тихое рычание – удар. Оскал – удар. Когда она беззвучно отвернулась, позволяя забрать кусок, Радг попросил погладить ее по носу и похвалить.

– Простите, Вестница, снова нужна ваша свежая кровь, – произнес укротитель, вытаскивая кинжал из ножен. – Если все пройдет гладко, будем выводить ее из дурмана.

Я кивнула, вытирая предплечьем вспотевший лоб.

– Хорошо.

Радг шагнул ко мне – раздалось рычание. Он замер, глядя на лиертахона. Самка смотрела на кинжал в его руке и рычала. Укротитель шагнул еще – звон цепей оглушил, рев испугал.

Укротитель спрятал кинжал и отступил – девчонка поворковала, будто бубнила, и снова положила голову на землю.

– Я принесу свежего мяса, – сказал Кейел, отпуская решетку.

Что это было?

– Она защищала меня.

– И будет постоянно защищать. Ваша кровь будет напоминать о боли, – проговорил Радг, стягивая перчатки. – Теперь ей нужна ласка и покой. Снимать цепи с нее будете постепенно, чтобы она привыкала. Я принесу вам еды и одеяло. Что‑то еще нужно?

Я осмотрелась.

– Воды. Много воды.

Кейел.

Гамак подо мною качался. Я сидел на нем, потирая лицо и стараясь прогнать сон. Поморщился, посмотрев на макушки деревьев, где прятались горластые птицы. Ну сколько можно верещать? От зевка заложило уши, но на мгновение пришла мнимая бодрость.

Сегодня второй рассвет. Аня может провести со зверем еще ночь, а вот с моим терпением нужно что‑то делать прямо сейчас. К Тоджу бы…

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам…

Не вспоминай.

…а после рвет душу в клочья. Но она нужна нам.

Гони мысли прочь.

Она помогает прозреть.

Забудь ее слова!

Только зрячий способен увидеть тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Я зажмурился, сжимая веревки гамака.

Определенно злюсь. Но есть что‑то еще. Что‑то сильное. Хочется кричать и рвать все, что попадется под руки. Уничтожить все вокруг. И Аню. Всех. А потом забыть. Обо всем забыть.

Алурей, ты предупреждал. Предупреждал, что будет трудно, но я не знал, насколько чувства бывают опасными. Хочу снова коснуться тебя и забыть о них. Я опьянен, и мне нужно протрезветь. Видеть мир правильно, непредвзято. Хочу быть свободным.

Прислушался к себе, но не ощутил той давней связи. С первым глотком эмоций я потерял ее.

Алурей, я был Вольным. Был, когда ты прогнал меня. А сейчас, посмотри, в кого я превратился.

Безвольное ничтожество.

– Ты совсем не спишь?

Сердце сорвалось вниз, но я не вздрогнул. Ничтожество. Даже не заметил и не услышал, как ко мне подобрались. То, что он тоже Вольный, не оправдывает рассеянность.

Я поднял голову и сказал:

– Тебя не должно тут быть.

Беловолосый стоял, прислонившись к дереву и играя с дротиком. Нагло ухмыльнулся, раздражая.

– Ты не запрещал. Не волнуйся, меня никто не видел.

– Что у тебя?

Он растерял наглость. Отвернулся, глядя на землю. Его хвост повис без движения, что очень странно.