Нам подали чай со сладостями в парковую беседку у журчащего ручья. Высокие деревья скрывали нас от знойного солнца, а небольшая возвышенность наоборот раскрывала перед нами змейки дорожек, позволяя наблюдать за снующими туда‑сюда придворными. Теперь к аромату роз от Айвин прибавился и аромат белых цветов, обвивающих столбы беседки.

– Моя мама исследовательница, – рассказывала эльфийка, размешивая мед в чае.

Ложечка стучала, ударяясь о тонкую стенку чашечки. Сомневаюсь, что фарфоровую, но очень похожую. Я сидела напротив, облокотившись на столик и положив подбородок на сцепленные в замок пальцы. Чем больше я узнавала Айвин, тем горче становилось на душе. Неприятно признавать в том, в ком изначально увидела врага, существо лучше многих тут вместе взятых. Ее просто переполнял гуманизм. Прямо как меня сейчас зависть… или что‑то близкое к этому разъедающему нутро чувству. Я вспоминала едкую улыбку на ее лице, когда мы в первый раз увиделись, и понимала – я все придумала.

– Не такая, как ваша подруга.

– А в чем разница? – с трудом оторвалась я от созерцания точенных черт лица, так и не найдя в них недостатков. Хоть бы крохотный прыщик отыскался или тонюсенькая морщинка.

– Она в не особо востребованной ветви, узконаправленной. Изучает редких полукровок. Вторая ваша подруга тоже с ней знакома, но даже не подпустила к себе поговорить. Неприветливая она у вас.

– Елрех? – изумилась я, едва чаем не поперхнулась.

– Опасная, – кивнула Айвин.

– Не сказала бы…

– Я вам говорю, – округлила она глаза. – Чуть что, сразу за нож хватается и гонит незнакомцев от себя. С ней сложно познакомиться, не то, чтобы поладить.

Удержать улыбку было трудно.

– Кейел говорил, что она ему жизнь когда‑то спасла своими зельями. Так и познакомились. Но как только она убедилась, что он ходить способен самостоятельно, сразу бросила его. Ушла с рассветом, ничего не сообщив, и не вернулась больше. Потом он пытался с нею подружиться, но она вечно его гнала от себя. Уж не знаю, как вам удалось сойтись с ней.

– Понятия не имею, – ответила я. На душе светлело, теплело. Мир преображался в красоту и уют.

– Так вот о сестре моей… Мама у меня, знаете, увлеченная, – протянула Айвин, беззаботно улыбаясь. – Папа от нас ушел, потому что когда‑то она заинтересовалась достоинствами полукровок, чей отец был бы виксартом.

Я скривилась, вспоминая тощих, клыкастых, пучеглазых – в общем, страшных до ужаса существ.

– Вижу, вы тоже не видите в них ничего привлекательного, – рассмеялась Айвин.

– А вы видите?

– Конечно, – заявила она, а затем аргументировала: – У них очень выносливый организм, они почти не болеют. Регенерация позволяет им обойтись без исцеления тогда, когда даже васоверги будут при смерти. А их необыкновенная кровь…

– Янтарная, – моментально вспомнила я.

– Да. …тягучая, позволяет им дольше жить. В темноте они видят лучше шан’ниэрдов, но вот фангравскому зрению все же уступают…

Айвин, возможно, не замечала, но была такой же увлеченной, как мать. Наверняка о ее маме я пока не знала, поэтому, слушая ее, убеждалась, что лично она помешана на организмах существ и их выживаемости при критических для жизни ранениях.

– И тогда моя мама, – изящно жестикулируя, рассказывала она, пока я старалась не показывать собственной потрясенности, – решила, что сама родит полукровку от виксарта. О чем и заявила моему папе. И он бросил ее, нас, не сумев понять. Я не хочу говорить, что она права была в той ситуации, но и отец мог проникнуться ее идеей. В конце концов, эта работа всей ее жизни.

– Вы с ним не общаетесь?

– Он целитель, – сказала она, чуть скривившись. – Состоим в одной гильдии, поэтому я вынужденно с ним вижусь. А маму он так и не простил. Она ведь отыскала‑таки виксарта, подходящего по всем параметрам для задуманной полукровки. Долго уговаривала его на этот эксперимент, ему ведь ради него год приходилось на диете сидеть и к ядам всевозможным привыкать. Он даже денег потребовал. Сама она тоже намучилась: и диеты, и яды, и обряды различные.

– И как? Получилось? – не на шутку заинтересовалась я.

Они сумасшедшие! Эльфы в Фадрагосе точно сумасшедшие! Максималисты.

– Получилось, – воодушевленно произнесла она. – Сестра у меня выносливая, хоть и хрупка. И яды ее едва ли берут. Ну, вот, пройдоха аспид, наверное, все же страшен. Мама не бралась проверять в детстве, а потом уже духи не позволяли к Вайли подступиться. Мама так горевала, что такой экземпляр духи увели, – на мгновение выражение лица Айвин и впрямь отразило досаду. – И когда сестренка вернулась, она ее все равно не простила.

Кейел тоже возвращался к родителям…

– А они всегда приходят обратно?

– Кто? Вольные? Не‑е‑ет. Им ведь на нас плевать. Многие из‑за этого их простить не могут, но ведь не виноваты они. А Вайли просто характером в отца пошла. Нахалка такая. Когда духи посчитали, что она готова выполнять миссию свою, она сразу к маме за деньгами пришла. Мама не впустила ее, а я не устояла: тихонько сообщила, где живу. Помогаю ей иногда, но мама не знает – она расстроится. Все же дело всей жизни в один момент пропало…

– А Кейел как с вашей сестрой познакомился? – осторожно поинтересовалась я.

– Не знаю, – легкомысленно ответила она, пожав плечами. – И она не рассказывает. Но они вроде бы ладят, хоть при встрече и ругаются каждый раз. Он ее на дух не переносит. Ну это и не удивительно. Говорю же: характером в отца, – улыбнулась, а потом немного сникла, тише добавляя: – а трудолюбием в маму…

Я долго находилась под впечатлением от услышанного, ни на секунду не сумев отогнать мысль, что мой верховный тоже эльф. Жадный эльф. И ему стало известно о моей силе… Теперь это пугало сильнее, чем до откровения Айвин.

Когда метка на руке ощутимо нагрелась, я сообщила новой знакомой, что правитель позвал меня.

– Почему вы так рветесь помирить нас с Кейелом? – прямо спросила я, когда мы подходили к дворцу.

– А почему нет? Он не хотел навредить вам, о чем поведали всему миру самые справедливые духи. И вы стремитесь к справедливости, раз уж рискнули лечь на алтарь Возмездия.

– Он говорил вам, что мы… – я оглянулась, замолкая и обдумывая, как задать ей такой вопрос.

– Вы хотите узнать, не ревную ли я? – опять удивляла она.

Я кивнула, сглотнув и посмотрев под ноги.

– Вы согласны были запечатать его душу, оставив в ней голодную жажду к преступникам. Суровое наказание для тех, кого любишь, – так легко лились ее слова, и так больно ударяли, выбивая остатки воздуха из легких. – Я понимаю, что он даже никогда не был вам симпатичен. Но не осуждаю вас. Оказаться в вашем положении никто бы не захотел. Объяснимо, что вы так тянетесь к выгоде. Кейел тоже это понимает, хоть вы ему и нравились. «Любимыми не рискуют» – это вы сказали на ужине. Тем более ими не жертвуют во имя справедливости, если же, конечно, вы не из гильдии справедливости и не являетесь рассатом. Хотя и они после такого с ума бы сошли, – рассмеялась она, видимо, шутке такой. – А Кейел – Вольный. Я по сестре знаю, как им трудно чувства осознать. Они у них, знаете, отбиваются в памяти прочно. Они ведь как повзрослевшие дети. Все первые эмоции очень остро воспринимают, привыкают к ним. Если ребенка пчела ужалит, он к улью больше не приблизится. Только если разрушить его… Но я с Кейелом говорила, убедила, что вас понять можно. Он пообещал, что мстить не будет.

– Красивые линии силуэта, – сказала темноволосая, строгая с виду и немолодая эльфиорка, откровенно разглядывая обнаженную меня.

Щеки вспыхнули, я лишилась слов, едва не спрятала руки за спину. Вроде бы приятно, а с другой стороны… Хотелось прикрыться. И почему в Фадрагосе не придумали нижнего белья? Может, прямо сейчас о нем рассказать специалисту? Если Елрех не оценила, не значит, что не оценят другие.