– С твоей поддержкой он может пострадать серьезнее.

– Я помню, что ты меня не любишь, но могла бы воздержаться. Уши ведь у тебя короткие. И в конце концов, сейчас я помогаю тебе.

– И это страшно.

– Верю, но не бойся. Ты встретилась с правителем, подарила ему надежду, что эта встреча не последняя. Пусть борется за лучший мир. Ты изгнанница, мы изгои – пусть добьется для нас лучшего положения.

– Так вот в чем дело? – я поспешила за балкором, но поравняться мешал тесный проход. Наши шаги звучали приглушенно.

– А ты как думала? Неужели веришь, что я из доброты душевной его тобой подразнил? Значит, слушай: возницы сейчас все отосланы – им тоже бы праздник отметить. Я предлагаю два варианта: могу расположить тебя в гостевом флигеле, или…

– Я домой.

– На улице холодно, темно. Идти далеко.

– Я справлюсь.

– Так к Кейелу спешишь? Успеешь. Я же о тебе забочусь.

– О себе позаботься.

– Обязательно.

– Дес, – тихо позвала его так, как звал Кейел, и он обернулся. Взглянул внимательно, терпеливо дожидаясь продолжения, и я не заставила долго ждать: – Спасибо.

– За что, человечка? – непонимающе улыбнулся он, но я знала, что для него все это игра.

– Ты отвлекаешь от… – Обняла себя и кивнула за спину. – Пустым трепом отвлекаешь.

– А ты сводишь все мои усилия на нет. Зачем вспоминаешь? Пользуйся пока я добрый, отвлекайся. Дядюшка Дес завтра может оказаться на стороне злодеев. Вот совершишь преступление – и все…

Он не замолкал ни на секунду, провожая по тесным коридорам, покрытым толстым слоем пыли, пропитанным сыростью и затхлостью. Не замолкал и тогда, когда вышли в тени замка на мороз, явно гораздо дальше главных дверей.

– Беги к своему Вольному, Асфирель. Ведь к нему убегаешь.

– Не правда. – Я потопталась, затряслась от холода, проникающего под тонкое платье. А может, лучше остаться, чтобы не заболеть?

– Отрицай, не отрицай… Главное, когда будешь убегать от своей тени, помни, что в этот момент тебя уже ничего не спасет, – проговорил, отступая в непроглядную темноту арки.

Я отшатнулась в противоположную сторону. От своей тени? Не ее ли я выглядывала по углам священного зала, когда искала путь к Единству?

«Тебя уже ничего не спасет»  – он будто знает. Понимает…

Луна возвышалась передо мной, и я невольно оглянулась на свою тень. Сердце упало в пятки. Когда буду убегать от нее… Надеюсь, до этого не дойдет.

* * *

Кейел.

Я выбросил кожуру в компостную яму, плотно накрыл ее крышкой и поспешил обратно в дом. Обогнул его вдоль бревенчатой стены. Снег скрипел под ногами, мороз кусал за лицо, руки быстро озябли, холод колол кончики пальцев. Я остановился у крыльца, постучал носком сапога о пенек, отряхивая снег. Поднял голову и окинул звездное небо взглядом, воображая на нем силуэт дракона.

«И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Превратившись в драконов, балкоры надолго лишились бы своих сил и не смогли бы обернуться обратно… сколько? Месяцы, годы… Десятилетиями бы они летали по Фадрагосу и, возможно, забыли бы свою настоящую суть. Может, Аклен и Ил превратились в молодых ящеров; они не так потянули бы силы, все же внутри них органы, а не стихия.

Покачал головой, вспоминая трагичную кончину известной пары. Выходит, Вольный и Вестница…

Мысли вновь коснулись Ани, перехватили дыхание, сдавили грудь. Уже скоро за полночь. Она не вернется. Возможно, утром?

– На рассвете, – с надеждой прошептал.

Сердце застучало в горле. Я сжал кулаки, задышал глубоко, стараясь подавить губящие эмоции, но не справился.

Ворвался в дом, захлопнул дверь. Прижался затылком к холодному дереву, стискивая челюсти, против воли затрясся всем телом. Замерз. Просто замерз.

Сполз по двери на стылый пол, обхватил голову руками, чтобы комната не расплывалась перед глазами так сильно. Не помогло. Закрыл глаза, стало хуже.

«Кейел»…

«Что, Аня?»

Не ответила. И почему пришла в библиотеку в это время? Другого дня не нашла? Только мешается под ногами, наивная девушка из чужого мира. Ей никогда не стать одной из нас.

Тряхнул волосами, заставил себя открыть глаза. Вернуться в реальность. Холодную, пугающую, бессмысленную.

А если не все потеряно? Вдруг вернется?

«Кейел» – она шепнула за спиной, и я мгновенно обернулся. Сквозняк?

Цепляясь рукой за дверь, поднялся. Отодвинул засов, выскочил на улицу и застыл. Пусто… Снег мерцал тускло под лунным светом. Повинуясь желаниям, я сделал несколько шагов к низкой калитке, но на миг остановился. Осудил себя – безвольный… Не сумев сопротивляться чувствам, отравляющим душу, добрел до выхода из двора. Впился пальцами в деревянную калитку, покрытую корочкой льда. Разглядывая колею ведущую к центру обители, до боли в ногтях сжал колючую перекладину. Пусто… Не вернется.

Сам виноват.

В доме потоптался по центру комнаты, задыхаясь от хвои. Разглядывал штаны Ани с чувством, словно что‑то рвется внутри, обрывается и падает в пропасть. Утаскивает и меня за собой. Резко отвернулся в другую сторону, но стало хуже. Повернулся влево, вправо, еще правее, еще… Взгляд цеплялся за ее вещи: за расческу, брошенную на каминной полке, за расправленную кровать, за скомканную рубашку на комоде, за флаконы, выставленные на подоконнике, за сапоги, оставленные у входа… Голова закружилась. В чем она ушла? Что делать с вещами, если не вернется? Сжал пустоту в кулаках и попятился к выходу.

Это страх. Мне страшно.

Схватил куртку со стула, накинул на себя и выбежал на улицу. Вернулся и с безумной надеждой забрал и ее куртку.

* * *

Аня.

Сначала шла, избегая встречаться на улицах с прохожими, петляя закоулками, но вскоре поняла, что так окоченею и вообще никуда не попаду. Ни во временный домик, ни в сокровищницу, ни на Землю. Шаль остыла, платье… что оно было, что его не было. Тонкие сапоги тоже не согревали. Я ускорялась и ускорялась, но, кажется, просто замерзала, поэтому топталась на месте. Мысль о тени, следующей по пятам, засела в голове и не позволяла расслабиться ни на секунду. Если я вестница, то не сбегу от собственной смерти. А если умру в Фадрагосе, может, выживу на Земле?

Сворачивая на очередную улицу, на секунду зажмурилась. По мере отдаления от центра они пустели, и страх усиливался. Воспоминания то и дело всплывали перед глазами. Мы все умираем. Рано или поздно все умрем. Родители Бавиля, сам Бавиль, Аклен и Ил… Они хотели жить, они жили. И я хочу. И Вольные…

Последние хотят жить сильнее всех, но не понимают насколько их желание острее, чем у многих. Они просто не могут понять этого. Но я знала. От Аклена знала. Они только начинают вкушать жизнь, пробуждается их страсть к ней, как уже пора прощаться с чудесами. Любое их открытие чувства напоминало детство. Волшебство Нового года и дней Рождения, предвкушение открытия коробочки с подарком. Так и Вольные. Они идут в неизвестное с затаенным дыханием, словно открывают коробочку, гадая, как это будет в этот раз и на что будет похоже. Аклен боялся отказа Ил. Он точно знал, что она откажет, но все же не смог остановиться перед таинственной коробочкой, пусть и с чернотой внутри.

Кейел… Что чувствует он рядом со мной?

Я остановилась, колотясь от холода. Какая же жалкая вестница ему досталась.

– Духи ведут меня мягкими тропами, – прошептала, разглядывая сапоги, по щиколотку провалившиеся в снег. – Это правда, Вестница?

Согнулась и потянула шнурок.

– Тогда докажи.

Босую ногу встретил колкий снег, обжег ледяным холодом, но вскоре согрел теплом. Я освободила и вторую ногу – все повторилась. Оставив сапоги позади, побрела вперед, выдыхая одновременно облегченно и обреченно. Внезапно стало теплее, и тепло доходило от стоп до тела. Мышцы постепенно расслаблялись, проходила сводящая от напряжения боль в теле, зато появились силы на другие мысли.