Стук становился сильнее. Внезапно оказалось, что на дворе поздний вечер. Эндор сел на кровати. Он так и не разделся. Снова стук. Было ясно, что это были отнюдь не каблуки Хапшанта.
Он подошел к двери и открыл.
На пороге стоял Либструм.
– Зачем? – спросил он.
– О, и тебе привет! – ответил Эндор.
Либструм оттолкнул его и вошел в квартиру.
– Трона ради, Тит! Зачем? Зачем вы продолжаете это делать?
– Что делать?
– Звонить мне. Оставлять все эти сообщения и…
– Где ты был? – спросил Эндор.
Либструм замер и посмотрел на него:
– Вы опять все забыли, да?
– Что я забыл? Дознаватель, я полагаю, что ты злостно уклонялся от своих обязанностей последние несколько недель. Боюсь, что мне пришлось направить в ордо запрос на выговор и…
– Только не снова. Опять… – вздохнул Либструм.
– Что «опять», дознаватель?
Либструм вытащил розетту:
– Я инквизитор, Тит. Инквизитор.
– С каких это пор?
– Уже четыре года, Вы сами меня выдвинули на Гесперусе. Разве вы не помните?
– Нет, – нахмурился Эндор.
Либструм сел на кровать.
– Трона ради, Тит, прекратите.
– Я не понимаю.
– Что вы здесь делаете? – Либструм печально смотрел на Эндора.
– Выслеживаю Гонрада Малико. Ты же и сам знаешь. Присоединяйся.
– Мы поймали Малико пять лет назад. Он отбывает пожизненное в колонии на Иццакосе. Вы не помните?
Эндор замолчал. Он прошагал к столу и вылил остатки джойлика из бутылки в грязный стакан.
– Нет-нет. Я этого не помню. Совсем.
– Ох, Тит, – протянул Либструм.
– Малико на свободе. Он здесь, и он на свободе. У меня есть зацепки – девушка из Театрикалы и ложа четыреста тридцать пять…
– Хватит! Прекратите немедленно!
– Либструм?
Тот поднялся на ноги и подошел к Эндору.
– Покажите свою розетту, – велел он.
Эндор осушил стакан и вытащил бумажник из кармана.
– Ну вот. Тит, вы это видите? – спросил Либструм, открывая бумажник. – Розетты нет. Вас разжаловали три года назад. Забрали ваш мандат. Вы больше не инквизитор.
– Ну конечно же, я – инквизитор, – ответил Тит Эндор, не обращая внимания на проплешину в бумажнике – в месте, где когда-то была инквизиторская розетта. – Я работаю в рамках Особых Обстоятельств.
Либструм печально покачал головой:
– Тит, я пытался помочь. Трон знает, что пытался. Но не надо больше мне звонить. Перестаньте притворяться.
– Притворяться? Да что ты о себе возомнил?!
Либструм двинулся к двери.
– Это последний раз, когда я к вам прихожу, понимаете? Самый последний раз.
– Нет, я не понимаю. Меня разочаровывает твой тон, дознаватель. Малико все еще где-то здесь.
Перед тем как выйти, Либструм обернулся:
– Нет, Тит. Его здесь правда нет.
Ближе к ночи Эндор вышел в парк. Темные силуэты деревьев и еще более темные скамейки выделялись на фоне мокрого снега. Как же Малико удалось добраться до Либструма? Что он накопал? Тит сел, открыл блокнот и начал писать отчет о криминальных связях Либструма, рекомендуя немедленно отстранить его от работы и задержать. Но из-за холодной и мокрой скамейки его одежда напиталась влагой, отчего голова снова начала болеть. Эндор отправился в ближайшее кафе, где заказал кружку горячего шоколада и рюмку амасека.
Небо стремительно темнело. Из-за снегопада казалось, что бледно-серые небеса опадают вниз белыми хлопьями, оставляя лишь черную подложку.
Тит пришел в клуб для зендова рано, еще до того, как закрылась Театрикала, и тщетно торчал там до позднего вечера в ожидании Миры. Он попытался расспросить других танцовщиц. Они отвечали неохотно, прекрасно понимая, что не стоит давать личную информацию мужчинам, ошивающимся в клубе.
Наконец Эндору удалось договориться с помощником бармена, который за чрезвычайно щедрую мзду пообещал проскользнуть в офис администратора и посмотреть контактные данные девушки в клубных документах.
В час ночи Эндор встретился с ним на заднем дворе клуба и обменял деньги на клочок бумаги.
«Мира Залид, Арбоган, 870».
Сначала он хотел подождать до утра, но решил, что не сможет уснуть, поэтому, купив небольшую бутылку амасека в таверне на улице Орошбили, сел на поезд, идущий к Корсо Сен Хелк, расположенной в северной части города. От станции ему пришлось проделать длинный путь по скалобетоновым тротуарам мимо жилых блоков: Золинген, Зарбос, Арбоган.
Неосвещенные лестницы были завалены мусором. На пятом этаже в одной из квартир разгорелась семейная ссора, к которой присоединились недовольные шумом соседи. Прямо перед тем, как добраться до нужной двери, он осознал, что восемьсот семьдесят – это дважды четыреста тридцать пять.
Тит Эндор остановился в темном коридоре, вслушиваясь в то, как трещит и разваливается чья-то личная жизнь, и задумался, не имеют ли эти цифры какого-либо значения. Они могли быть опасны. На протяжении своей карьеры он не раз сталкивался с подобным. Определенные числа, зачастую – абстрактные математические конструкты, обладали силой. Он несколько раз слышал о том, как когитаторы осквернялись искаженными расчетами, и много лет назад даже помогал разобраться с одним старым дурнем, который возомнил, что нашел Число Погибели. Они с Грегором ничего не обнаружили, но все равно отнеслись к вопросу серьезно. Сейчас Тит уже не мог вспомнить имени этого старого дурака – какой-то покрытый пылью писец, – зато сам случай помнил хорошо. Они с Грегором тогда были дознавателями и только начинали свой путь. Они были друзьями.
Много лет назад, в прошлой жизни.
Мысли его блуждали. Вернувшись к реальности, Эндор моргнул. Интересно, как долго он уже стоит в темном коридоре, напротив двери в восемьсот семидесятую квартиру в Арбогане?
Ссора затихла, на дворе стояла глубокая ночь. Откуда-то доносились слабые звуки старого вокс-кордера – кто-то слушал музыку для зендова.
Тит решил успокоить нервы глотком амасека. Оказалось, что бутылка уже успела опустеть наполовину.
Он постучал.
Никто не ответил. Из соседней квартиры раздался слабый вскрик – кто-то проснулся от ночного кошмара.
Эндор снова постучал.
– Мира Залид?
Дверь, вставленная в железную раму, была сделана из усиленного шемпового дерева, с двойными засовами и трехуровневым замком повышенной безопасности от «Блаум и Ко». Этот весьма недешевый, особенно для столь непримечательного места, замок явно вставили недавно. Тит покопался в карманах брюк и выудил свой мастер-ключ. Тонкий инструмент выскочил из рукояти и проскользнул в замок, слегка пощелкивая в процессе.
Эндор ждал. Спустя какое-то время раздался еще один щелчок, и ключ повернулся. Замок лязгнул вращающимися механизмами, и засовы выскользнули из пазов.
Тит убрал отмычку в карман и осторожно открыл дверь ногой.
– Мира?
В нищенской квартире царили темнота и холод, Окна, выходившие во двор, облицованный шлакоблочными плитами, были распахнуты, и влажный воздух вперемешку со снегом пробивался внутрь, словно дыхание какого-то великана. Занавески отсырели и задубели от мороза. Эндор натянул пару хирургических перчаток и щелкнул выключателем на стене. Под потолком медленно, будто с ленцой, зажегся одинокий светильник. На оставленных на столе тарелках и чашках успела прижиться вьющаяся фиолетовая плесень. На полу лежал перевернутый стул. Развешенные на стенах потускневшие фотографии смеющихся друзей и семейных собраний чередовались с афишами и программками Театрикал из нескольких миров: Гудруна, Юстиса Майорис, Бронтотафа и Лигерии.
В спальне никого не оказалось. Узкая кровать со смятым бельем жалась к стене, а остальное пространство покрывали отметки, сделанные желтым мелом, – стрелки, пересекающиеся и складывающиеся в круги, и цифры. Четверка, тройка, пятерка. Затем – восьмерка, семерка и ноль. Слева – восемьдесят семь. Столбики цифр. Эндор отметил, что восемьдесят семь – это четыреста тридцать пять, деленное на пять.
