Почему Кейел не пришел сегодня ко мне? И никто из ребят его не видел. Что у него стряслось?

Сердце споткнулось, замерло, и я застыла, раскрывая глаза шире. Сухое дыхание оцарапало горло, осушило рот. Дрожь возобновилась, но не от холода и не та, что пробирает тело. Другая… Невидимая для зрения, но ощутимая для чувств. Осененная сводящей с ума догадкой, я оглохла и ослепла, словно балкорша. Перед глазами застыла мутная пелена, в ушах зашумело, зазвенело тонко. И в этой контузии я услышала тихое: «тук». Пошатнулась. И еще раз слабое – «тук». Почти не бьется. Вот‑вот остановится.

Он мог уйти… Решил отказаться от меня. После ритуала не захотел больше рисковать мною. Знал, что ребята не на его стороне, поэтому, никому ничего не сказав, ушел. Ушел, чтобы мне не к кому было возвращаться. И Десиен задерживал меня, отвлекал перед горьким открытием… Я опять потеряла его?

– Глупость это, Аня, – пробормотала, шагнув вперед. – Какая же эта глупость.

Шмыгая замерзшим носом, засмеялась. Мир покачнулся, потемнел, ноги не удержали, но я не упала. А вот сердце – да. Под носом кровь защекотала, меня затошнило. Согнулась, упираясь рукой в снег и ощущая отрезвляющий холод.

Оттолкнувшись, побежала, путаясь в подоле платья. Мчалась, не замечая ничего вокруг и мечтая только об одном: убедиться, что предположение – глупость. Легкие болели от колкого воздуха, мороз щипал за голые плечи. Волосы распутались, закрывали глаза, падали на лицо – ветер хлестал его.

Вдали показался знакомый силуэт. Он шел навстречу быстро, торопливо. Кейел ли? Хотелось крикнуть, позвать, но горло саднило. Остановиться бы, отдышаться, но не могу. Не получается. Темная фигура бросила что‑то на дорогу – просто выпустила из руки, ускорилась и вскоре тоже побежала. Я скривилась от боли в груди. Он. Это он. Пожалуйста, пусть будет он!

Не остановилась и тогда, когда между нами оставались считанные метры. Влетела в крепкие объятия, сомкнула губы, стиснула челюсти, не позволяя слезам пролиться.

– Что случилось, Аня? Что с тобой случилось?

Кейел прижал меня к себе и закачал, будто убаюкивал. Гладил по голове, целовал в макушку и не прекращал шептать:

– Духи Фадрагоса, посмотри на себя. Где плащ? Почему возвращаешься пешком? Это кровь? Что случилось? Кровь…

Попробовал отстраниться, но я обхватила крепче, сцепила руки в замок у него за спиной, прижимаясь щекой к остывшей куртке. Толстая, мешает слышать сердце. Свое почти не бьется, так хоть его послушать.

– Аня, тебя обидели? Ты сбежала от кого‑то?

Не от кого‑то, а к кому‑то…

– Аня, ну хоть что‑нибудь скажи.

Я люблю тебя. Хочу всю жизнь быть рядом с тобой!

– Я в порядке, – выдавила тихо.

Он выдохнул шумно, погладил теплыми руками плечи.

– Замерзла. Возьми мою куртку.

– А ты?

– Тут недалеко. Там твою куртку бросил. Дойдем – снова оденусь. Пойдем. И снег к носу приложи. Ударили? Кто?

– Нет, просто давление. Не страшно.

И я послушалась, с трудом расцепила руки и позволила оторвать себя от него. Видела лицо, освещенное лунным светом, и не могла отвести взгляда, а он меня рассматривал, ощупывал, будто не верил, что я в порядке. Ну да, врунья ведь…

Согнулся зачерпнуть снега.

– Духи Фадрагоса, – прошептал. Всполошился, резко поднял меня на руки. – Сумасшедшая! Обувь где?!

Обхватила его за шею, прижалась щекой к холодному уху и улыбнулась, слушая ругательства, произносимые хриплым голосом. И заметил ведь в ночной темноте.

Попробовала заверить:

– Я в порядке.

Не поверил, стал ругать сильнее.

По пути подобрал куртку, накинул на мои плечи и снова захотел взять на руки, но я успокоила его. Или наоборот… Он не хочет видеть во мне вестницу. Его это раздражает.

А дом был протоплен… В камине пылал огонь, пахло чем‑то вкусным, о чем я и сообщила, стягивая куртку:

– Вкусно пахнет.

Кейел заскочил со мной в комнату, но уже выбегал обратно на улицу. Резко остановился на пороге, обернулся, перевел растерянный взгляд с меня на кухню. Спросил взволнованно:

– Есть хочешь? Наверное, мясо уже протомилось. Сможешь сама… – Зажмурился, покачал головой и попросил: – Подожди немного. Лезь под одеяло. Я скоро.

– Кейел! – едва успела окликнуть, прежде чем он вышел бы на улицу. – Куда спешишь?

– Баню натоплю. Тебе согреться надо, – голос уверенный, а в глазах испуг застыл…

– Сейчас?

Он поморщился, и я поняла – уйдет.

– Не оставляй меня одну. – В три шага оказалась у порога, прислонилась грудью к косяку двери и добавила тише: – Пожалуйста.

Кейел долго мялся, но в итоге кивнул. Еще несколько раз уточнил, в порядке ли я, а потом направился на кухню. Промочил полотенце водой и, встав напротив, вытер кровь с лица. Стал заваривать чай.

– Виделась с ним? – спросил, пряча глаза за волосами.

– Виделась, – стоя на широком пороге, ответила я. – Узнала о предложении, которое ты ему сделал.

Не удержал мешочек с травами, уронил – сушенные соцветия и стебли рассыпались по полу. Глядя на них, неожиданно признался:

– Я не хочу знать, что ты ему ответила.

– Как пожелаешь. – Пожала плечами и скрестила руки на груди. – Уходим на рассвете?

– Нет. – Покачал головой, облегченно выдыхая и присаживаясь на корточки. Показалось или едва не упал? – Выспись перед дорогой.

Стал собирать травы, но в итоге покрутил соцветие бессмертника в руке и бросил на пол. Поднялся и сократил между нами расстояние. Навис надо мной, глядя виновато. Я всматривалась в его глаза и не могла ответить себе на волнующий вопрос: зачем мне жизнь без него, если она будет пустой?

– Аня, – прохрипел. Склонил голову к груди и попросил: – обмани меня.

– Что? – изумилась, обомлела на мгновение. Чуть оттолкнулась от дверного косяка, выпрямляясь.

Он облизал губы, взял мои руки в свои и, разглядывая пальцы, повторил тише:

– Обмани. Ненадолго. Сколько сможешь. Я… – Выдохнул медленно.

– Сколько?

– Сколько сможешь.

– А сколько бы ты хотел? – Глупый вопрос вдруг обрел первостепенную значимость.

Кейел горько рассмеялся кривясь, будто тоже сдерживал слезы. И соврал, наверняка соврал.

– Ночи достаточно. Я хочу быть обманутым тобой этой ночью.

Явно хотел добавить оправданий странной просьбе, но я не позволила. Обхватила ладонями его лицо, привстала на носочки и коснулась губами его губ. Он отвечал несмело, словно все еще боялся отказа. Обняв за шею, поцеловала в рыхлую от шрамов щеку и, не отрывая губ от обезображенной кожи, шепнула:

– Кейел, я люблю тебя. – И стало легче.

Его грудь заметно заходила. Наши губы снова сблизились, но не столкнулись сразу. Лишь коснулись мимолетно, позволили теплому дуновению осторожных вздохов скользнуть по сухой плоти. Желания требовали страсти, но внутренний голос шикал, просил потерпеть, не торопиться, растянуть наслаждение. Подарить его уставшему Вольному. Подарить ему себя в этой жизни, отдаться без остатка. У нас другой не будет…

Губы сомкнулись, языки осторожно встретились, веки потяжелели. Шершавая ладонь легла на мою талию, мозоли зацепились за шелковистую ткань. Второй рукой Кейел нащупал ленту на груди, потянул, развязывая шнуровку. Спуская лиф, целовал в щеку. Нагнулся ниже, и я подставила шею. Теплое дуновение – мурашки по коже. Он водил по ней кончиком носа, будто дышал мною. Прикладывался к быстро бьющейся жилке ртом и гладил языком, словно успокаивал ее. Я перебирала мягкие волосы на затылке, второй рукой гладила крепкое плечо, шею. С каждой секундой пьянела в руках Вольного. Платье скользнуло по бедрам, с шорохом упало в ноги. Кейел тронул грудь, накрыл ладонью – я шумно глотнула воздуха, закусила губу. Внезапно замерла оглушенная. Кейел опустился на колени, прильнул щекой к животу и застыл.

Секунда, две, три, четыре…

На тридцатой мое дыхание выровнялось, ошеломление отпустило.

…секунды или минуты? Сколько так стоим? Я гладила его по голове, понимая, что ни на каком языке не могу подобрать слов утешения. Дважды обманутый…