— Несмотря на то, что он Вольный, он пытается быть хорошим и правильным, — уверенно сказала я.

— И в чем это проявляется? — удивился Роми.

— У тебя есть родные? — спросила я, а потом решила уточнить: — Ты хоть с кем-нибудь виделся из них?

Ромиар нахмурился, его хвост взметнулся резче.

— С сестрой.

— И как? Подружились?

Моя уверенность немного растерялась. Может, Кейел не исключение, и снова меня за нос водил. Наверное, все Вольные пытаются наладить жизнь, когда к ним возвращаются эмоции.

— Не успели.

— Почему? — теперь нахмурилась и я.

Шан’ниэрд закусил светло-серую губу, чуть помолчал, а потом огорошил:

— Она была убита.

Я моментально отвернулась, сжала поводья и выдавила тихое:

— Извини.

— Ничего, все в порядке.

— А родители? — осторожно поинтересовалась, но уже не для того, чтобы указать на черствость Вольных и выделить на их фоне Кейела.

— Они давно мертвы, — легко ответил он, но при этом внимательно наблюдал за мной.

— Я, наверное…

Нельзя было спрашивать! Почему все так сложно?

— Тебе любопытно, как это было, Асфирель? — усмехнулся он. Я покачала головой, но он все равно продолжил говорить: — Светловолосые шан’ниэрды излишне берегут своих детей, как могут спасают род от вымирания. Когда духи избрали меня, мои родители заперли меня в подвале. Когда я вновь обрел контроль над собственным телом, мне необходимо было выбраться, чтобы учиться. К тому же духи больше не поддерживали мое здоровье в порядке. Отец спустился ко мне с едой. И я убил его, точно зная, что иначе он меня не выпустил бы. Мать пыталась закрыть дверь, но я сумел выскочить. Тогда она стала хвататься за мои руки и просила очнуться, подумать над тем, что я натворил. Будто эмоции и мысли одно и тоже, — с укоризной заметил Ромиар, пока я старалась переварить услышанное признание. — Она мешала мне — это единственное, что я понимал. Стыд, совесть — все присуще эмоциям, которых тогда не было. Я устранил очередную помеху на глазах у сестры.

— Как она была убита? Твоя сестра, — сухим голосом поинтересовалась я.

— Она долго искала меня, еще дольше следила за мной. Я терпел. Злился, но терпел. Чувства ведь уже вернулись. Не скажу, что я винил себя, но ее жалел. Наши родители оказались не слишком умными, а поплатилась девочка, оставшись сиротой. Когда она пришла поговорить со мной, то ждала объяснений. Но как можно объяснить очевидное? — спросил он, но ответа не дождался: — Вернулась она не одна, а с наемниками. Видят духи, я не хотел ее убивать, но выбора она мне не оставила, — снова взглянул на меня серьезно и произнес: — Я ответил на твои вопросы, а теперь надеюсь, что ты все же ответишь на мой. Что у вас с ним?

Точка сбора была во дворе у старосты. Собака, виляя хвостом, ужом ползала у наших ног и все ждала, когда кто-нибудь опустит руку, чтобы тут же ее облизать и подсунуть нос под пальцы. Родители Фалины тряслись, с надеждой глядя на нас, будто от нашего ответа зависело возвращение их мертвой дочери к жизни. Мать Юки стояла чуть обособленно, сцепив руки в замок и, судя по выражению худого лица, ничуть не сомневалась в том, что услышит от нас. Староста ухватил пустое ведро, перевернув его, поставил на землю и уселся, но палку из рук не выпустил. Просто повис на ней тяжело, словно мы пришли казнить его. Может, так оно для него и было. Знахарь лечил его, а мы вернулись без линаря и довольно скоро, зато с остатками вещей жертв. Самым последним пришел Сений. Широкоплечий мужчина, с грузным подбородком, курчавыми темными волосами и каким-то затуманенным, обозленным взглядом. Он двигался как медведь, шумно дышал и явно пугал меня. Если ему сообщить, что в смерти его семьи виноват знахарь, то не убьет ли он его сразу же? За Вокодом мы тоже отправили, но с расчетом на то, что он придет немного позже.

Рассказывать, как организатор всего мероприятия, взялся Кейел. Под всхлипы, судорожные вздохи и печальные взгляды он все равно говорил твердо: только факты и ни единого намека на сострадание. Когда он замолчал, наступила полнейшая тишина. Сений тер глаза огромной рукой, мама Фалины плакала, но теперь совершенно беззвучно.

— Его необходимо наказать! — выступила вперед Кирия, сжимая кулаки.

— Если духи покажут его вину, — равнодушно произнес Кейел.

— Так уже пробовали! Сколько еще нужно говорить вам?!

— Замолчи, — шикнул на супругу отец Фалины.

— А может, иная нечисть бродит тут? — тихо спросил староста.

Кейел покачал головой и, видимо, чтобы сразу все споры прекратить, стал рассказывать о том, что обитает в округе. Он продолжил говорить даже тогда, когда во двор вошел худой, черноглазый мужчина. Темная одежда висела на нем несуразным мешком, длинные черные волосы были непричесанными, спутанными. Крючковатый нос сильно выделялся и сильнее привлекал внимание к синякам под глазами. Он и вправду смотрел как-то хмуро на всех, осуждающе, казалось, что даже капельку высокомерно.

— Я никого не убивал, — сходу заявил он низким голосом.

— Тварь! — хрипнула Кирия, отступив в тень дерева.

Староста попытался воззвать всех к благоразумию, но поднялась истерика. Я съежилась и незаметно отошла в угол двора, поближе к Тоджу. Отсюда было всех хорошо видно, кроме Роми, который все еще не отстал от меня со своим идиотским вопросом. Я так и не смогла его убедить, что между мной и Кейелом ничего нет.

— Мужик совсем убит горем, — с какой-то певучей интонацией проговорил рогатый. — Даже на убийцу дочери не реагирует. Возможно, ему легче от известий, что ее не сожрали живьем… Как думаешь?

— Ты же должен быть милым мальчиком, — ответила я, повернув голову и столкнувшись с его неприятной усмешкой. — Ив совсем тебя не знает.

Он только улыбнулся шире. Этот Вольный наслаждался тем, что видел.

— Все потому, что он человек? — удивилась я собственной догадке. — Ты поэтому радуешься, что знахарь облажался? Разве только люди способны на зверства?

— Нет, просто они могли тихо убить его и также отнести «линарю», но сглупили.

— Это неправильно, — прошептала я.

— Зато эффективно, — пожал он плечами.

Я вдруг отчетливо осознала, что окружена ненормальными и скрытными существами. Даже Елрех что-то утаивает от меня о своей семье. Иначе почему она так не любит говорить о ней? Неужели не поняла, что мне, как человеку совсем далекому от понимания Фадрагоса, все равно кто у нее рогатый: папа или мама?

Еще полчаса прошло прежде, чем Кейел убедил присутствующих, что самосуд без участия духов проводить запрещено не спроста. Что жертвы сами станут ничуть не лучше убийцы, если бездоказательно казнят знахаря. Вокод давно замолчал, больше не предпринимая попыток убедить, что он никого не убивал. Его гневный взгляд отчасти стал мне понятным. На него все смотрели затравленно, кроме троих: меня, Кейела и старосты. Он северянин — и этим для большинства сказано о знахаре гораздо больше, чем говорили его поступки. Неудивительно, что он отвечал тем же.

— А может, не он убил девчонок? — нахмурилась я.

— Поэтому ты не сводишь взгляда с отца Евены? — моментально поинтересовался Роми.

— Восхищаюсь его стойкостью. Не бледнеет, не краснеет, не кричит. Только виски потирает, словно надоела ему вся эта возня.

— Ты ведь его не подозреваешь? — неуверенно прозвучал голос.

— А почему нет? — взглянула я на шан’ниэрда.

— Он лишился семьи. У тебя с чувствами дела обстоят хуже, чем у Вольных, — прищурился Роми. — Начинаем, мне пора.

Он ушел, оставляя меня в легкой растерянности. Все же непонятно: жалеет ли он о случившемся в его прошлом или нет? Почему так разозлился из-за моего предположения?

Но вскоре я отвлеклась от возникших вопросов, внимательно наблюдая за происходившим. Знахарь без пререканий снял один из амулетов с шеи и передал его Кейелу. Тот, в свою очередь, что-то долго шептал над ним, а затем бросил себе под ноги. Амулет упал на землю, выделяясь белым пятном и приковывая к себе взгляд. Вольные о чем-то долго перешептывались, а затем разошлись. Кейел остановился возле Вокода, и сразу стало ясно, что он при необходимости может сыграть роль защитника или, напротив, не позволит преступнику сбежать.