Подобные разговоры происходили еще не раз. Во время прогулок, за столом или вместо допросов. Астар то расспрашивал меня о войне Гэльского княжества против Северной республики, то показывал фотографии результатов авианалетов бомбардировщиков, смеялся над тем, как я спасал Ирину Арнельскую.

— Ох, но ведь все же можно было сделать проще! — смеялся Астар.

Часто разговоры сводились к тому, что Ирине не дадут жить.

— Вы ведь прекрасно знаете, что все что её ждет — это или домашний арест, или же брак с этой старой мразью Гэлловером. Вы же понимаете в чем дело? Северная республика аннексировала Гэльская княжество на основании того, что якобы не осталось в живых ни одного наследника престола. А теперь что? Возвращать независимость?

— На это они не пойдут, — согласился я.

— Вот! Значит, Ирину надо убрать. Любым способом. Это совершенно очевидное решение.

— Северная Республика — свободное государство. Пресса…

Астар опять расхохотался.

— Какая еще пресса? Газеты кому принадлежат? Богатым республиканцам! Потеря Гэльской области, это потеря дохода для них! Они все отойдут в сторону и дадут людям сделать то, что нужно. О да, потом то они встанут в позу благородного человека и начнут изобличать гнусные козни, но это потом! И да, будет все как полагается, памятник, слезливая история, книги и экскурсии по памятным местам. Даже после смерти Ирины они продолжат использовать её, чтобы заработать себе еще немного денег. И вот их то, вы и защищаете, Ирвин.

Хотелось бы поспорить с ним, но возразить мне было нечего.

В один вечер мы вдвоем сидели в кабинете Астара, пили вино и ели жареного фазана. Мясо было немного суховато, зато вино было просто отличным на вкус. Уютно трещали дрова в камине, кресло было мягким и удобным.

— Не хотите сигару?

— Не курю, — ответил я.

Астар закурил, откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на потолок.

— Скажите, вы никогда не думали продолжить войну?

— Как вы это себе представляете? Или вы собираетесь отпустить меня на волю и дать возможность вернуться на фронт?

— Это не ваша война, Ирвин. Не ваша. Не знаю, зачем вы на неё явились, наверное, что-то случилось там, в Облачном городе, что-то от чего вы сбежали.

Я невольно посмотрел на лежавший на столе нож. Он был совсем не большой, но и им можно было убить человека.

— Я говорил про ту войну, войну Гэльского княжества и Северной Республики.

— Та война давно закончилась.

— Разве? А не вы ли мне рассказывали, как вам угрожали трибуналом, чтобы надавить на Ирину? Хотя можно и так сказать, война закончилась. Но не хотите ли вы её переиграть? Показать надменным северянам чего стоят гэльцы?

В животе была приятная сытость, а в голове шумело. Мысли текли лениво, вино было не только хорошим на вкус, но еще и достаточно крепким.

— Простой летчик и княгиня — так не бывает, не правда ли? А вот княгиня и национальный герой войны за освобождение? Только подумайте, роскошный зал, официальная коронация княгини, много людей и вы… первый преклоняющий колено перед новой правительницей Гэльского княжества.

— Вот только я всего лишь простой летчик, — я устало зевнул. — А не генерал или герой.

— Вы так думаете, а, между прочим, о вас уже писали во всех газетах. Герой ополчения, Ирвин Тродсон, горец, сражающийся на легендарном самолете «касатка», командир подразделения штурмовиков с одними из самых маленьких потерь на фронте, штурмовик, у которого воздушных побед больше, чем у многих истребителей. Настоящий ас и герой войны.

— Вот именно! — я поднял палец. — Я летчик-штурмовик, командир эскадрильи и воздушный ас. Но не более того.

— Вы скромничаете. Кроме того, кто сказал, что герою нужно лично все решать? У героев всегда могут быть хорошие советники и сподвижники. Они дадут совет, разработают план операции и воплотят его в жизнь. Они будут командовать войсками, вдохновленные героем.

— Какой же он тогда герой, если все будут делать за него?

— Самый настоящий. Только в сказках герои все делают сами… а нет, даже в сказках у героя всегда есть помощники или же волшебные предметы, которые ему дал добрый волшебник.

— И какие же волшебные предметы мне даст добрый волшебник? Зеркальце, клубок и гребень?

— Нет. Многозарядные винтовки, магические кристаллы, патроны, гранаты, артиллерия и самолеты.

— А помощниками мне будут офицеры Темной империи?

— Наша страна называется просто Радек, на ваш язык это переводится как «империя».

— Вы не ответили про помощников.

— Почему же сразу наши офицеры? Вы думаете, мало гэльцев, готовых с оружием в руках отстаивать свободу своей страны? Есть даже рахальцы, которые оказавшись в нашем плену, несколько изменили свои взгляды.

— Какое мягкое название предательства.

— Почему сразу предательство? Если человек понимает, в какую сторону дует ветер — то разве это плохо? Жаль, что у меня нет возможности показать вам Радек, тогда вы бы увидели, что людям у нас живется лучше, чем в любом другом государстве.

— Ну да, ну да.

— Зря ёрничаете, — Астар шутливо погрозил мне пальцем. — Вы не могли не видеть рабочие кварталы Облачного города, трущобы на Вольных островах и окраины городв здесь, в Северной республике. У нас такого нет.

— Я видел трущобы Рахтанифа.

— Эртаниф — это независимое государство, а не часть Радек. Я не буду спорить, политически они под нашим контролем, но мы не указываем им, как жить и не пишем для них законы.

Я пожал плечами, допил вино и встал, собираясь уходить. Сытость и вино нагоняли на меня сонливость, о чем я честно сказал демону и отправился спать в камеру.

Следующие несколько дней меня никто не трогал, потому что Астар куда-то уехал. Я вздохнул с облегчением и… заскучал. Делать в камере было совершенно нечего, а гулять по крепости мне надоело, да и погода не радовала. Дул сильный холодный ветер.

Валясь на кровати, я размышлял над словами Астара. Что греха таить? Отчасти мне хотелось принять его предложение. Все-таки свобода страны, ордена, титулы и слава героя, благодарная Ирина и возможность взять в жены княгиню на дороге не валяются. Да и честно сказать, у меня у самого были похожие мысли. Прославится в армии, наладить связи и поднять восстание против обескровленной тяжелой войной Северной республики. Так я думал раньше…

По большому счету это даже нельзя было бы назвать предательством. Да, я принес присягу Северной республики, вот только это была уже вторая присяга в моей жизни, а кроме того — я не был военным, свято верящим в нерушимость присяги. Для меня это были лишь слова. Долгое время я оставался военным преступником для властей Северной республики. Моих товарищей убивали без суда и следствия, и я это все не забыл и не простил. И лицемерные слова «это были эксцессы и виновные понесли наказание» мне были до задницы. Так что у меня не было ни малейшей причины хранить верность Северной республике.

Вот только теперь на этом славном и замечательном пути меня ждали люди вроде Кайры, Перепёлки и даже этого гада Ивара Кардеша. И ждали они отнюдь не в роли друзей. Но даже не это меня останавливало, совсем не это…

Война. Старая добрая война с сожженными деревнями, горящими от бомб городами, полями заваленными телами убитых и тысячами похоронок… убитые гражданские на обочинах, вдовы и сироты, дети, не знающие ничего кроме смерти, голода и крови. Ради того, чтобы не пустить все это в родные горы и пошел в ополчение и встал под знамена Северной республики. А теперь что? Самому принести все это на родные земли? Самому развязать войну, от которой собирался защищать людей? И ради чего? Эфемерной идеи о национальной независимости? Ради девчонки, которая не хочет выходить замуж за старика? Стоят ли тысячи вдов и сирот одной девчонки?

Нет, если бы Северная республика правила огнем и мечом, разговор был бы совсем другим, но ведь нет же. Наоборот, простым людям под властью республиканцев жилось гораздо легче чем в старые добрые времена Гэльского княжества…